Читать книгу современного автора Рина Кент, Софья Васина Испорченный король онлайн бесплатно без регистрации на нашем сайте drestime.ru в формате FB2, TXT, PDF, EPUB.

LAV. Романтика
У меня есть простой план. Окончить Королевскую Элитную Школу и поступить в университет своей мечты.

Но один взгляд короля превращает мой план в дым. Один взгляд, и он лишает меня воздуха.

Один взгляд, и он выносит смертный приговор. Его первые слова превращают мою жизнь в непоправимый хаос.

«Я уничтожу тебя». Все в Эйдене Кинге – черное.

Черный разум. Черное сердце. Черная душа.

Мне следовало молчать и просто терпеть то время, что мне оставалось.

Но я не смогла. Я совершила непоправимую ошибку, потревожив короля на его троне.

Раздразнив Дьявола в его Аду. И теперь я заплачу за это.

Быть ненавидимой Эйденом Кингом опасно. Но быть желанной им – смертельно.

Рина Кент

Испорченный король

Всем бойцам.

Легко сдаться, поддавшись течению, но требуется мужество, чтобы подняться и продолжить бороться.

Rina Kent

DEVIANT KING (Royal Elite # 1)

Печатается с разрешения литературных агентств Brower Literary & Management, Inc., и Andrew Nurnberg.

Copyright © 2019. DEVIANT KING by Rina Kent the moral rights of the author have been asserted

В оформлении макета использованы материалы по лицензии ©shutterstock.com

© Васина Софья, перевод на русский язык

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2024

Примечание автора

Привет, мой дорогой читатель.

Если раньше ты не читал мои книги, то, возможно, ты этого не знаешь, но я пишу мрачные истории, которые могут расстраивать и тревожить. Мои книги и их главные герои не для слабонервных.

«Испорченный король» – это мрачный роман о хулиганах старшей школы, о взрослых, содержащий описание сомнительных ситуаций, которые некоторые читатели могут счесть оскорбительными.

Если вы ищете героя, то Эйден не тот, кто вам нужен. Если вам, однако, не терпится встретиться со злодеем, то, как бы то ни было, добро пожаловать в мир Эйдена Кинга.

Чтобы оставаться верной персонажам, лексика, грамматика и правописание «Испорченного короля» написаны на британском английском.

Эта книга является частью трилогии и не является самостоятельным произведением.

Плейлист

Grip – Bastille & Seeb

Hipnotised – Coldplay

Shiver – Coldplay

Power – Bastille

Avalanche – Cemetery Sun

Destroy Yourself – Dangerkids

Dangerous Night – Thirty Seconds to Mars

Fire – The Faim

Beautiful Drama – The Faim

State of Mind – The Faim

Collide – Normandie

Moth – Normandie

Believe – Normandie

Lethargy – Bastille

Doom Days – Bastille

Good Grief – Bastille

Bury Me Low – 8 Graves

RIP – 8 Graves

A Rush of Blood to the Head – Coldplay

Warning Sign – Coldplay

Swallowed in the Sea – Coldplay

Square One – Coldplay

42 – Coldplay

Глава 1

Говорят, нужно совсем немного времени, чтобы жизнь перевернулась с ног на голову.

Мгновение.

Секунда.

И все кончено.

Я должна была знать. Если бы я знала это тогда, то поступила бы по-другому.

Может быть, я бы пошла другим путем.

Может быть, моя история закончилась бы не так, как она закончилась.

Но что толку в этих «может быть»? Они бессмысленны.

Я поднимаю руку и несколько раз машу своей тете, стоя на старом тротуаре Викторианской эпохи. Она машет мне в ответ из окна своей серебристой «Ауди», сверкая ослепительной улыбкой.

Рыжие волосы тети Блэр никогда не теряли своего огненного естественного цвета, ниспадая идеальными волнами на плечи. У нее тонкие скулы и высокая, стройная фигура модели, по сравнению с которой мое неуклюжее шестнадцатилетнее тело выглядит картошкой.

Я хочу быть такой, как она, когда вырасту. Не только в плане внешности, – я была бы не против рыжих волос, – но и в трудолюбии и индивидуальности. Она партнер своего мужа в их процветающем бизнесе. Их маленькая компания «Куин Инжиниринг» с каждым днем становится в десятки раз больше, и я не могла бы гордиться ими еще сильнее.

– Покажи им, на что ты способна, Элси! – Она несколько раз свистит мне.

– Тетя! – Мое лицо пылает, когда я оглядываюсь по сторонам, высматривая кого-нибудь, кто мог услышать ее фразу. – Эльза. В школе я просто Эльза.

– Но мне нравится Элси. – Она мило надувает губы, как в аниме. Ее телефон звонит знакомой рабочей мелодией. Она хмурится, когда проверяет входящий, прежде чем отклонить его. – С тобой все будет в порядке, милая?

Я киваю.

– Тебе не обязательно было меня везти.

– Я бы ни за что на свете не пропустила первый день моей Элси в этом огромном месте. – Она делает движение рукой вокруг, обводя пространство. – Чертова Королевская Элитная Школа! Ты можешь в это поверить?

– Меня бы здесь не было без тебя и дяди.

– О, прекрати это. Возможно, мы и подергали за несколько ниточек, но если бы у тебя не было хорошей успеваемости, ничего бы не вышло.

И денег. Она забывает упомянуть, что обучение здесь стоит целое состояние и несколько проданных на черном рынке органов. И все ради того, чтобы я оказалась среди элиты.

Тем не менее тяжесть, давившая мне на грудь, немного ослабевает от ее заразительного энтузиазма.

– Командная работа, значит.

– Командная работа! – Она открывает дверцу своей машины и выбегает наружу, чтобы заключить меня в объятия мамы-медведицы.

Я пытаюсь игнорировать то, насколько странным, должно быть, это считают мои будущие одноклассники, и обнимаю тетю. Запах лосьона с ароматом какао и духов «Нина Риччи» окутывают меня безопасным коконом.

Когда она отстраняется, ее кобальтово-голубые глаза блестят от непролитых слез.

– Тетя?..

– Я просто так горжусь тобой, милая. Посмотри на себя, ты такая взрослая и так похожа на… – Она замолкает и вытирает влагу под глазом тыльной стороной указательного пальца.

Ей не обязательно произносить это вслух, чтобы я уловила смысл.

Я так похожа на свою маму. В то время как тетя пошла в рыжеволосого дедушку, мама пошла в светловолосую бабушку.

По крайней мере, так мне говорили.

Боль, которая никогда не утихала, всплывает, как демон из темной, мутной воды.

Время все лечит— большая жирная ложь.

Спустя столько лет я все еще чувствую ее. Потерю.

Это все еще ноет.

Это все еще причиняет боль.

Это все еще вызывает пугающие кошмары.

– Боже, я веду себя так сентиментально! – Тетя Блэр еще раз быстро обнимает меня. – Не забывай про свои лекарства, и никакой вредной пищи. Задай им жару, милая.

Я жду, пока она сядет в машину и что-то крикнет расслабившемуся водителю. У тети нет тормозов, когда дело доходит до ее драгоценного времени. Вот почему я чувствовала себя виноватой, когда она настояла на том, чтобы отвезти меня.

Как только ее машина исчезает вдали, я борюсь с желанием позвонить ей и сказать, чтобы она возвращалась.

Теперь я действительно предоставлена сама себе.

Независимо от того, сколько мне лет, чувство абсолютной растерянности – не то, что я когда-либо смогу забыть.

Я смотрю на массивное здание передо мной.

Старая архитектура создает жутковатое ощущение. Десять высоких башен украшают периметр главного здания. Трехэтажная школа расположена на большом участке земли, окруженном огромным садом, который больше подходит для дворца, чем для учебного заведения.

Королевская Элитная Школа – это, по сути, ее название.

Расположенная на окраине Лондона, она была основана королем Генрихом IV в начале четырнадцатого века для получения образования учеными, которые позже служили при его дворе. После его смерти каждый последующий король использовал школу для воспитания своих лучших под данных.

Позже школа стала принадлежать аристократическим семьям и влиятельным фигурам. Здесь всегда были самые суровые и закрытые условия поступления. По сей день Королевская Элитная Школа, или КЭШ, принимает только один процент интеллигентной и неприлично богатой элиты. Здешние дети наследуют высокий IQ наряду с огромными банковскими счетами своих родителей.

Большинство премьер-министров, членов парламента и бизнес-магнатов окончили эту школу.

Привилегированное образование может дать мне уверенный толчок к поступлению в Кембридж. Тетя Блэр и дядя Джексон учились там, а они мои образцы для подражания во всем.

Моя мечта принадлежит им. Командная работа.

Это мой шанс отмыться ото всех слухов в моей старой школе и начать все заново.

Новая страница.

Новая глава.

Пустая книга.

Я смотрю вниз на свою униформу, которую тетя выгладила до совершенства, и очаровательные черные балетки – подарок дяди Джексона. Синяя юбка обтягивает мою талию и расширяется чуть выше колен, где чулки до бедер подчеркивают мои длинные ноги.

Моя белая рубашка на пуговицах заправлена в юбку с высокой талией. Темно-синяя лента обвивается вокруг моей шеи как изящный галстук. Я также ношу форменную школьную куртку, на которой выгравирован золотой символ школы: щит, лев и корона.

Мои белокурые волосы, собранные в пушистый хвост, спадают мне на спину. Я превзошла саму себя, нанеся немного макияжа: тушь подкручивает мои ресницы и подчеркивает детские голубые глаза. Я даже воспользовалась тетиными духами «Нина Риччи».

Сегодня день, который определит мою жизнь на ближайшие три года. Черт возьми, он определит мою дальнейшую жизнь, если – когда — я поступлю в Кембридж, так что мне нужно все сделать правильно.

Проходя через огромную каменную арку школы, я пытаюсь подражать уверенности других учеников. Это тяжело, когда я уже сейчас чувствую себя аутсайдером. Здешние студенты носят свою безупречную форму так, будто она сшита из пропитанной золотом ткани. От их болтовни и каждого размеренного шага веет аурой высокопоставленного, влиятельного и немного чванливого человека.

Девяносто процентов учащихся Королевской Элитной Школы посещали Королевскую Элитную Среднюю Школу. Они болтают друг с другом как старые друзья, воссоединяясь после летних каникул, в то время как я выделяюсь белой вороной.

Снова.

Колкий зуд зарождается у меня под кожей и распространяется по рукам. Мое дыхание становится глубже, а шаги – энергичнее, когда воспоминания возвращаются.

Бедняжка.

Ты знаешь, что случилось с ее родителями?

Слышал, что она что-то вроде благотворительного проекта для оставшейся родни.

Я отмахиваюсь от этих голосов и пробиваюсь сквозь них. На этот раз я полна решимости слиться с толпой. Никто здесь не знает о моем прошлом, и если они не станут искать целенаправленно, то никогда не узнают.

Эльза Куин – новый человек.

У входа я замечаю студентку, которая избегает толпы, пробираясь по боковой дорожке, ведущей к огромным двойным дверям. Я обращаю на нее внимание, потому что тоже размышляла о подобном пути.

И хотя я бы с удовольствием вписалась в толпу, этот живой муравейник вызывает у меня знакомый зуд под кожей.

У студентки-одиночки юбка больше. Старшеклассница полновата, но у нее самые мягкие и симпатичные черты лица, которые я когда-либо видела у девушки моего возраста. Со своими огромными округлыми глазами, пухлыми губами и заплетенными в косу длинными каштановыми волосами она выглядит почти как ребенок.

И она первая в этой школе, кто не вызывает у меня ощущения «неприкасаемости».

Я догоняю ее и подстраиваюсь под быстрый темп ходьбы.

– Доброе утро.

Ее голова поворачивается в мою сторону, но уже спустя секунду она вновь смотрит себе под ноги и крепче сжимает ремешок сумки.

– Извини. – Я одариваю ее своей самой приветливой улыбкой. – Я не хотела тебя напугать.

Возможно, она тоже одна из новеньких здесь и чувствует себя растерянно.

– Ты не должна говорить со мной, – шепчет она себе под нос. Даже голос у нее милый.

– Почему?

Она впервые смотрит на меня такими зелеными глазами, что они почти сверкают, подобно тропическому морю.

– Вау. У тебя красивые глаза.

– С-спасибо. – Ее губы изгибаются в неуверенной улыбке, как будто это не то, что она хотела сделать. Говоря, она пинает воображаемые камни. – Ты слишком хорошенькая, тебе не следует разговаривать со школьным изгоем.

– Изгоем? – недоверчиво повторяю я. – Нет такого понятия, как изгой. Если я захочу поговорить с тобой, я это сделаю.

Она прикусывает нижнюю губу, и, клянусь, у меня руки чешутся ущипнуть ее за очаровательные щечки.

– Ты тоже здесь новенькая? – спрашиваю я.

Она качает головой.

– Я училась в КЭМШ.

– КЭМШ?

– Королевская Элитная Младшая Школа.

– Оу.

Учитывая, что она не была в толпе людей, я предположила, что она новенькая. Возможно, ее друзья еще не приехали.

– Хочешь, я покажу тебе окрестности? – спрашивает она неуверенным, тихим голосом.

Я приезжала на экскурсию летом с тетей и дядей, но не откажусь от шанса сблизиться со своим первым потенциальным другом.

– Конечно. – Я переплетаю свою руку с ее. – Как тебя зовут?

– Кимберли. А тебя?

– Эльза – и в свою защиту скажу, что я родилась задолго до выхода диснеевского фильма.

Она издает легкий смешок.

– Твои родители, должно быть, обладают экстрасенсорными способностями.

– Тетя сказала, что мама назвала меня в честь шведской медсестры, которая спасла много людей в обеих мировых войнах и получила прозвище Ангел Сибири. Знаешь, Сибирь, Эльза, а затем и Холодное сердце, ледяная принцесса? Так что, возможно, у мамы действительно были экстрасенсорные способности. Довольно неубедительно. Я знаю.

– Нет. Это так круто!

Ее застенчивость медленно проходит, пока мы идем вместе. Теперь, когда у меня есть кто-то знакомый, я не чувствую себя такой одинокой и подавленной.

Моя улыбка становится шире, когда Кимберли показывает мне элегантные, огромные классы. Раздевалки. Бассейн – который я избегаю. Кабинет директора, про который она шутит, что посещают его только по-шекспировски трагичным причинам.

Мои три года в КЭШ будут замечательными. Я почти чувствую это.

Как только мы достигаем огромного ярко-зеленого футбольного поля, меня охватывает головокружение другого рода. Не только потому, что я страшная фанатка Премьер-лиги и ярая фанатка «Арсенала», как и дядя, но и из-за длинной дорожки, окружающей поле.

В этой школе определенно оборудование лучше, чем в моей предыдущей, и я могу продолжать бегать как обычно. Надеюсь, мое больное сердце больше не будет капризничать.

Толпа студентов собирается возле электропроводки, которая окружает поле. Нетерпеливый шепот и возбужденные взгляды витают в воздухе, и на вкус это чувствуется как Рождество или первое посещение парка развлечений. Кажется, всех естественным образом тянет в это место, и они продолжают множиться с каждой секундой.

– Элита.

– Они здесь.

– Я говорю, что это чемпионский год.

– Это точно.

– Ты видела, что этот мелкий засранец вытворял? Он стал еще более незаконным. Я бы его так…

– Заткнись. Он не знает о твоем существовании.

Пока все радостно болтают, Кимберли стоит у стены, ведущей к выходу. Ее легкая, хотя и робкая улыбка увядает, а светлая кожа еще больше белеет.

Я присоединяюсь к ней и прослеживаю за ее взглядом.

На поле игроки футбольной команды передают мяч друг другу головами или плечами. Они не играют и даже не в футболках команды. Школьная форма для девочек красивая, но для мальчиков – просто великолепная, особенно если у этих самых мальчиков подтянутые тела.

Они носят темно-синие брюки, белые рубашки и приталенные пиджаки, как у женской униформы. Разница лишь в том, что у парней в комплекте красные галстуки с символикой школы.

Внимание толпы переключается на четырех парней, стоящих в стороне, наполовину играющих с командой, наполовину болтающих друг с другом.

Не нужно быть гением, чтобы понять, что они в своей собственной лиге.

Взгляд Кимберли остается прикованным к самому высокому парню, который подбрасывает мяч в воздух и смеется как начинающая молодая кинозвезда. У него классическая красота золотого мальчика – прилизанные светлые волосы, острый подбородок, загорелая кожа и ослепительная улыбка, сверкающая даже с такого расстояния.

Однако на лице Кимберли нет выражения восхищения или волнения, как у всех присутствующих. Оно больше похоже на… страх?

– Кто они такие? – спрашиваю я, когда любопытство берет надо мной верх.

– Они – элита из элиты. – Ее голос дрожит, серьезно, он действительно дрожит. – Если ты хочешь иметь мирную жизнь в КЭШ, ты должна быть на их стороне.

– Это нелепо. – Дети не могут владеть школой. – Кто этот золотой мальчик?

– Ксандер Найт, и он само определение слова «проблема», – выпаливает она быстро, как будто ее задница горит. – Ты мне нравишься, Эльза, и я действительно это и имею в виду, когда говорю: держись подальше.

В любом случае этот тип меня не интересует. Я бросаю на него последний взгляд, чтобы еще раз все обдумать.

Волосы у меня на затылке встают дыбом, как иголки, когда я встречаюсь с самыми дымчатыми, самыми леденящими душу глазами, которые когда-либо видела.

Я не заметила его раньше, потому что он был наполовину скрыт Ксандером и его мячом. Он почти такого же роста, как Ксандер, но с более развитыми плечами. В его униформе отсутствует галстук, а сам он выглядит невероятно красивым. Чернильно-черные волосы длинные и гладкие сверху, а по бокам зачесаны назад в своеобразном подобии андерката. Его нос аристократически прямой с неглубокой переносицей, хотя и кажется немного неровным при определенном ракурсе, будто раньше его ломали. Это маленькое несовершенство добавляет ему еще большей таинственности.

Что-то шевелится у меня в груди. Я не знаю, что это, но оно просто чувствуется где-то внутри.

Как будто заключенный прятался в уголках моей груди и теперь решил, что хочет быть освобожденным.

Я не могу оторвать от него взгляд, хоть и понимаю, что мне не стоит так открыто пялиться на него.

Он молча смотрит на меня со странным маниакальным интересом, слегка наклонив голову, будто видит старого друга.

Или врага.

– Черт! Черт! – Кимберли хватает меня за куртку и тянет в направлении выхода.

– Что?.. – Я недоверчива и немного растеряна из-за разрыва зрительного контакта с этим парнем.

– Просто иди, Эльза, – шипит она, когда ее быстрые шаги стучат по тротуару.

– Почему ты уводишь меня?

– Король, – бормочет она себе под нос. – Чертов Эйден Кинг.

– И… кто это?

– Он тот, кто делает все, чтобы соответствовать своей фамилии[1 — Фамилия главного героя King, что переводится как «король». Это игра слов, использованная автором.]. Наследник «Кинг Энтерпрайзес» и этой чертовой школы. Его отец и родители остальных владеют этим местом, и, поверь мне, ты не хочешь иметь с ними дел.

– Хорошо.

Я ни хрена с ним не хочу. Он слишком привлекателен для этого. Я не могу понять, что на меня нашло, когда я встретилась с ним взглядом.

Парни меня не интересуют. Я слишком занудна для этого, и учеба всегда была для меня выше любой любовной драмы.

Это не изменится.

Особенно с учетом того, что теперь моя мечта о Кембридже находится в пределах досягаемости.

Тогда почему мне не терпится еще раз взглянуть в эти металлические глаза?

– О черт! – Кимберли снова чертыхается. – Они идут сюда.

Я оглядываюсь через плечо и… конечно же, Эйден и Ксандер направляются к нам, а остальная футбольная команда следует за ними, как банда в фильме о мафии. Весь смех затихает, даже болтовня случайных прохожих резко прекращается, и в воздухе воцаряется гробовая тишина.

Толпа расступается перед ними, как красное море расступилось перед Моисеем.

– Беги! – шепотом кричит Кимберли, ее ногти впиваются в мое запястье до тех пор, пока я не чувствую, что выступает кровь.

– С чего бы мне убегать?

Из-за моей борьбы с Кимберли они добираются до нас в мгновение ока и блокируют наш эпически неудачный побег к выходу.

Вблизи ресницы Эйдена густые и такие же чернильные, как и его волосы. Маленькая красивая родинка сидит в уголке его глубокого дымчатого глаза.

Он смотрит на меня сверху-вниз холодным, затуманенным взглядом, который соответствует цвету его глаз.

Называйте это инстинктом, но что-то подсказывает мне, что я должна его бояться.

Как заключенный, что-то цепляется за уголки моей груди, крича мне бежать и никогда не оглядываться назад.

Это нелепо. Я не знаю Эйдена, почему я должна убегать?

– Это же Берли? – спрашивает Ксандер Кимберли бесстрастным тоном, прежде чем его губы кривятся в жестокой ухмылке. – В этом году ты выглядишь еще зануднее.

Все вокруг нас разражаются смехом, бросая в ее сторону оскорбительные замечания. Мои щеки краснеют, но это не из-за смущения.

Кровь закипает от желания разбить образ золотого мальчика Ксандера о землю.

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но меня прерывают, когда Ким опускает голову. Ее губы дрожат, и она пробегает мимо Ксандера к выходу.

Он следует за ней с ухмылкой на губах.

Я должна была предвидеть, что произойдет в следующую секунду.

Должна была.

Сильная рука обхватывает мое горло и прижимает к стене. Моя спина ударяется о кирпич, и боль пронзает позвоночник, стягивая спазмом низ живота.

Я всегда считала себя храброй, но ничто, абсолютно ничто не могло подготовить меня к этому внезапному агрессивному нападению со стороны совершенно незнакомого человека.

Серые глаза, которые я считала прекрасными несколько секунд назад, впиваются в мою душу с намерением убийцы, не иначе. Тень на его лице пугает меня больше, чем хватка на моем горле.

Другой рукой он сжимает мою челюсть, и мои губы дрожат при мысли, что он свернет мне шею.

– Ч-что ты делаешь?!

Он наклоняется вперед, так что его рот оказывается в нескольких дюймах от моего, и рычит:

– Я уничтожу тебя.

Эти слова решают мою судьбу.

Глава 2

Два года спустя

Выпускной год. Последний год перед Кембриджем.

Могу я пропустить все это и все равно оказаться в Кембридже?

Согласно системе обязательных оценок, это невозможно.

«Мини Купер» так резко сворачивает на школьной парковке, что шины протестующе визжат.

Я ахаю.

– Ким!

Она ухмыляется мне, как будто это не она чуть не врезалась в столб.

– Что? Сильвер едва не заняла это место, а я больше не позволю этой сучке переходить мне дорогу.

Мои губы растягиваются в улыбке. Я так горжусь тем, как далеко продвинулась Ким за это лето. Она отправилась в путешествие за саморазвитием и вернулась уверенной в себе, улыбчивой девушкой.

Если бы только я могла избавиться от своего внутреннего хаоса так же успешно, как она!

Она смотрит на свое лицо в зеркале заднего вида.

– Как я выгляжу?

Хотите еще кое-что о поездке Ким? Она похудела более чем на двадцать фунтов и вернулась с потрясающим модельным телом. Даже ее лицо похудело, придав скулам соблазнительный вид. Хотя я действительно скучаю по ее пухлым щечкам. Мятно-зеленые блики в волосах делают ее похожей на фею. Она носит короткую юбку, слишком короткую. Иногда мне кажется, что даже слабый порыв ветра может открыть окружающим вид на ее нижнее белье.

Я отстегиваю ремень безопасности.

– Ты всегда была хорошенькой, Ким.

– Только для тебя, Элли, – она закатывает глаза. – И моего отца, но вы, ребята, не в счет.

– Эй, – я хмурюсь. – Грубо.

Она высовывает язык. Решимость искрится в ее темно-зеленых глазах.

– Сегодня я покажу всем этим сосункам, из чего я сделана. Я буду ходить с высоко поднятой головой, как ты.

Я не могу сдержать неловкой улыбки. Ким думает, что я смелая, но она не знает всей правды.

Сильвер стучит в окно Ким, ее ноздри раздуваются.

– Ты жирная сука!

Двое ее карманных болонок следуют за ней, как будто она их мама-утка. Они пыхтят и обмахиваются, но я сомневаюсь, что это как-то связано с погодой.

Сильвер Куинс – это клише дрянной девчонки во всех смыслах. Блондинка. Высокая. Стройная. Ее мать – член парламента. Ее отец – министр. Она также принадлежит к числу лучших учениц школы. Иначе говоря, всегда в первой десятке.

У нее есть все, и она следит за тем, чтобы каждый в Королевской Элитной Школе знал об этом.

Ким опускает стекло, улыбается Сильвер и показывает средний палец.

– Пошла ты, сука.

Челюсти Сильвер и ее подруг отвисают так сильно и так быстро, что они теряют дар речи.

Я тоже теряю.

Моя лучшая подруга не ругается и уж точно не выводит людей из себя – или хулиганов, если быть точнее.

Ким изменилась не только внешне. Не-а. Миру определенно нужна эта волшебная поездка, в которой была Ким.

– Пойдем, Элли. – Ким открывает свою дверь, отталкивая ошарашенных дрянных девчонок назад.

Я беру свой рюкзак и тоже выхожу. Я высоко держу голову и смотрю на Сильвер сверху вниз.

– На что пялишься, Отмороженная? – рычит Сильвер.

Конечно.

Любимое прозвище в КЭШ. Переиначенная, отвратительная пародия на «Холодное сердце»[2 — Оригинальное название диснеевского мультфильма «Frozen», где одной из главных героинь является принцесса Эльза, дословно переводится как «Замерзшая». В русской адаптации фильм получил название «Холодное сердце».].

Но это не из-за диснеевского фильма. Нет.

С самого первого дня, как я вошла на территорию КЭШ, меня заклеймили изгоем.

Ким и я были главными героями всех шуток про толстяков и задротов. Пока Ким – прежняя Ким – пряталась в саду за школой, ожидая, когда все разойдутся по классам, я ходила по коридору с высоко поднятой головой.

Тетя и дядя воспитывали меня не для того, чтобы меня принижали. Я держалась особняком, но никогда не позволяла им задевать мое достоинство.

Очевидно, у меня лицо холодной сучки. Отсюда и прозвище.

– О, прости. – Я сохраняю нейтральное выражение лица, когда встречаюсь со злобным взглядом Сильвер. – Ты недостаточно важна для меня, чтобы пялиться.

Я беру Ким под руку и вхожу в огромные двери школы. Десять башен выглядят жутковато, будто они прямиком из фильма ужасов, а не часть престижной старой архитектуры.

Но, опять же, именно так я и относилась к КЭШ с того первого дня.

Мои руки становятся липкими, а тело напрягается, как будто я готовлюсь вступить в бой.

Ким улыбается, но улыбка выглядит натянутой, а ее горло тревожно подергивается.

– У нас все получится, – говорю я больше себе, чем ей.

Еще один год в этом аду.

Еще один год до Кембриджа.

Голова Ким пружинит вверх-вниз, отчего пряди мятного цвета подпрыгивают.

– Если мы умрем, – шучу я, – я хочу, чтобы это было по-шекспировски. Настоящая трагедия.

Она смеется, но звук получается хриплый.

– От любви к тебе!

Мы разражаемся приступом смеха, направляясь вперед по огромному главному коридору. Золотой герб школы, Щит-Лев-Корона, украшает вестибюль и доску объявлений.

В тот момент, когда мы пересекаем входную зону и вступаем в коридоры, заполненные другими студентами, начинается настоящий кошмар.

– Хей, Отмороженная! Это ты заморозила пляжи этим летом?

– Где твоя толстая подруга?

– Она набивает свой беременный живот углеводами?

Ким крепче сжимает мою руку. Я не могу поверить, что они даже не узнают ее.

По правде говоря, мне самой пришлось дважды взглянуть на нее после летнего лагеря, чтобы убедиться, что это была она.

– Ты все еще глотаешь члены, учительская шлюха?

Я прикусываю нижнюю губу, борясь с накатывающей волной гнева. Конкретно этот слух вызывает у меня желание кого-нибудь ударить.

Два года назад, после того как весь класс ушел, я уронила ручку на уроке биологии. Когда я опустилась на колени, чтобы поднять ее, мои волосы зацепились за ножку стола – клише, я знаю. Мистер Сильвестр, учитель биологии, помог мне, распутав мои волосы.

Очевидно, один из здешних придурков увидел этот момент и распустил слух, что я делала минет нашему учителю биологии, прежде чем он трахнул меня в классе. Прямо перед экзаменом, по которому у меня был отличный балл.

С тех пор на меня повесили ярлык учительской шлюхи.

Всякий раз, когда я получаю отличную оценку, это означает, что я переспала с учителем.

Но, конечно, никто не говорит о том, как Леви Кинг, старший из двух Кингов, переспал с учительницей. Серьезно. Они были пойманы с поличным самим директором школы.

Нет. Ему все сходит с рук. Учительницу вышвырнули из системы образования, и ей, по сути, пришлось бежать из страны.

О, и его опекун, могущественный Джонатан Кинг, генеральный директор «Кинг Энтерпрайзес», получил официальные извинения от КЭШ.

Леви Кинг выбрался из этого невредимым. На самом деле он стал более популярным, его больше любили, им больше восхищались.

Почему? Потому что его фамилия Кинг.

А Кинги обладают большей властью, чем настоящая королева этой страны.

Леви Кинга боготворили за то, что он трахнул учительницу.

Меня называют учительской шлюхой из-за необоснованных слухов.

Хватка Ким становится смертельной, даже несмотря на то, что она сохраняет мужественный вид.

Я привыкла к этому мусору и обзывательствам в коридорах. Ким – нет. Я хочу защитить ее от всех этих ублюдков.

Сначала защити себя, Эльза.

Мы с Ким пытаемся игнорировать их, обсуждая мои соревнования по бегу в эти выходные или начало сезона Премьер-лиги.

Мы делаем глубокий вдох, когда наконец заходим в наш класс.

По крайней мере, придурки держатся на расстоянии, когда рядом учителя. Но знаете, чем опасны хулиганы? Они работают незаметно для взрослых.

КЭШ – престижная, шикарная школа, поэтому учащимся необходимо поддерживать определенный имидж.

Богатые страшнее любого обычного преступника.

У них есть деньги и влияние, которые позволяют им крутить что угодно вокруг своей оси. На них никогда не повесят ярлык преступников. Нет. Их называют элитой.

Ким резко останавливается в двух шагах от класса, и я натыкаюсь на ее напряженную спину.

Ее дыхание становится слышимым.

Мое собственное дыхание учащается, и волосы на затылке встают дыбом.

С самого первого дня здесь я нахожусь в осознанном напряжении, которое, черт возьми, не оставляет меня в покое.

Каждая клеточка моего существа настроена на неизбежную конфронтацию.

Я делаю несколько глубоких вдохов и начинаю привычную мантру.

Меня любят. Тетя, дядя и Ким любят меня. Я не сломаюсь. Не сегодня.

Мне нужно напомнить себе об этом, чтобы оставаться сильной и не позволить ему добраться до меня.

Вот до чего меня довел Дьявол.

Мой взгляд наконец устремляется вперед, следуя за Ким.

Ксандер Найт. Коул Нэш. Ронан Астор. Эйден Кинг.

Четыре всадника Королевской Элитной Школы. Они заслужили этот титул за свою впечатляющую командную игру в футбольной команде.

Я называю их четырьмя засранцами.

И все они здесь, в нашем классе.

Неудивительно, что Ким застыла. Мы почти избежали их гнева, не попав в один класс.

Это будто дышишь одним и тем же воздухом круглый год. И не просто какой-то год, а выпускной.

Может быть, мне нужно поговорить с тетей и дядей о моих планах на Кембридж?

Все четверо смеются и шутят. Ксандер бросает мяч Ронану, и тот ловит его с шумным «ох».

Коул, новый капитан футбольной команды с тех пор, как Леви Кинг окончил школу в прошлом году, держит в руке книгу и тихо смеется над двумя друзьями.

Мой взгляд останавливается на главном Дьяволе.

Правитель Ада.

Черный король.

Можно было подумать, что лето каким-то образом сотрет его из моего сознания и ночных кошмаров.

Этого не произошло.

Эйден – единственный, кто сидит. Его ноги вытянуты перед ним, скрещенные в лодыжках. Его пальцы переплетены на животе, что делает его во всем похожим на короля, как и предполагает его фамилия.

Правитель на своем троне.

Дьявол в своем Аду.

За лето – в которое я, к счастью, его не видела, – он набрался сил – без сомнения, из-за футбольного лагеря. Его форменный пиджак натягивается на четко очерченных плечах. Темно-синие брюки плотно облегают мускулистые бедра, и даже ноги стали выше. Я уверена, что тренер будет горд своим звездным игроком-дрочилой.

Его темные волосы не то взъерошены, не то прилизаны. В тусклом свете классной комнаты темно-серые глаза кажутся черными. Все в нем такое.

Черный разум.

Черное сердце.

Черная душа.

Мне следовало послушаться Ким в тот день, когда она сказала, что эти маленькие ублюдки владеют школой. Их родители являются крупнейшими акционерами. Все в КЭШ, включая некоторых учителей, падают перед ними на колени.

Все они – сыновья министров или лордов.

Все, кроме Эйдена.

Его отец владеет этими министрами и остальными политиками Великобритании.

Джонатан Кинг возглавляет самый успешный конгломерат не только в этой стране, но и во всем мире. Если он спонсирует какого-то политика, он обязательно победит.

Если он кого-то подведет, они наверняка исчезнут и никогда не вернутся.

Это единственная причина, по которой я не сообщила об издевательствах и не рассказала обо всем тете и дяде.

«Куин Инжиниринг» – мелкая рыбешка, и их контракт с дочерней компанией «Кинг Энтерпрайзес» – причина их процветания. Потеря компании опустошит их.

Если у меня возникнут какие-то проблемы с Эйденом, я понятия не имею, что сделает Дьявол. В конце концов, он наследник королевства своего отца.

Тетя и дядя спасли меня десять лет назад, и я скорее умру, чем причиню им какой-либо вред.

Ронан замечает нас первым. Он типичный подросток с растрепанными каштановыми волосами и такими же глазами. Все, о чем он заботится, – это вечеринки и секс на каждой ровной поверхности школы. Ким и я, наверное, единственные подвижные существа в юбках, которых он не трахал.

Наверное, поэтому он многозначительно облизывает губы, оглядывая нас с ног до головы. Затем резко останавливается и толкает Ксандера локтем.

Последний делает паузу, бросая мяч Коулу, и замирает. Буквально. Его беззаботная улыбка исчезает, ямочки на щеках пропадают, а его поведение меняется.

Новая внешность Ким потрясает его.

До красноты на сжатых челюстях.

Глаза Эйдена устремлены на меня. Мне даже не нужно видеть его взгляд – убийственная энергия витает в воздухе, оседая на моей коже мурашками.

Ксандер смотрит на Ким с презрением.

– Что ты наделала, Берли?

Рука Ким начинает дрожать. Он превратил ее жизнь в сущий ад, как Эйден превратил мою. Единственная разница в том, что издевательства над ней продолжаются со времен предыдущей школы. Она не говорит об этом, но, учитывая, что она знала этих засранцев всю жизнь, я уверена, что это продолжается еще дольше.

– Не обращай на него внимания. – Я наклоняюсь так, чтобы только она могла меня слышать. – Они получают удовольствие от реакции. Не показывай им это.

– Ты думаешь, что теперь ты красивая? – Он шагает вперед с едва скрываемой угрозой.

Ким прижимается ко мне, прикусывая нижнюю губу. Даже с учетом ее смелости и решимости я не могу по-настоящему винить ее.

Ксандер – устрашающий засранец как из-за своего дурацкого футбольного телосложения, так и из-за своего влияния как сына министра.

Кроме того, он унижает ее перед классом, полном детей, которые всегда ее ненавидели.

– Однажды став никем, ты всегда будешь никем, Кимберли, – он рычит ее имя как самое грязное ругательство.

Ее нижняя губа дрожит, и это означает, что она вот-вот заплачет. Этот засранец всегда заставляет ее плакать.

– Ксандер, п-пожалуйста, – шепчет она.

Он хлопает ладонью по стене, и Ким вздрагивает.

– Не произноси мое гребаное имя.

– Хватит! – Я смеряю его жестким взглядом.

– Не лезь в это, Холодное Сердце. – Он обращается ко мне, но все его внимание приковано к Ким и ее склоненной голове.

Я собираюсь увести ее, когда Сильвер врывается в класс, неся кофейную чашку. Ее подруги следуют за ней, взмахивая волосами и демонстрируя свое появление.

Отлично.

Сильвер бьет меня по плечу и опрокидывает свою чашку кофе на Ким.

Я ахаю, когда белая рубашка, жакет и даже юбка Ким пропитываются кофе с карамелью.

Ким закрывает глаза, и слеза скатывается по ее щеке.

Остальной класс хихикает.

– Какого черта ты делаешь, Сильвер? – Я собираюсь броситься на нее, но Ким впивается ногтями в мою руку, останавливая на полпути.

– Упс. – Сильвер держит пустую чашку. – Иди переоденься, Кимберли. И сбрось свою шлюшью юбку. Она не подходит к твоим толстым бедрам.

Ее приспешницы хихикают, и все в классе следуют их примеру.

Все, кроме меня и четырех всадников.

Мой взгляд падает на Эйдена. Он крутит мяч на пальце, но не наблюдает за происходящим.

Он наблюдает за мной.

Несмотря на мое решение не зацикливаться на его играх, я встречаю его взгляд своим.

На мгновение мне кажется, что в классе только мы двое.

Он окружен своими демонами-убийцами, в то время как я закипаю от того, что делают его друзья.

С того первого раза, когда он перед всей школой объявил, что уничтожит меня, я стала изгоем.

Ему даже не нужно ничего делать. Он просто сидит как король на своем троне и наблюдает за тем, что делают его верноподданные.

Издевательства и слухи о том, что я спала с профессорами из-за своих оценок, никогда не беспокоили меня, потому что я знаю, кто я такая.

Кем меня вырастили тетя и дядя.

Каждый день – битва в этой масштабной войне, которую начал Эйден.

Иногда я становлюсь слабой и прячусь в библиотеке или плачу в одиночестве в ванной.

Однако я никогда не показываю слабости перед ним.

Не тогда, когда я почти уверена, что ему это нравится.

Обычно он сидит там, расслабленный, и пристально наблюдает, как его приспешники превращают мою жизнь в ад.

Только в выражении его лица нет ничего расслабленного. Клянусь, если бы демоны могли излиться из чьих-то глаз, они бы выбрали его.

Когда он играет в футбол или во время уроков, Эйден во всех отношениях золотой мальчик.

Отличные оценки.

Лучший нападающий элиты.

Заразительная улыбка.

Но со мной?

Эйден Кинг – настоящий темный ублюдок.

Он бросает на меня убийственные взгляды, как будто само мое существование оскорбляет его. Как будто я причина бесконечных войн и голода в мире.

Этот засранец разрушил мой новый старт в этой школе.

Мою мечту.

Мою новую страницу.

Я ненавижу его.

Ким отпускает меня и выбегает из класса. Ксандер идет за ней широкими шагами.

Я пытаюсь последовать за ними, но Сильвер преграждает мне путь с искусственной улыбкой.

– Ей не нужна горничная, Отмороженная.

– Убирайся с моего пути, – выдавливаю я. Когда она не двигается, я толкаю ее и бросаю через плечо, ни к кому конкретно не обращаясь: – О, и если вам приходится унижать кого-то, чтобы чувствовать себя хорошо, тогда мне вас жаль.

Я не дожидаюсь ответа, когда бегу по коридору.

Я направляюсь в сад за школой, где Ким обычно прячется – или обретает покой, как она это называет.

После минуты бега на полной скорости учащенное сердцебиение переходит в нерегулярный ритм.

Я останавливаюсь на углу третьей башни, чтобы перевести дыхание. Моя ладонь сжимает сердце, а на лбу выступает пот.

Вдох. Выдох.

Вдохнуть. Выдохнуть.

Мои ногти впиваются в грудь над эмблемой школы, когда я выхожу из здания и направляюсь в сад.

С каждым шагом, который я делаю по скошенной траве, тяжесть сдавливает мои легкие. Мое дыхание тоже становится неровным.

Осколок паники поселяется глубоко внутри. Мои руки покалывает, и знакомое желание вытереть их начисто овладевает моими чувствами.

Я не могу отделаться от ощущения, что у меня грязные руки. Их нужно тщательно вымыть.

Боль в моей груди подобна крошечным иголкам, неустанно покалывающим мое сердце, даже когда я иду как можно медленнее.

Мое сердечное заболевание не может рецидивировать.

Этого просто не может быть.

После операции мне было нелегко снова научиться бегать. Была реабилитация в нацистском стиле и полное изменение моего образа жизни.

Кошмар не может вернуться.

Мне нужно бежать.

Если я не перенаправлю свою энергию и стресс в бег, я сойду с ума.

Силуэты Ким и Ксандера появляются в маленьком домике-хижине на окраине сада. Она плачет и кричит, но я недостаточно близко, чтобы расслышать, что она говорит.

В моих ушах гудит так громко, что я едва слышу собственное дыхание.

Это плохо.

Я дважды моргаю и вдыхаю через нос, затем через рот.

Ксандер толкает Ким, прижимая ее к краю хижины. Ее спина ударяется о деревянный столб, а глаза расширяются.

Возможно, это потому, что я дезориентирована.

Возможно, это и есть та капля, которая переполнила чашу.

Или это просто потому, что с меня наконец-то хватит.

Я устала от этих засранцев, разрушающих наши с Ким жизни.

Я достаю свой телефон и записываю видео. Ксандер хватает ее за бедра, притягивая к себе. Я хочу отрезать ему член за то, что он поднял руку на мою лучшую подругу, но я знаю, что это ничего не даст. Видео, однако, сможет сделать хоть что-то.

Я вижу Ксандера Найта в фокусе записи. Либо он оставит Ким в покое, либо я буду шантажировать его сексуальными домогательствами. Возможно, КЭШ и находится под командованием его отца, но пресса – нет.

Они были бы рады услышать, насколько на самом деле болен сын министра.

Я готова разрушить его будущее так же хладнокровно, как он разрушает ее жизнь.

Как только у меня набирается достаточно кадров, на которых он грубо домогается Ким, я останавливаю видео и торжествующе улыбаюсь. Даже мои проблемы с сердцем исчезают.

Я направляюсь к хижине, чтобы остановить Ксандера.

Тень преграждает мне путь.

Я перестаю дышать, когда упираюсь взглядом в свой ночной кошмар.

Глава 3

Эйден ненавидит меня.

Он презирает меня.

Я могу представить, как он мысленно продумывает мою смерть.

Почему?

Я не знаю и никогда не спрашивала.

Потому что у меня есть правило: никогда не пытайся понять хулиганов.

Они титулованные придурки, которые используют свою власть, чтобы унижать других. Что в этом достойно понимания?

Но когда я смотрю в жестокие глаза Эйдена, прежние мысли прячутся за мое дрожащее, ущербное сердце.

Он пугает меня.

Называйте это инстинктом или наитием, но что-то ужасающее скрывается за этой беззаботной улыбкой и образом футбольной звезды.

– Что ты только что делала? – Его голос спокоен и негромок, с легкой хрипотцой.

Постороннему человеку это показалось бы дружелюбием, но я знаю, что это один из его многочисленных фасадов.

Голос, который Дьявол использует, чтобы заманивать своих жертв.

Я вздергиваю подбородок, хотя моя рука, сжимающая телефон, дрожит.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Он протягивает свою ладонь передо мной.

– Отдай.

Я начинаю обходить его. Эйден отступает в сторону, вторя моим шагам. Он чертовски высокий.

Он блокирует обзор на Ким и Ксандера.

Но он еще не закончил.

Эйден вторгается в мое личное пространство. Он так близко, что я могу разглядеть маленькую красивую родинку в уголке его правого глаза.

Я инстинктивно отступаю назад с каждым его шагом вперед. У меня пересыхает в горле, и я ненавижу то, как сжимаюсь перед его атакой.

Он просто чертовски высок, и на его лице непроницаемая маска. Единственное доступное изображение Эйдена – это то, которое он показывает внешнему миру. Кроме этого, он… ничто.

Мрачный секрет.

Глубокая яма.

Бесконечная пропасть.

Моя спина ударяется о ствол дерева, и я вздрагиваю. Когда я пытаюсь пройти мимо него, его рука взлетает вверх и ударяет по дереву сбоку от моей головы.

Я заключена в тюрьму, точно так же, как в тот чертов день, когда впервые встретила его.

С тех пор Эйден никогда не подходил так близко. В конце концов, он «Король». Все, что ему нужно сделать, это издать указ, и все королевство преклонится. Люди делают за него всю грязную работу – включая издевательства.

От него все еще пахнет гелем для душа и чем-то совершенно особенным. Странно, что некоторые вещи никогда не покидают нашу память.

Он снова протягивает руку.

– Отдай его, Холодное Сердце.

Холодное Сердце.

Я для него просто прозвище. Это еще одна форма издевательств и запугивания.

Но я уже решила, что с меня хватит быть жертвой несправедливой войны Эйдена. Я устала быть той, кто всегда прерывает зрительный контакт первой и спешит в противоположном направлении.

Мы должны сравнять счет.

Слова Ким звучат у меня в голове.

Будь это прежняя я, то сделала бы все что в моих силах, чтобы избежать конфронтации с Эйденом и держаться от него как можно дальше.

Я всегда прятала своих призраков между моим дефектным сердцем и грудной клеткой, но ему нужно усвоить, что мир не вращается вокруг его дурацкой фамилии.

Я складываю руки на груди и поднимаю подбородок.

– Нет.

Он прищуривает левый глаз.

– Кем ты себя возомнила, Холодное Сердце?

– Просто человеком, который заслуживает того, чтобы его оставили в покое.

Он склоняет голову набок, наблюдая за мной своими демоническими глазами.

– Не все люди живут в покое. Почему ты должна?

– Ты, черт возьми, серьезно?

– Дай мне телефон. Я больше не буду повторять.

– Нет, – я передразниваю его тон. – Я больше не буду повторять.

Тогда он делает нечто неожиданное.

То, чего я никогда бы не предвидела.

Его пальцы обхватывают мое запястье, сжимающее телефон.

Что-то в моем животе скручивается болезненным, странным образом.

Эйден никогда не прикасался ко мне.

Последний раз это было два года назад, когда он обхватил рукой мое горло.

Его прикосновение… такое же.

Мозолистое. Грубое. Удушающее.

Он не прерывает мое дыхание, как в прошлый раз, но воздух вокруг меня потрескивает, а затем перестает существовать.

Он тянется к телефону, но я выхожу из ступора прежде, чем ему удается выхватить его.

Мы боремся несколько секунд. Или, скорее, я изо всех сил пытаюсь блокировать его. Он как бык, гоняющийся за красной тканью.

Неудержимый, кровожадный бык.

Тяжело дыша, я прижимаю телефон к груди.

Эйден не колеблется и тянется за ним.

Почему, черт возьми, я думала, что у этой задницы есть границы?

Пытаясь заблокировать его одной рукой, я ослабляю ленту, а затем засовываю телефон в лифчик.

Я торжествующе улыбаюсь, поднимая к нему подбородок.

Дымчатые глаза Эйдена блестят чем-то нечитаемым.

– Ты не могла не облажаться.

– Что?

– Ты действительно думаешь, что это остановит меня?

Эйден тянется рукой прямо к моей рубашке и расстегивает первую пуговицу. Я так потрясена, что смотрю на это с приоткрытым ртом, никак не реагируя. Только когда он добирается до второй пуговицы, я давлю ему на грудь ладонью.

– Ч-что, черт возьми, ты делаешь? – кричу я.

Он делает паузу, наклоняя голову набок с этим маниакальным выражением лица.

– Ты собираешься отдать мне телефон?

– Н-нет.

Он продолжает возиться с пуговицами на моей рубашке. Мое горло сжимается, и я чувствую, что вот-вот начну учащенно дышать. Я толкаю его, но его хватка – сталь. Непробиваемая, твердая сталь.

– Хватит!

Странный огонь течет по моим венам и напрягает мышцы. Я понятия не имею, как это объяснить, кроме того, что Эйдену нужно убрать от меня свои долбаные руки.

Я снова давлю на его грудь, но он уже расстегнул три верхние пуговицы, так что стал виден край моего лифчика.

Мои губы приоткрываются, когда я понимаю, что еще находится на виду.

Мой послеоперационный шрам.

В течение многих лет я делала все, что было в моих силах, чтобы его не увидела ни одна живая душа. Я никогда не носила рубашек с глубоким вырезом. Я купила цельные купальники, которые скрывали мою грудь. Мне даже не нравится показывать его своей тете. Ким, вероятно, видела его дважды, да и то лишь случайно.

И теперь Эйден смотрит на него.

Он не просто пялится. Он пожирает его взглядом, как будто это какое-то чудо.

Он перестает расстегивать мою рубашку, но не убирает пальцы с четвертой пуговицы. Ткань расходится под моим лифчиком, и ему полностью виден диагональный шрам в верхней части моей левой груди.

Уродливый.

Длинный.

Блеклый.

Причина, по которой я начала скрывать его, заключается в жалостливых взглядах, которые люди бросали на меня. Даже тетя Блэр иногда так на меня смотрит.

Однако выражение лица Эйдена – что угодно, только не жалость.

Я не ожидала, что в его черной душе найдутся такие эмоции, но я думала, что, по крайней мере, его дьявольское сердце смягчится.

Я не могла ошибаться еще сильнее.

Раньше его глаза были убийственными, но теперь он, кажется, жалеет, что у него нет ножа, чтобы вскрыть мой шрам и вырвать мое сердце.

Ветки хрустят под шагами поблизости.

Я стряхиваю с себя оцепенение, отталкиваю его и поворачиваюсь, чтобы застегнуть рубашку. Мое дыхание учащается, несмотря на попытки нормализовать его.

Я чувствую его жар у себя за спиной. Один шаг ближе, и он бы дышал мне в затылок – или, возможно, отрубил бы мне голову.

– Приятель, – звучит холодный голос Ксандера у меня за спиной. – Ты поймал себе ледяную принцессу?

– На самом деле ледяная принцесса для тебя. У нее есть кое-что твое.

Как только моя рубашка застегнута – с телефоном, все еще засунутым в лифчик, – я поворачиваюсь. Встав на цыпочки, я осматриваюсь вокруг и позади Ксандера, но Ким нигде не видно.

Ксандер выглядит победителем, как будто он только что сделал что-то, чем можно гордиться.

Если он каким-либо образом обидит Ким, я испорчу его лицо и вырву эти дурацкие ямочки.

– Кое-что мое? – Взгляд Ксандера перебегает с меня на его друга-засранца.

– Она записала тебя. – Эйден не удостаивает меня взглядом. – Я уверен, что она думает использовать это против тебя в социальных сетях и прессе, чтобы разрушить твое будущее и будущее твоего отца. Что-то в этом роде.

Я не смогла бы удержать свою челюсть от падения, даже если бы попыталась. Эйден разгадал мой план до мелочей.

Неужели я настолько предсказуема?

Ксандер разражается смехом, как будто он действительно находит все это забавным. Жестокая ухмылка растягивает губы Эйдена, как будто это какая-то внутренняя шутка.

– Хорошо, Холодное Сердце. – Ксандер поворачивается ко мне, его смех исчезает. – Это так мило, что ты думаешь, будто можешь причинить мне боль и все такое. Теперь, когда ты повеселилась, отдай мне видео.

Едва скрываемая ярость выливается в горячее, обжигающее пламя. Это может быть потому, что я видела, как этот засранец приставал к Ким, или из-за того, как Эйден прикасался ко мне, будто имел на это полное право.

Я повышаю голос, свирепо глядя на Ксандера.

– Ты разрушал жизнь Ким в течение долбаных лет без всякой причины. Пришло время кому-нибудь положить конец твоей избалованной, богатой заднице. Мне все равно, сын ты министра или, черт возьми, член королевской семьи. Если ты не будешь держаться от нее подальше, то пожалеешь об этом.

Тишина.

Долгая, густая, похожая на туман тишина.

Ксандер изучает меня, приподняв бровь, в то время как Эйден остается бесстрастным. Если бы он не был так близко, я бы подумала, что он меня не услышал.

Чем дольше они остаются безучастными, тем сильнее мой пульс колотится в горле. Это чудо, что я не начинаю топтаться на месте.

– Телефон у нее в лифчике. – Эйден нарушает тишину ровным тоном. – Ты хочешь, чтобы я достал его, или сам справишься?

– Я не знаю, – размышляет Ксандер. – Давай бросим монетку.

– Как насчет того, чтобы ты подержал ее для меня? – взгляд Эйдена блуждает по моей груди.

Я инстинктивно скрещиваю руки.

Ксандер не произносит ни слова. Он заламывает обе мои руки за спину. Он настолько самонадеян, что сжимает оба моих запястья одной рукой. Моя грудь выдвигается вперед, прямиком под взгляд его пылающих глаз.

Темных, металлических глаз.

Глаз демона.

Я пытаюсь сопротивляться, но Ксандер сжимает хватку до тех пор, пока не становится невозможно пошевелиться, не говоря уже о борьбе.

– Что ты делаешь? – шиплю я дрожащим голосом.

Темный взгляд Эйдена встречается с моим.

В нем так много всего.

Так много ненависти.

Так много жестокости.

Так много… зла.

Он не прерывает зрительный контакт, когда срывает ленту с моего горла. Я ахаю, когда ткань падает на землю.

– Я буду кричать! – Я визжу от напряжения, хотя знаю, что здесь меня никто не услышит.

– Мы любим крики, – шепчет Ксандер мне на ухо. – Кричи, Холодное Сердце.

Уголки губ Эйдена изгибаются в ухмылке, как будто он соглашается.

Мы любим крики.

Я думаю, меня сейчас стошнит.

Как я могла не подумать о таком исходе, когда загоняла себя в эту ситуацию? Я должна была знать, что ничего хорошего из конфронтации с Эйденом и Ксандером не выйдет. Эти помешанные не заботятся о моральных устоях или общественных стандартах.

Их воспитывали в убеждении, что они выше всех остальных.

Если они попадали в беду, то благодаря влиянию родителей выходили из нее невредимыми. Как и в случае с Леви Кингом, школа извинилась за то, что он сделал.

Их моральные принципы искажены и размыты. Черт возьми, возможно, их вообще не существует.

Как я могла так глупо предположить, что у них тот же моральный уровень, что и у меня?

Глупая, глупая я.

Если я хочу выбраться из этого с минимальным ущербом, тогда мне нужно опуститься до их уровня и попытаться увидеть все с их искаженной точки зрения.

Они отморозки, а это значит, что они получают удовольствие от борьбы своей жертвы.

Я проглатываю свою гордость и прекращаю попытки освободиться.

Эйден наклоняет голову набок, слегка подергивая левым глазом. Я распознаю первый жест как созерцание, но я не уверена, что означает это подергивание. Это гнев? Раздражение? Что-то еще?

Будь он проклят – как трудно его читать!

Эйден подходит ближе, так что его грудь почти касается моей.

– Ты гордая маленькая штучка, не так ли, Холодное Сердце?

Я ошеломлена сменой темы. Я думала, что дело в телефоне?

– Тебе насрать на всех. Разгуливаешь здесь с этим своим поднятым подбородком, как будто никто не заслуживает твоего времени. – Он тянет за выбившуюся светлую прядь моих волос и вертит ее в пальцах, наблюдая за ней с маниакальным интересом. – Такая… холодная.

Чем сильнее он накручивает прядь, тем больше у меня спирает дыхание. Я не знаю, играет ли он или собирается вырвать ее из моего черепа вместе со скальпом.

Темное, вызывающее клаустрофобию ощущение сжимает центр моей груди.

Я бы солгала, если бы сказала, что мне не было страшно. Даже когда я держалась подальше от него, я всегда замечала скрытые темные наклонности за металлическими глазами Эйдена.

Он заправляет прядь волос мне за ухо. Случайному прохожему это показалось бы любящим, заботливым жестом, но со стороны Эйдена это затишье перед бурей.

Звук самолетов, подслушанный прямо перед бомбежкой.

Легкое движение земли прямо перед землетрясением.

– Скажи мне, Холодное Сердце. Какие твои тревожные кнопки? Чего ты боишься, а?

Тебя!

Я проглатываю крик, вздергиваю подбородок и встречаюсь взглядом с Дьяволом.

Он сжимает мою челюсть между большим и указательным пальцами.

– Скажи. Мне.

Когда я сохраняю свое право на молчание, что-то мелькает в лице Эйдена. Но оно быстро и мимолетно исчезает.

Он отпускает меня с мягкостью, которая поражает меня. Нет, не поражает. Это нечто гораздо более мощное.

Мне не нравится добрая сторона Эйдена.

Она обманчива.

Разрушительна.

Смертоносна.

– Последний шанс, прежде чем я сам найду ответ.

Да, удачи с вытягиванием ответа из моей головы, монстр.

Что-то светится в его глазах. Глаза людей сияют от возбуждения и счастья. Искра Эйдена отливает безумным садизмом.

Он тянется ко мне и, прежде чем я успеваю что-либо сделать, расстегивает мою рубашку. Пуговицы разлетаются повсюду как брошенные камешки.

Мое сердце подпрыгивает в груди, а стыд опускается на дно желудка. Непролитые слезы наполняют глаза, и в этот момент я понимаю, что не гожусь для этой игры.

Я трус, а трусы проигрывают еще до начала игры.

Но я достаточно умна, чтобы минимизировать свои потери.

Я глотаю слезы и свою глупую гордость.

– Л-ладно. Я отдам тебе телефон.

Ухмылка на губах Эйдена определяет мою и без того обреченную судьбу.

– О нет. Надо было раньше. У тебя был шанс. Теперь мои планы изменились.

Глава 4

Я думала, что познала страх.

Смерть моих родителей вызвала во мне необъяснимый страх.

Так много страха, что я похоронила все это в черной недоступной коробке.

Когда я смотрю на бесстрастное лицо Эйдена, то понимаю, что ничего не знаю о страхе.

А если и знала, то забыла об этом.

Потому что восемнадцатилетний Эйден дает мне другое определение страха.

Я никогда по-настоящему не знала Эйдена Кинга до момента, пока не оказалась в его полной власти – или в ее отсутствии.

Гордость и достоинство были единственными вещами, которые спасали меня последние два года от ада.

Но теперь, когда я стою со сцепленными за спиной руками в разорванной рубашке, эта гордость рассыпается на части, как в мультфильме.

Иллюзия.

Ложь.

– Эйден… – Его имя застревает у меня в горле, как дым.

Он как дым.

Удушающий, скользкий и смертельный.

– Прекрати это. – Мой голос понижается, смягчаясь, умоляя остатки человеческого в нем.

Но я должна была знать.

В монстре нет ничего человеческого.

Его стальной взгляд устремляется в мою сторону, и я перестаю дышать.

Говорят, глаза – это зеркало души, но за глазами Эйдена… ничего нет.

Там пусто.

Темная, бездонная дыра.

– Что ты готова сделать, чтобы я остановился? – Его голос спокоен. Слишком спокоен. Это ужасно.

– Давай заберем трубку, Кинг. – В голосе Ксандера звучит неуверенность, которая соответствует моему смятению внутри. Даже несмотря на то, что его хватка остается стальной.

– Нет. – Эйден не прерывает зрительный контакт. Он как собака с костью. Его невозможно остановить, пока он не получит то, что хочет.

– Холодное Сердце даст мне то, что я хочу, и я отпущу ее, да?

Я качаю головой, цепляясь за последнюю ниточку достоинства, которая у меня осталась.

Ксандер сильнее сжимает мои запястья, будто сообщая что-то. Что именно, я не знаю.

Садистская искра из прошлого возвращается, когда Эйден пристально наблюдает за мной.

– Что ты скажешь, Холодное Сердце?

Он тянется к лямке моего лифчика, его пальцы скользят по кружеву. Моя спина напрягается, и я прижимаюсь к Ксандеру, как будто он моя защита.

Честно говоря, он, возможно, единственная защита, которая у меня есть.

Эйден становится смелее, зацепив пальцем ткань. Его кожа скользит по ложбинке моих грудей, оставляя след чего-то настолько чужеродного, что это приводит в ужас.

Он даже не тянется к телефону. Нет. Он наблюдает за мной с тем же бесстрастным выражением лица. Его пальцы лениво проводят по изгибу моей груди, останавливаясь на шраме.

Его игра, похоже, заставляет меня чувствовать себя неуютно в моей собственной шкуре.

Это работает.

Это адски работает, черт возьми.

Ксандер снова дергает меня за запястья, как будто подталкивая покончить с этим.

– Ладно! – Я вскрикиваю. – Какого черта тебе нужно?

Эйден отступает назад, но не прерывает зрительный контакт. Я не хочу отступать первой, но смотреть в эти пустые глаза утомительно.

Это как оказаться в ловушке в пустоте и кричать, но единственный звук, который ты можешь услышать, – лишь эхо.

– Все называют меня Кингом.

– И? – спрашиваю я, не понимая, к чему он клонит.

– Ты этого не делаешь.

– Это потому, что у тебя есть имя, какого черта я должна называть тебя по фамилии?

– Кто дал тебе право называть меня по имени?

– Чего?

– Зови меня Кингом. – Его лицо озаряется злобой.

Ему это нравится. Этому ублюдку нравится видеть меня беспомощной.

Раньше я думала, что Эйден чокнутый, но оказалось, что он гребаный псих.

– Звать тебя Кингом? – повторяю я недоверчиво.

– Это не ракетостроение. Скажи: «Пожалуйста, отпусти меня, Кинг». И я сделаю это.

Я извиваюсь в объятиях Ксандера, ненавидя то, как мои груди подпрыгивают при каждом движении.

– Мне все равно, кто ты, Эйден, и ты тоже, засранец. – Я бросаю через плечо Ксандеру, который… играет в телефон? Серьезно? Я указываю подбородком на Эйдена. – Если ты что-нибудь сделаешь со мной, я заявлю на тебя за сексуальное домогательство и разрушу все твое будущее.

– Черт, Холодное Сердце. Теперь ты по-настоящему в заднице. – Ксандер присвистывает. – Тебе не следовало угрожать ему.

– Я думал, ты умная. – Эйден цокает языком. – Но, полагаю, у тебя тоже бывают моменты глупости.

Прежде чем я успеваю обдумать это, он вырывает меня из объятий своего друга. Я вскрикиваю, когда натыкаюсь на его твердую грудь. Его грубые пальцы впиваются в мой лифчик. Он забирает телефон и бросает его мне за спину. Ксандеру, я полагаю. Затем он сцепляет оба моих запястья за спиной, фиксируя их одной рукой, покрытой синяками.

– Я ухожу, – говорит Ксандер рассеянным тоном. – Не затягивай.

Его небрежные шаги затихают вдали.

Я никогда не думала, что захочу, чтобы Ксандер остался, но я готова умолять его об этом. Он может быть жестоким, но у него не такой пустой взгляд, каким Эйден смотрит на меня.

– Ты получил телефон.

– И что?

– Отпусти меня. – Я смотрю на его рубашку, не желая встречаться с ним взглядом.

– Вынужден ответить отказом.

Его пальцы вновь возвращаются к моему лифчику, но вместо того, чтобы проводить по нему, как раньше, его большой и указательный пальцы сжимаются на моем твердом соске сквозь ткань.

Глухой звук вырывается из моего горла, но я крепко сжимаю губы, чтобы не пропустить его. Странный жар охватывает мое тело, и я ненавижу это.

Я ненавижу это мучительное ощущение.

Я ненавижу его.

Я пытаюсь сопротивляться, но это только толкает мою полуобнаженную грудь вперед, заставляя ее подпрыгивать в его руках.

– Ты устраиваешь для меня шоу? – Он ухмыляется.

– Да пошел ты.

Он сжимает сильней, и давление бьется за моими глазными яблоками.

– Попробуй еще раз.

– Чего ты хочешь от меня, черт возьми?

Он снова щипает ноющую плоть, и я так сильно прикусываю нижнюю губу, что чувствую вкус крови. Я вся раскрасневшаяся, потная и липкая. Меня убивает, что я позволяю ему оказывать на меня такое влияние.

– Значит, теперь тебе интересно, чего я хочу? – Он цокает, лениво проводя большим пальцем по моему твердому соску.

– Просто скажи.

– Что заставляет тебя думать, будто я хочу говорить? Может быть, я передумал. Может быть, ты мне нравишься такой.

Моя грудь вздымается и опускается в хаотичном ритме. Он даже не смотрит на меня. Все его внимание приковано к моей груди и… шраму. Он не отрывает от него взгляд, словно ребенок, который нашел новую любимую игрушку.

Он пристально наблюдает, слегка нахмурив свои густые брови. Его удушающий интерес заставляет меня чувствовать себя еще более незащищенной, чем когда он разорвал мою рубашку.

– Я сделаю это, – выпаливаю я. – Скажи мне, чего ты хочешь, и я это сделаю.

Его дымчатые глаза наконец скользят по моим, когда он наклоняет голову.

Это опасная тактика, но это единственный способ отвлечь его внимание от моего шрама.

– Извинись, – говорит он с непринужденностью, которая сводит на нет весь эффект его потемневших глаз и мучительное прикосновение его большого пальца к моему соску.

– Извиниться за что?

– За то, что угрожала мне.

Горячая ярость со свистом разливается по моим венам, как быстро распространяющийся огонь.

Достаточно.

Я больше не собираюсь терпеть это дерьмо.

– Ты – тот, кто должен извиниться передо мной! Ты разрушал мою жизнь в течение двух лет безо всякой причины, а теперь удерживаешь меня против воли.

– Хм, безо всякой причины. – Он повторяет это непринужденно, будто невзначай. – Ты правда так думаешь?

Нет, нет. Я не нарушаю свои правила. Я не буду пытаться понять хулиганов.

Ни сейчас.

Никогда.

Я извиваюсь рядом с ним, топаю ногами и стону от сдерживаемого разочарования.

– Тебе стоит остановиться.

– Пошел. К черту, – ворчу я, собирая все свои силы, чтобы вырваться из его хватки.

– Продолжишь дергаться, и тебе придется позаботиться об этом. – Он толкается в меня бедрами. Что-то упирается в мягкость моего живота.

Мои глаза расширяются, и я замираю.

Он… твердый.

Его обычное скучающее выражение исчезло. Звездный, идеальный игрок тоже спрятался.

Вместо этого есть эта темная искра садизма.

Ему нравится моя борьба. Нет, к черту это. Ему нравится видеть меня беспомощной.

Засранец возбужден моей слабостью.

Он… конченый социопат?

– Ты болен. – Слова срываются с моих губ затравленным шепотом.

Он приподнимает плечо.

– Может быть.

Его пальцы проникают в мой лифчик и обводят сосок. Я думала, что это было мучительно из-за трения ткани, но прикосновение его кожи к моей – это полный ад.

Я могу чувствовать пульсацию его нервов, – или моих, – и это делает меня сверхчувствительной ко всему вокруг.

К сосновому аромату. Шороху деревьев. Влажности в воздухе. И его явному удушающему присутствию.

Я закрываю веки, не желая испытывать ощущение, которое ползет вверх по моему позвоночнику.

Его прикосновение причиняет дискомфорт, даже боль, но через меня проходит вспышка чего-то, что я не могу определить.

Никто никогда раньше не прикасался ко мне таким образом, и я ненавижу, что Эйден Кинг первым вторгается в мое тело.

– Я тебе нравлюсь? – спрашивает он небрежным, почти насмешливым тоном.

– Конечно нет. Ты с ума сошел?

– Тогда почему ты не дашь мне то, что я хочу? Потому что чем больше ты сопротивляешься, тем сложнее мне будет остановиться.

– Иди нахуй, Эйден. – Я смотрю ему прямо в глаза. – Я не позволю тебе сломать меня.

Это ложная бравада.

Я боюсь этого монстра. После того, что он сделал сегодня, я, честно говоря, не знаю, как далеко он способен зайти.

Однако после смерти моих родителей я поклялась никогда не извиняться за то, чего не делала.

Гребаный Эйден Кинг не заставит меня вернуться к тому беспомощному ребенку, которым я была.

– Не подкидывай мне новых идей. – Он вновь проводит подушечкой большого пальца по моему соску. – Я и без того переполнен фантазиями о тебе.

Переполнен фантазиями обо мне?

У Эйдена есть долбаные фантазии обо мне?

– Ты собираешься сказать мне, что тебя пугает, Холодное Сердце? – Это насмешка, его издевательский способ поставить меня на место.

– Меня ничего не пугает.

– Чушь собачья. У каждого есть что-то, что их пугает. – Его голос звучит задумчиво. – Что пугает тебя?

Я поднимаю подбородок.

– Я же сказала. Ничего.

– Ты ужасная лгунья, но я сыграю в эту игру. Если ты мне не скажешь, я узнаю сам.

Его пальцы оставляют мой сосок, но прежде чем я успеваю облегченно выдохнуть, он проводит рукой вниз по моему обнаженному животу.

Я с хрипом втягиваю воздух оттого, насколько нежные, почти успокаивающие, его прикосновения. Они полная противоположность дьявольскому взгляду его непроницаемых глаз.

Его пальцы играют с поясом моей юбки.

– Ты девственница?

Мой желудок сжимается от чувств, за которыми я не могу уследить. Я отворачиваюсь от него и смотрю на дерево так пристально, будто хочу, чтобы оно вспыхнуло и положило конец этому кошмару.

Меня наполняет не благоразумие. Это даже не стыд.

Этот засранец на самом деле пугает меня, и я ненавижу себя за это. Я ненавижу мурашки, появляющиеся внизу моего живота.

Что, во имя ада, они должны означать? Он насилует меня, а я возбуждаюсь?

– Нет? – Его голос звучит почти неодобрительно. – Кому ты отдала ее? Учителю биологии? Какому-нибудь неудачнику из твоей предыдущей государственной школы?

Я снова встречаюсь с его демоническими глазами.

– Это не твое дело.

– Тебе было хорошо, когда он вошел в тебя? – продолжает он, словно не слышит, что я сейчас сказала. – Или это было больно? Уверен, ты была очень тутой, да? Он порвал тебя на одном дыхании или сделал это медленно? Бьюсь об заклад, этот жалкий ублюдок поклонялся тебе, как какой-нибудь богине, не так ли? Но ты не богиня, ты – Холодное Сердце. Должно быть, он не знал, что у тебя ледяная душа, когда устраивал тебе прелюдию и старался быть мягче. У тебя текла кровь на его член или на простыни? Ты кончила или пришлось притворяться? Или, может быть…

– Заткнись! – Мое лицо горит от грубости его недвусмысленных слов.

У какого типа людей так много вопросов о том, как кто-то потерял свою девственность?

Хуже того. Почему выражение его лица темнеет с каждым вопросом, как будто он… злится?

Рука Эйдена проникает под юбку, и он раздвигает мои бедра.

Я кричу, мое сердце сжимается, превращаясь в черную дыру.

– Э-Эйден, что ты делаешь?

– В последний раз повторяю, я – Кинг. – Его лицо совершенно непроницаемо, за исключением легкой ухмылки. – Ты сказала, что подашь на меня в суд за сексуальное домогательство.

– Ч-что?..

– Это твой счастливый день. Я воплощаю заявление в реальность.

– Ты… ты же не серьезно? – мой голос срывается.

– Я когда-нибудь шутил с тобой, Холодное Сердце?

Я борюсь с ним, мое сердцебиение учащается с каждой секундой, и я не могу сдвинуться с места.

– Эйден! Хватит!

– Неправильное имя. – Он напевает, его палец теребит край моих трусов.

Чем дальше его пальцы вторгаются во внутреннюю часть моих бедер, тем сильней сжимается мое горло. Чем плотнее я пытаюсь сомкнуть ноги, тем больнее он раздвигает мои бедра.

Мои стены рушатся, и я чувствую, что проигрываю и разбиваюсь на куски из-за него.

Я набираю воздух в легкие и пытаюсь выровнять свой голос. Дядя Джексон всегда говорил, что лучший метод ведения переговоров – это быть уверенным. Даже если это фальшь. Если я покажу слабость, Эйден только бросится на это, как акула на кровь.

Мой лучший выбор – быть спокойной, как бы тяжело это ни было.

– Кинг! – выпаливаю я. – Теперь ты счастлив?

Он одобрительно улыбается.

– Не совсем, но ты учишься.

– И?

– Что «и»?

– Я назвала тебя по твоей дурацкой фамилии, чего еще ты ждешь? Что я тебе в ноги упаду, как короля поприветствую?

Он усмехается.

– Давай оставим это на другой день.

Как будто у нас с этим ублюдком когда-нибудь будет еще один день. Тем не менее я улыбаюсь.

– Отлично. А теперь отвали.

– Знаешь… – Он замолкает. – Ты действительно поступаешь глупо.

– Что?

– Когда твой противник бросается в атаку, ты должна пригнуться, а не врезаться в него головой вперед. Ты единственная, кто пострадает.

Что бы, черт возьми, это ни значило.

– Я был готов отпустить тебя, но ты разозлила меня, поэтому я передумал.

Я внимательно наблюдаю за его бесстрастным лицом. Если не считать легкого подергивания левого глаза, на мой взгляд, он выглядит умиротворенным.

Совсем не разъяренным.

Но опять же, что, черт возьми, я знала о языке тела Эйдена? Он как крепость.

Невозможно взобраться, заглянуть в него или уничтожить.

– Тогда передумай назад, – бормочу я.

– Это так не работает.

– Отпусти меня, и я никому не скажу, – говорю я своим самым нейтральным тоном.

– Вот так? – Его пальцы рисуют маленькие круги внутри моих бедер, и я сжимаю кулаки от этого ощущения.

Я сдерживаю дискомфорт и чертово покалывание.

– Да. Я просто хочу закончить этот год спокойно.

– Что заставляет тебя думать, что я хочу, чтобы у тебя был хоть какой-то покой, Холодное Сердце? – Он резко сжимает мою промежность. – Ты была рождена, чтобы страдать.

Я вскрикиваю от этого навязчивого жеста. Волна проносится прямо от того места, где он сжимает меня, по всему моему телу.

Эйден наблюдает за мной своими садистскими глазами. Только теперь блеск становится темнее. Более туманным, глубоким.

Ему нравится оказывать на меня такое воздействие. Он получает от этого кайф.

Как наркоман, который не может насытиться, он, кажется, готов к большему.

Чем упорнее я отказываюсь, тем более радикальными становятся его методы.

Это началось с того, что он потребовал мой телефон, затем он захотел, чтобы я называла его по фамилии, затем, чтобы я извинилась.

Всякий раз, когда я говорю «нет», его нападение становится безжалостнее.

Беспощаднее.

Я провоцирую монстра.

Настоящего монстра.

За годы моей борьбы с хулиганами я научилась никогда не давать им того, что они хотят. Если я признаю их издевательства или покажу им, что мне не наплевать на их действия, это даст им стимул давить сильнее.

Эйден опаснее обычного хулигана, но все равно он хулиган.

Только ему не нужны ни эти извинения, ни мои мольбы, ни даже этот чертов телефон. Он хочет моей борьбы.

Он хочет моей беспомощности.

Моей слабости.

– Мне жаль, – выпаливаю я, пытаясь говорить искренне.

Он на секунду приостанавливает свои ласки, но не отпускает меня. Его взгляд встречается с моим, и его левый глаз подергивается, прежде чем он нажимает большим пальцем на мой клитор под тканью.

Мои ноги дрожат, и я ненадолго закрываю глаза, желая, чтобы это чувство ушло к чертовой матери. На меня не должно влиять то, что делает этот монстр.

– Почему ты это сказала? – спрашивает он.

– Ты сказал мне извиниться.

– Но ты не имеешь это в виду. – Он наклоняется ближе и шепчет горячим дыханием мне на ухо, в его голосе слышится веселье. – Ты серьезно думала, что я куплюсь на это, сладкая?

Сладкая?

Какая, к черту, сладкая?

Мне требуется вся выдержка, чтобы не дать своему гневу выплеснуться на поверхность. Мне так сильно хочется надавить на него, но я знаю, что это только даст ему преимущество.

Тип Эйдена любит сопротивление, крики. Это его движущая сила.

Я выравниваю свой тон.

– Я извинилась, как ты просил.

– В извинениях отказано, – он размышляет. – Из всех людей только ты не имеешь права играть со мной в игры.

Из всех людей? Что, черт возьми, это должно означать?

– Ты сказал, что отпустишь меня. Это несправедливо.

– Я разве говорил о справедливости, хм?

Как я должна победить, если он продолжает менять правила?

У меня в голове мелькает идея. Это то, чему я научилась из старых китайских военных книг.

Когда вы загнаны в угол, используйте механизм атаки вашего противника.

– Чего ты хочешь, Эйден? – Я смягчаю свой тон. – Скажи мне.

Должно быть, он чего-то хочет. Если он задал мне этот вопрос, значит, у него уже должен быть ответ.

– Дай угадаю. – Он невесело улыбается. – Ты воплотишь мое желание в жизнь?

– Если ты меня отпустишь. – Это опасная игра, и он может снова играть нечестно.

– Ты никогда не плачешь. – Он наблюдает за мной, скользя большим пальцем вверх-вниз по моему клитору.

Я сжимаю губы, сдерживая звук, пытающийся пробиться сквозь них. Я хочу, чтобы он остановился, но я также хочу чего-то иного.

Чего, я не знаю.

– Почему ты никогда не плачешь, Холодное Сердце? – спрашивает он почти нежным тоном.

Я хочу сказать ему, что я плачу, только не перед ним или кем-либо из его приспешников-хулиганов, но я держу эту информацию при себе.

Если я начну нервничать рядом с ним, игра будет окончена.

– Эти глаза должны быть наполнены гребаными слезами.

– Эйден, серьезно, в чем, черт возьми, твоя проблема?

– Поплачь, и я отпущу тебя. – Он невозмутим. – Но ты должна быть убедительна.

Мои губы приоткрываются. Он серьезно?

– Я не буду плакать.

Он крепче сжимает мою вульву, и я хнычу. Боль пронзает меня изнутри вместе с чем-то еще, о чем я не хочу думать.

– Хм. Я буду великодушен и дам тебе право выбора. Либо плачь, либо мы можем стоять здесь весь день, и я посмотрю, как далеко я смогу зайти в твоем заявлении о сексуальном насилии.

Я заглядываю ему через плечо, отчаянно пытаясь найти хоть кого-нибудь. Но я должна знать, что это бессмысленно. Ким целенаправленно выбрала это место, потому что никто не забредает так далеко в сад.

Когда я снова смотрю на Эйдена, он наблюдает за мной со странной смесью эмоций. Интереса? Любопытства? Ненависти? Я не знаю, что это такое, но мне нужно, чтобы этот долбаный психопат был как можно дальше от меня.

Если плач оттолкнет его, значит, так тому и быть.

– Тебе нужно, чтобы я сосчитал до трех? – спрашивает он.

– Слезы не приходят по щелчку пальцев. – Я не могу удержаться, чтобы не огрызнуться. Я слишком зла и взволнована, чтобы просто заплакать.

– Позволь мне помочь. – Все еще сжимая мою промежность, он использует мои сцепленные руки, чтобы оттягивать меня назад, пока мои груди не упираются ему в лицо.

Он смотрит на шрам так, как будто это человек, которого он ненавидит.

– Это должно было убить тебя. – Его теплое дыхание щекочет мою кожу, отчего по ней бегут мурашки. – Ты должна была умереть, Холодное Сердце.

У меня покалывает в носу, а за глазными яблоками нарастает давление.

Несколькими словами он вернул меня к моему детскому «я». К страху. Беспомощности. Неизвестности.

Он прав. Эта операция на сердце чуть не убила меня. Но не она причина моих непролитых слез.

Это воспоминания, связанные с операцией, точнее их отсутствие.

Причина, по которой я так сильно ненавижу шрам, заключается не в операции или неэстетичном внешнем виде.

Она заключается в том, что шрам – это напоминание о том, что все происходящее до него, – пустота.

Все, что у меня осталось, – это кошмары, фобии и отдаленное напоминание о родителях, которые у меня когда-то были.

Шрам олицетворяет ту недостающую часть меня.

Прежде чем я успеваю попытаться запереть эти эмоции в темную коробку, Эйден прикусывает мякоть моей груди. Я вскрикиваю, когда его зубы впиваются в кожу, а затем он сосет и покусывает шрам с такой враждебностью, что у меня перехватывает дыхание.

Я напугана.

Это выглядит так, будто он хочет содрать с меня кожу.

Дать волю воспоминаниям.

Кошмарам.

Дыму и пламени.

И крови… так много гребаной крови.

– Эйден, хватит.

Он не останавливается.

Он продолжает пировать на моей коже, как каннибал.

Он освободит их.

Все это.

Этого не может быть.

– Остановись! – Мои губы дрожат, когда слезы текут по моим щекам.

Эйден поднимает голову. Он смотрит на мое лицо, на слезы и выражение ненависти, которое, должно быть, выжжено на лице.

Черты его лица ничего не выражают.

Закрытые.

Бесстрастные.

– Хорошая девочка.

Наконец-то он отпускает меня. Воздух между моими ногами кажется каким-то странным, когда он убирает руку. Мои плечи болят от того, как крепко он держал мои запястья за спиной.

Я ожидала, что он отступит и оставит меня в покое.

Но Эйден никогда не ведет себя так, как ты от него ожидаешь.

Верхняя часть его тела наклоняется, и он высовывает язык.

Эйден слизывает слезы, стекающие по моей правой щеке. Моя кожа становится горячей и холодной одновременно.

Он перемещается к левой щеке, неторопливо пробуя мои слезы на вкус.

Когда он отстраняется, то не выглядит таким же шокированным, как я.

Однако его дьявольская маска сползает.

Я впервые вижу настоящего Эйдена.

Того, кого он прячет за улыбками. Истинную форму.

Если ухмылка на его лице и маниакальный взгляд в его глазах являются каким-либо показателем, то гребаному психу понравилось слизывать мои слезы.

По воздуху внезапно разносится звук звонка, выводя меня из ступора.

Он проверяет экран и вздыхает, как будто кто-то портит ему веселье.

Он бросает на меня последний нечитаемый взгляд.

– Будь умницей и перестань совершать глупости.

Еще больше слез катится по моим щекам, пока я смотрю, как его высокая фигура исчезает за деревьями.

Я поворачиваюсь в противоположном направлении и бегу.

Глава 5

От бега под дождем у меня перехватывает дыхание.

Разбивает его вдребезги.

Почти обрывает.

Когда я прихожу домой, моя промокшая одежда прилипает к коже. Мои ботинки хлюпают. Пальцы на ногах холодные и онемевшие.

Непослушные пряди волос прилипают к вискам и лбу, вода стекает по всему телу.

Я стою в нашем маленьком саду, переводя дыхание, и прижимаю дрожащую ладонь к груди.

Сердцебиение становится неровным и сбивается с ритма, словно протестуя. Я закрываю глаза и откидываю голову назад, позволяя дождю лупить по мне.

Пропитывать.

Очищать.

Капли стучат по закрытым векам, и это чувствуется почти как успокаивающая ласка.

Я всегда любила дождь.

Дождь все скрывает.

Никто не видел слез. Никто не заметил ни стыда, ни унижения.

Были только я, облака и льющаяся вода.

Но в этом-то и фишка дождя, не так ли? Это всего лишь камуфляж, временное решение.

Им можно промыть только внешнюю сторону. Он не может просочиться под кожу и отмыть дрожащие внутренности.

Стереть мои воспоминания – тоже не вариант.

Прошел едва ли час с тех пор, как руки Эйдена были на мне – повсюду.

Я все еще чувствую это.

Его дыхание.

Его близость.

Его безумный взгляд.

Я запираю эту встречу глубоко в темноте своей головы и тащусь ко входу. Мне нужно переодеться, пока я не простудилась.

Наш дом расположен в уютном районе, принадлежащем к верхушке среднего класса. Он двухэтажный, и в нем больше комнат, чем нам нужно. Мы втроем приложили все усилия, чтобы сделать его как можно более домашним. Мы посадили апельсиновое дерево. Несколько кустов роз. Мы с дядей самостоятельно ухаживаем за садом, но в последнее время у него на это нет времени.

Мои движения деревянные, когда я набираю код и вхожу внутрь.

Дизайн интерьера был тщательно подобран тетей Блэр. Несмотря на минимализм, он стильный и современный. В гостиной зоне установлены темно-синие и бежевые диваны. Книжные полки также темно-синие с оттенком силы, который олицетворяет характер не только дяди Джексона, но и тети Блэр.

Не потрудившись открыть высокие французские окна, я тащу свои онемевшие ноги наверх.

Тетя и дядя не появляются до поздней ночи. Чем больше растет их компания, тем меньше я их вижу.

Иногда они работают всю ночь – будь то в офисе своей компании или у себя дома.

Иногда один из них возвращается, чтобы переночевать, но в большинстве случаев они этого не делают.

Я всегда была ответственной, так что я прекрасно чувствую себя одна.

В глубине души я знаю, что им не нравится оставлять меня в одиночестве – особенно тете Блэр. Когда я одна или с Ким, она звонит тысячу раз – даже с учетом расположения дома в безопасном районе и включенной системы сигнализации.

Боже. Я не могу поверить, что прогуляла школу.

Я просто не могла сидеть в одном классе с Эйденом и притворяться, что со мной все в порядке.

На протяжении двух лет я гордилась тем, что ходила по одним с ним коридорам с высоко поднятой головой, независимо от того, что говорили или делали со мной его приспешники. Сегодняшний день был слишком.

Слишком ненормальным.

Просто слишком.

Моя, как мне казалось, стальная воля рассыпалась в считаные минуты.

Я всегда слышала о переломных моментах у людей, но я была слишком глупа, чтобы думать, что у меня их не будет.

Я познала самый жестокий путь своего сопротивления.

У меня перехватывает дыхание, когда я вхожу в свою комнату.

Мое убежище.

Я всегда шутила с тетей и дядей, называя ее своим королевством.

Уютный декор выполнен в пастельно-розовых и черных тонах. У меня есть собственная библиотека, заполненная книгами по психологии и китайской войне, расположенными в алфавитном порядке. Компакт-диски свисают с потолка как занавеска, отделяющая мою кровать от письменного стола.

На стене напротив кровати висят два огромных постера моих любимых групп: Coldplay и Bastille.

Я бросаю рюкзак на пол и нажимаю кнопку воспроизведения на айпаде. «Hypnotised» группы Coldplay заполняет пространство.

Слезы наворачиваются на глаза, когда я снимаю с себя промокшую одежду и вхожу в ванную.

У меня чешутся руки. Необходимость счистить с них грязь делает меня одержимой.

Я останавливаюсь у раковины и мою, скребу и потираю руки друг о друга, пока они не становятся ярко-красными.

Когда я поднимаю глаза к зеркалу, мои губы приоткрываются.

Это я. Колдовские платиновые волосы. Детские голубые глаза. Но в то же время я не вижу в отражении себя.

Там внутри пустота.

Там… оцепенение.

Я собираюсь пойти в душ, когда что-то еще останавливает меня.

Мой шрам.

Несколько карминно-красных отметин окружают его. Этот псих оставил долбаные засосы вокруг моего шрама?

Что, черт возьми, творилось в его ущербном мозгу?

Я отрываю взгляд от зеркала и принимаю самый долгий и обжигающий душ в истории.

Когда я возвращаюсь в комнату, песня меняется на «Good Grief» группы Bastille. Я позволяю музыке плыть вокруг меня, когда забираюсь в постель, все еще завернутая в полотенце, и закрываю глаза.

Я борюсь со слезами и проигрываю.

* * *

Я вздрагиваю и просыпаюсь.

Мои волосы прилипли к лицу от пота.

Тепло окутывает тело, и мои груди напрягаются под полотенцем.

Но это еще не все.

О боже.

Моя рука лежит у меня между ног, и я… мокрая.

Я отдергиваю руку, как будто меня поймали на воровстве.

Я даже не помню свой сон, так что, черт возьми, должна означать эта реакция?

Окружающее пространство возвращается в фокус. Мягкий свет от лампы. Музыка, которую я оставила включенной. Припев из песни «Grip» группы Bastille проникает глубоко в меня. Что-то о Дьяволе, схватившем за руку и утащившем в ночь.

Неоново-красные цифры на тумбочке показывают семь вечера.

Я соскальзываю с кровати, желая, чтобы температура моего тела вернулась к норме.

Глубоко вздохнув, я надеваю пижамные шорты и футболку, собираю волосы в пучок и сажусь за стол.

Мой первый день в выпускном классе начался с катастрофы, но ничто не отнимет у меня Кембридж.

Я достаю свои книги и задания, организованные по методу Эйзенхауэра, и погружаюсь в учебу.

В течение тридцати минут мой разум остается настроен на обучение. Затем я начинаю дрейфовать.

Ручка задевает мою нижнюю губу, когда мысли по спирали сворачивают в направлении, которое им не следует брать.

Даже если я хочу забыть, у моего тела есть своя собственная память. Мое тело все еще помнит, как Эйден держал меня. Как он был жесток, потому что я боролась.

Мои глаза до сих пор помнят ту темную, бездонную пустоту и пренебрежение.

Если бы я не заплакала, что бы он сделал?

Дрожь пробегает по мне при этой мысли.

В старых китайских военных книгах говорится, что лучший способ понять кого-то – это посмотреть на вещи с их точки зрения. Думать, как они.

Ни за что на свете я не стану делать этого с Эйденом.

Развратные хулиганы не заслуживают, чтобы их понимали.

После того как меня окрестили изгоем, я думала, что однажды карма укусит таких ублюдков, как Эйден, за задницу, и он перестанет мучить меня своим существованием в школе.

Я лишь обманывала саму себя.

Эйден, может, и псих, но он умный. Он знает, когда нажимать на кнопки, а когда отступать.

Сегодня он застал меня врасплох.

Ха, преуменьшение века.

Он напугал меня.

Он перевернул мой мир.

Он заставил усомниться в себе.

Поскольку он держался на расстоянии в течение двух лет, я никогда не думала, что он приблизится. Так близко.

Я все еще слишком смущена тем, что чувствовала. Что я чувствую. И тем сном – или кошмаром, – что мне приснился.

Я точно знаю – он взял то, на что не имел права, и я чертовски ненавижу его за это.

Но еще сильнее я ненавижу себя за то, что позволила ему забрать это.

Раздается стук в дверь. Я вздрагиваю, прикусывая ручку и тубу.

Ой.

Я расслабляю выражение лица.

– Входите.

Тетя и дядя заходят внутрь, оба все еще в своих рабочих костюмах.

Когда тетя Блэр наклоняется, чтобы обнять меня, я встаю и остаюсь в ее объятиях слишком долго. Под вишневыми духами скрывается мамин аромат. Что-то напоминающее сахарную вату и лето.

Я не знаю, почему я думаю об этом прямо сейчас, ведь я даже не помню свою маму.

Сегодня я скучаю по ней.

Я скучаю по жизни, которую не помню.

Неохотно я отстраняюсь от тети и обнимаю дядю Джексона. Он целует меня в макушку.

Дядя классически красив, у него каштановые волосы и кобальтово-синие глаза.

Несмотря на то что его телосложение лучше среднего, у него пивной живот.

– Я звонила, но ты не взяла трубку. – Тетя изучает мое лицо тем пристальным взглядом, который ставит ее клиентов на колени.

Как будто она распознает ложь еще до того, как я ее произнесу.

– Извини, я забыла его.

– Я позвонила в школу, – говорит она. – Мне сказали, что ты ушла домой.

– Я… – Черт. Я не думала так далеко наперед, когда уходила. – Мне было нехорошо.

Дядя Джексон нависает надо мной, его лоб нахмурен.

– У тебя снова учащенное сердцебиение, тыковка?

– Нет. – Я заставляю себя улыбнуться и чертовски надеюсь, что они в это поверят. – У меня просто разболелась голова, и я хотела вернуться домой и отдохнуть. Простите, что я не позвонила.

– Мы так беспокоились о тебе, милая. – Тетя приглаживает мои волосы. – Я пришла домой пораньше, чтобы проверить тебя, но ты спала.

– Я же говорил, что с ней все будет в порядке, – вмешался дядя. – Где ты забыла свой телефон?

– В… школе.

Потрясающе, Эльза. Я выдаю одну долбаную ложь за другой.

Больно лгать им, но я скорее умру, чем подвергну компанию тети и дяди опасности.

Их имена и имя гребаного Эйдена Кинга не должны существовать в одном предложении.

Тетя продолжает внимательно рассматривать меня с ног до головы, как будто ожидает, что я упаду в обморок в любую секунду.

– Головная боль из ниоткуда – это подозрительно. Может, нам стоит навестить доктора Альберта?

– Это просто головная боль, Блэр, – говорит дядя от моего имени.

– Головные боли – это симптомы самых чудовищных болезней, Джексон, – возражает она.

– Одна из них – простая усталость.

– Я в порядке, правда, – вмешиваюсь я, не желая, чтобы они спорили. – Я просто собираюсь немного позаниматься и лечь пораньше.

– Сначала ужин, тыковка. И мы должны сыграть партию в шахматы. – Дядя подхватывает меня под мышку и тащит из комнаты. Он спрашивает о моем первом дне и рассказывает смешную историю об их работнике. Он чуть не упал в обморок, когда ему позвонили и сообщили, что у его жены начались роды.

Дядя Джексон умеет поднимать настроение, и я улыбаюсь вместе с ним.

Тетя следует за нами, но ей не смешно. Она продолжает пристально наблюдать за мной, как будто пытается проткнуть взглядом насквозь.

Как только мы приходим на кухню, я улыбаюсь.

– Тетя, у тебя есть время немного позаниматься йогой? Это помогает при головных болях.

– Черт возьми, да. – Она хихикает, но затем ее улыбка гаснет. – Прости, милая, у меня так мало времени для нас, девочек.

Я качаю головой и говорю насмешливым тоном:

– Нет, это к лучшему. Слишком много девичьего времени отвлекло бы меня от Кембриджа.

Тетя возится за барной стойкой, а я сажусь на свободный табурет. Дядя подходит ко мне сзади и массирует мои плечи.

– Я собираюсь хорошо подготовить тебя к Кембриджу, тыковка.

Тетя закатывает глаза.

– Это не игра Премьер-лиги, Джексон.

– Игнорируй ее. – Дядя наклоняется и шепчет: – У меня есть билеты на игру «Арсенала» на следующей неделе. Угадай, кто приглашает тебя на свидание?

Моя грудь трепещет от возбуждения. Я ненавижу футбольную команду нашей школы, или, более конкретно, я ненавижу придурков, которые играют в ней, но я люблю саму игру. Дядя обратил меня на темную сторону и превратил в канонира – непоколебимого фаната «Арсенала».

– Тебе лучше не просить ее уходить с учебы, чтобы пойти на какую-то дурацкую игру.

– Конечно нет, – говорим мы с дядей одновременно, затем он фыркает, и я тоже не могу удержаться от смеха.

Тетя складывает руки на груди и постукивает ногой по полу.

Мы с дядей заняты извлечением овощей из холодильника, пытаясь подавить смех.

– Командная работа, – шепчем мы с дядей друг другу.

На мгновение, только лишь на одно мгновение, я забываю о том, что произошло сегодня.

Или, во всяком случае, пытаюсь это сделать.

* * *

Утром тетя отвозит меня в школу по дороге на работу.

Всю ночь я вспоминала вчерашний день и подумывала о том, чтобы не появиться сегодня. Но затем у меня случилась минута гневного негодования на саму себя.

Никто – включая Эйдена – не сломает меня.

Мое детство не смогло, и он, черт возьми, точно не сможет.

Я просто должна быть умной, когда имею с ним дело. Например, избегать всего этого дерьма с ним и вернуться к свирепым переглядкам издалека.

Я машу своей тете и вхожу в школу с высоко поднятой головой, как обычно.

Я слышу насмешки, но не позволяю им вывести меня из себя.

Тихий голос в моей голове нашептывает им.

Бегите, детки, ваши маленькие шалости ничто по сравнению с порочностью Эйдена.

Несмотря на мой ободряющий монолог этим утром, который придал мне столь необходимую смелость, дрожь пробегает по моим конечностям, когда я подхожу к классу.

Я увижу его снова. Я увижу эти демонические глаза.

Эту садистскую ухмылку.

Эту темную душу.

Сукин сын. Как, черт возьми, я должна пережить целый год с ним в одном классе?

Что еще хуже, Ким нигде не видно. Поскольку у меня больше нет телефона, я позвонила ей со стационарного, но она не взяла трубку.

У меня еще есть немного времени до первого урока, поэтому я направляюсь к ее любимому месту в саду.

Мой шаг замедляется возле дерева, где Эйден вчера поймал меня в ловушку.

Странное осознание сжимает меня за горло. Память моего тела снова срабатывает.

Я чувствую его руки повсюду на себе.

Я чувствую его запах среди деревьев.

Я вижу этот бездушный взгляд его глаз.

Сильная волна ненависти захлестывает меня, но это не все.

Что-то еще, что-то совершенно аморальное захватывает меня.

Убирайся из моей головы, черт бы тебя побрал!

Мои брови хмурятся, когда я прихожу в хижину и не нахожу никаких следов Ким.

Как и я, Ким никогда не пропускает занятия. Если она это сделала, должно быть, случилось что-то серьезное.

Этому придурку Ксандеру лучше бы не причинять ей вреда, иначе я стану его худшим кошмаром.

Я оборачиваюсь, и моя голова натыкается на чью-то сильную грудь.

– Пришла за добавкой, сладкая?

Глава 6

Ему стоит перестать называть меня сладкой, или я достану куклу вуду с его лицом и зарежу ее до смерти.

А еще лучше, я разрежу ее на части.

Я отступаю на расстояние вытянутой руки. Если я буду держать дистанцию, он не сможет меня поймать.

Ни за что на свете я не позволю ему заманить меня в ловушку, как это было вчера.

На этот раз я либо закричу, либо убегу.

Да. Звучит как план.

Я сглатываю, но слюна застревает у меня в горле как посторонний предмет. Никакие ободряющие речи или фальшивая бравада не могли стереть воспоминания о вчерашнем дне.

Никакие ободряющие речи не могли убедить нервы, вибрирующие под кожей от удушающего страха, что со мной все будет в порядке.

Мои инстинкты кричат мне, чтобы я бежала.

Спряталась.

Никогда не оглядывалась назад.

Но я не стану.

Убегать от кого-то, кто получает удовольствие от уязвимости, – не самый умный поступок.

Он бы преследовал меня. Гребаный Ад. Я уверена, что психопату это тоже понравилось бы.

Кто выйдет победителем?

Да. Не я.

Поэтому вместо бегства я выбираю борьбу.

Я поднимаю подбородок, призывая все то мужество, которое у меня осталось.

Но в тот момент, когда я встречаюсь с его взглядом, большая часть этого мужества улетучивается. Знаете, что не так в Эйдене? Он чертовски хорошо сложен.

Идеальное лицо.

Идеальное тело.

Идеальное чувство стиля.

Большую часть дней он даже не носит галстук, и все равно кажется, что школьная форма была сшита специально для его крепкого, мускулистого тела.

Вся его внешность – еще одно преимущество, которое он использует для того, что запугивать.

Очаровывать.

Обманывать.

Я даже поддалась этому обаянию в тот первый день, когда встретила его. Издалека он выглядел как Бог. Вблизи он не более чем монстр.

С тех пор как он едва не задушил меня перед всей школой и объявил, что уничтожит меня, я поняла, что весь его внешний вид – это фасад.

Единственное, что я вижу, – это пустоту в его стальных глазах.

Ненависть.

Черную ярость.

Я не понимаю, как другие этого не замечают. Либо они слишком сильно попали под его чары, либо им просто все равно.

Вот что значит быть королем, не так ли? Он может быть таким сколько угодно. Черт возьми, он может приказать начать войну, которая уничтожит половину нации и заморит голодом другую половину, а те, кто останется в живых, все равно будут скандировать: «Да здравствует король!»

Но не из-за любви. Нет. Из-за страха.

Люди естественным образом тяготеют к власти, в КЭШ Эйден и есть сама власть.

В прошлом году правил его старший кузен Леви Кинг, и теперь, когда он окончил обучение, КЭШ принадлежит младшему из двух королей.

– Ты вчера сбежала из школы, – говорит он как ни в чем не бывало.

– Я не сбегала. У меня было неотложное семейное дело. – Я бы похлопала себе, если бы могла. Эта ложь вышла идеальной.

Закладывая ладонь в карман брюк, он изучает меня с ног до головы. Его взгляд задерживается на моей левой груди, как будто он пытается прожечь дыру в моей рубашке.

Мне требуется все мое мужество, чтобы не скрестить руки на груди.

Его внимание наконец возвращается к моему лицу.

– Я думаю, ты лжешь, Холодное Сердце. Думаю, что тебя довели до предела, поэтому ты выбрала легкий выход.

– Знаешь что, Эйден? Мне все равно, что ты думаешь.

– Зря. То, что я думаю, окажет прямое влияние на твою жизнь, сладкая.

– Прекрати называть меня так, – шиплю я. – Я не твоя сладкая.

– Ты та, кем я, блять, тебя назову, сладкая.

Возможно ли проклясть кого-то и отправить в темную, бездонную яму ада? Я не против использования черной магии. Мне просто нужно, чтобы он, черт возьми, исчез. Мир станет куда более безопасным местом.

Я сдерживаю гнев и поворачиваюсь, чтобы уйти.

Он не доберется до меня. Он этого не сделает.

Сильная рука хватает меня за предплечье и дергает назад с такой силой, что я прижимаюсь вплотную к его твердой груди.

Он сжимает меня с грубой, причиняющей боль силой.

– Разве я сказал, что ты можешь идти?

Я борюсь с ним.

– Я не знаю, заметил ли ты, но я не одна из твоих подданных, ваше величество. Я не выполняю твоих приказов.

– Все с чего-то начинают.

Он отпускает меня, но только для того, чтобы обхватить обеими руками мою талию и положить ладони мне на поясницу, как будто мы какие-то долбаные любовники.

Так близко, что мой нос наполняется его ароматом, а тепло его тела смешивается с моим.

Я не коротышка, но он все равно выше меня ростом и массивнее. В глубине души я знаю, что этот варварский захват – всего лишь фактор запугивания.

Я толкаю его в грудь, дергаясь из стороны в сторону и назад, пытаясь расцепить его руки.

Он даже не шевелится, чтобы остановить меня. Все, что он делает, это сохраняет свою стальную хватку.

– Боже, – я тяжело дышу. – Отпусти меня.

– Почему я должен, хм?

– Почему ты не должен? – Я делаю ответный выпад.

– Мне нравится, когда ты сопротивляешься. – Его глаза сверкают тем уже знакомым садизмом, когда он протягивает руку и щиплет меня за щеку. – Ты бы знала, как очаровательно они краснеют!

Я расслабляюсь в его объятиях. Мои руки безжизненно падают по обе стороны от меня, и я даже стараюсь придать своему лицу нейтральное выражение.

Если ему нравится моя борьба, то он больше ее не получит.

– Ты закончил?

Его левый глаз подергивается.

Очевидно, больному ублюдку не нравится, что он не получает того, чего хочет, и я победила его в его собственной игре.

– Я хочу дать тебе один ценный совет. Ты уже знаешь, на что я способен. – Его голос спокоен. Опасно спокоен. – Не провоцируй меня.

– Это ты меня провоцируешь! – Я не могу поверить этому ублюдку. – Тебе повезло, что я не донесла на тебя за то, что произошло вчера.

– Повезло? – Он смеется без тени юмора, и глупо, что даже линии его лица растягиваются под красивыми углами.

Кто-нибудь, вылейте кислоту на его физиономию.

– Я не знаю, пытаешься ли ты быть очаровательной или ты и правда настолько наивна.

– Что это должно означать?

– Ты думаешь, что можешь причинить мне боль, а?

Он сжимает мой подбородок большим и указательным пальцами, откидывая голову назад, чтобы вонзиться в мое лицо своим навязчивым взглядом.

Сердце колотится все быстрее и быстрее.

Неважно, сколько тактик я придумаю, неважно, насколько сильно мне нравится думать, что я контролирую ситуацию… Это не так.

И мое сердце чувствует опасность.

Пустоту.

Черную дыру.

Позвоночник напряженно ноет от ощущения липкого страха, что стянул мне кости.

Мне нужно бежать. Спрятаться.

Так, чтобы он никогда меня не нашел.

Та часть меня, которую я изо всех сил пыталась похоронить, воскресает, выползая на поверхность.

‰ мой шедевр, Эльза.

Я ненадолго закрываю глаза от этого навязчивого голоса из прошлого. Когда я открываю их снова, жуткий голос исчезает, но стальное выражение лица Эйдена остается.

Будь он проклят за то, как легко ему удалось освободить эту часть меня!

Я прятала ее в себе более десяти лет, но он смог практически вытянуть ее за какие-то два дня.

– Может быть, могу. – Мой голос звучит намного спокойнее, чем я ожидаю. – Что ты вообще знаешь обо мне?

– Гораздо больше, чем ты думаешь. – Он так сильно сжимает мою челюсть, что я вздрагиваю.

– Клянусь богом, либо отпусти меня, либо я…

– Что? – Черты его лица искрятся обещанием моей боли. – Ты не можешь нихуя мне сделать. Позволь мне обрисовать ситуацию: если я убью тебя, тренер сожжет твой чахлый труп, а директор избавится от останков. Если я совершу преступление, школьный совет перевернет это дело так, чтобы казалось, будто я жертва. Возможно, ты прячешь голову в песок, как маленькая мисс Страус, так что вот тебе краткое напоминание: я здесь король.

Его слова жалят, потому что они правдивы. Покау него королевское имя, его отцу даже не нужно вмешиваться, чтобы все прошло гладко.

Несправедливость вспыхивает внутри меня и затуманивает зрение непролитыми слезами.

Нет.

Я не доставлю ему удовольствие снова увидеть, как я плачу.

– Но если ты чувствуешь, что имеешь для этого достаточно смелости… – Уголки его губ приподнимаются в ухмылке. – Если ты думаешь, что можешь обставить меня, тогда покажи, на что способна, сладкая. Мне любопытно посмотреть, кто поверит в то, что я прикасался к тебе без твоего согласия. Я могу иметь любую дырку, какую захочу, что такого особенного в твоей?

– То, что мою ты иметь не можешь.

Я сожалею об этих словах, как только они вылетают. Я не могу поверить, что взмахнула долбаным стейком перед хищником.

– Холодное Сердце, – шепчет он, качая головой.

Мои губы сжимаются в дрожащую линию, и я почти трясусь в его объятиях, ожидая следующего удара.

Теперь в любой момент он может…

Эйден отпускает меня и отступает назад.

Стоп.

Он… он отпускает меня?

Я осторожно наблюдаю за выражением его лица, как лань, попавшая в свет фар.

Он придает своим чертам бесстрастное выражение.

По какой-то причине я ожидаю, что он рассмеется мне в лицо и снова схватит меня.

Я счастлива, что он отпускает меня, правда. Но я не могу сдержать раздражения из-за того, что не могу его прочитать.

Он засовывает руку в карман, выглядя небрежно, почти беспечно.

– Покажи мне метку.

– Что?

– Ты не идиотка, так что не веди себя как дура и покажи мне метку, которую я оставил вчера.

– Ты не в своем уме.

Мои конечности дрожат, но я разворачиваюсь, чтобы бежать. Мне нужно вырваться из его власти.

Его присутствия.

– Сделаешь еще хоть один шаг, и я достану тебя из-под земли, сладкая. И на этот раз… – Он замолкает, его голос становится удушливым, как дым. – Я не остановлюсь.

Я громко сглатываю и останавливаюсь как вкопанная.

Часть меня не хочет верить, что он зайдет так далеко, но кого я обманываю?

Эйден не остановится, пока не получит то, что хочет.

С замиранием сердца я смотрю ему в лицо.

– Зачем ты это делаешь, Эйден?

– Как ты думаешь, зачем?

– Потому что можешь?

– Потому что могу, да? Интересно. – Он делает паузу. – Ты такая… холодная, ты знала об этом?

– Твои рабы не переставали напоминать мне об этом, большое тебе спасибо.

– Ты упускаешь весь смысл.

– Какой именно?

– Если ты его упускаешь, то с чего мне говорить?

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, когда он перебивает меня.

– Сними рубашку.

Мои кулаки сжимаются по обе стороны от меня.

– Если ты этого не сделаешь, то сделаю я. Сколько еще разорванных рубашек ты хочешь собрать?

– Ты болен.

– Ты действительно веришь, что это оскорбление для меня?

Я сжимаю губы в линию.

– Последний шанс. Сними рубашку.

– Нет.

Мы наблюдаем друг за другом секунду.

Две.

Три…

Он направляется в мою сторону. Вся кровь отливает от моего лица, и дрожь пробегает по спине.

Это реально.

Этот взгляд. Эта решимость.

На этот раз он не остановится.

– Ладно! – выпаливаю я, отступая назад. – Я сделаю это.

Он останавливается, но это бесстрастное выражение на его лице остается. Он выглядит спокойным и непринужденным, но если я сделаю хоть один шаг, не сомневаюсь, что он погонится за мной как изголодавшийся волк.

Думай, Эльза, думай!

В моей голове вспыхивает безумная идея.

– Сделай это за меня, – говорю я нейтральным, почти незаинтересованным тоном.

Левый глаз Эйдена дергается.

Я уверена, что мое предложение застало его врасплох. Он думал, что я либо подчинюсь его угрозе, либо он сделает это силой. Я уверена, что больной ублюдок надеялся на второй вариант.

Тот факт, что я предлагаю ему сделать это без всего этого фактора насилия, должен вывести его из равновесия.

Те, кто предлагают два варианта, не ожидают третьего. Третий вариант приводит их в замешательство, и это именно то, на что я ставила.

Он прищуривает глаза:

– Ты снова пытаешься играть.

– Я просто даю тебе то, что ты хочешь.

– Вот как? – Его тон становится каменно-холодным.

– Да.

– Ты пожалеешь об этом. – Он подходит ко мне и тянется к ленте вокруг шеи.

Я кладу обе ладони на его дурацкие широкие плечи и впиваюсь пальцами в форменную куртку.

Он замирает у первой пуговицы и изучает мое лицо.

Прикосновение к нему не было частью уговора, и он, должно быть, удивляется, почему я делаю это добровольно.

Я не знаю, нравится ему это или нет, но я не даю ни ему, ни себе времени подумать об этом.

Я поднимаю колено и бью его в пах. Сильно. Так сильно, как только могу.

Его лицо искажается, а руки тянутся ко мне, но я уклоняюсь и пробегаю мимо него.

Широкая ухмылка расплывается на моем лице.

Я только что ударила гребаного Эйдена Кинга по яйцам!

Глава 7

Я пнула Эйдена по яйцам.

Я пнула гребаного Эйдена Кинга по яйцам.

Мои ноги скользят, и я останавливаюсь на пороге класса.

Я задыхаюсь.

У меня мокрые руки.

Волна адреналина покидает мой организм, оставляя дрожь в конечностях.

Мои плечи трясутся от сдерживаемого смеха. Если бы я не беспокоилась, что одноклассники начнут называть меня сумасшедшей, я бы сейчас громко смеялась.

Я хочу бегать, прыгать и стучать кулаками.

Это странный тип свободы, которого я давно не ощущала… не ощущала когда-либо.

Я всегда была тихой и замкнутой, но сейчас… Я чувствую, что могу достать до луны и зачерпнуть ладонями звезды.

Глубоко вздохнув, я расправляю плечи и вхожу в класс с высоко поднятой головой.

В мою сторону бросают несколько смешков и «отмороженных» подколов, но они похожи на белый шум.

Эти маленькие миньоны могут выложиться на все сто, и это не будет иметь значения.

Я только что пнула их короля. По самым орехам.

Я внутренне улыбаюсь, когда мой взгляд падает на трех других демонов.

Коул сидит за своим столом и читает книгу по физике. Ксандер сидит на столешнице и спорит с Ронаном, который стоит неподалеку.

Остальные ребята в классе либо пытаются включиться в разговор, либо наблюдают.

Самое печальное, что, я думаю, они делают это подсознательно. Их привлекает все, что представляют собой четыре всадника.

Сила.

Очарование.

Богатство.

Ронан – это Смерть, потому что он непробиваемая скала в центре поля.

Коул – это Голод; бесшумный, но смертоносный, когда нападает.

Ксандер – это Война; все, что он знает, это то, как сеять хаос.

И он что-то сделал с Ким. Потому что даже сейчас ее здесь нет.

Ким никогда не опаздывала в школу.

Возможно, это остатки адреналина, все еще бурлящего в моих венах, но я не останавливаюсь, чтобы подумать об этом.

Я хватаюсь за лямку своего рюкзака и шагаю к троице.

– Я говорю тебе, приятель. – Ронан постукивает указательным пальцем по столу перед Ксандером. – Она пришла на вечеринку из-за меня.

– Все пришли из-за тебя, – говорит Коул. – Ты устроил вечеринку, помнишь?

– Laferme[3 — Заткнись (фр.).], капитан! Дело не в этом. – Ронан продолжает разговаривать с Ксандером. – Признай это, она была там ради меня.

– Если это поможет твоему эго, конечно. – Ксандер смеется. – Передашь мне, что вы курили прошлой ночью?

Ронан хмурится.

– Зачем?

– Это дерьмо чертовски хорошее, раз оно заставляет тебя верить в то, чего не существует.

– Пошел ты, Найт! – Ронан бросается на него.

В этот самый момент равнодушный взгляд Коула встречается с моим. Он прочищает горло, и двое его друзей, которые все еще препираются, замолкают.

– Холодное Сердце? – Ронан отпрянул назад, как будто его ударили. – Мне мерещится, или Холодное Сердце действительно стоит перед нами?

Он смотрит мне за спину и вокруг, затем ухмыляется.

– Ты здесь, чтобы признаться мне в любви? Я знал, что ты всегда была влюблена в меня, но извини, я принимаю признания только по вечерам. Правила есть правила.

Я игнорирую его и поворачиваюсь лицом к Ксандеру.

– Где она? – спрашиваю я.

Ксандер спрыгивает со стола.

– Где кто?

– Ким, – выдавливаю я.

– О! – Брови Ксандера приподнимаются в притворном беспокойстве, когда он роется под столом. – Капитан, ты не видел здесь поблизости маленькую Кимберли? Нет? Как насчет тебя, Ро? Обыщи свои карманы, может быть, она спряталась там.

Ронан демонстративно засовывает руки в карманы.

– Не-а, не здесь. – Он ухмыляется, выуживая упаковку презервативов. – Но я нашел это.

Мои губы сжимаются от отвращения.

– Quoi?[4 — Что? (фр.).] — спрашивает Ронан. – Всегда под защитой.

– Я здесь не для ваших игр, – говорю я всем сразу.

– Тогда зачем ты здесь? – спрашивает Ксандер.

– Ким. Где она?

– Если ты не знаешь, где твоя подруга, откуда мне знать?

Я подхожу ближе, все еще сжимая лямку своего рюкзака.

– Я знаю, ты что-то сделал с ней вчера.

Он улыбается как маньяк.

– Есть чем доказать?

Мои ногти впиваются в ладонь до тех пор, пока не чувствую кровь.

– Погодите-ка. – Ронан встает между нами. – Что случилось? Что доказать? Кто-нибудь, введите меня в курс дела.

Коул качает ему головой.

– Что? Я чувствую себя обделенным. – Ронан пинает своего друга по ноге. – Сначала Кинг выкинул какое-то дерьмо на вчерашней тренировке, затем Найт делает какую-то хуйню за нашими спинами, а теперь Холодное Сердце разговаривает с нами. Ты должен признать, что в этом нет ничего нормального.

Только одно предложение продолжает крутиться в моей голове, как зацикленная пластинка.

Кинг выкинул какое-то дерьмо на вчерашней тренировке.

Что, черт возьми, это должно означать? Эйден – образцовый игрок и ученик. Он не выкидывает какое-то дерьмо.

Имеет ли это отношение к тому, что он сделал вчера?

– Кто-нибудь, введите меня в курс дела. – Ронан переводит взгляд с одного своего друга на другого. – Кто-то? Кто-нибудь?

– Держись подальше от Ким, – говорю я Ксандеру со всем ядом, на который способна.

– Или что? Остановишь меня?

Я собираюсь ответить, когда, к сожалению – или к счастью, это зависит от того, как вы на это смотрите, – в класс входит учитель. Все садятся, и я нахожу свободное место в конце зала.

Мой взгляд встречается с игривым взглядом Ксандера. Он садится в ряд рядом со мной, бросает мне мой телефон и ухмыляется.

Я вздрагиваю. Засранец.

– О, смотрите. Кимберли нет на занятиях. – Его хвастливый тон раздражает меня.

– Мистер Найт, – чеканит учительница, миссис Стоун. – Урок начался, я была бы признательна, если бы вы обратили на это внимание.

– Вы завладели всем моим вниманием, миссис Стоун. – Он одаривает ее улыбкой с ямочками на щеках и открывает свою тетрадь.

Миссис Стоун начинает перечислять учебную программу класса. Я беру ручку и тетрадь и начинаю делать пометки.

Наша учительница английской литературы, вероятно, самая старая в школе и скоро уйдет на пенсию. Ее седые волосы собраны в консервативный пучок, а очки удерживаются на тех золотых ремешках, которыми больше никто не пользуется.

Дверь открывается. Весь класс замолкает. Даже миссис Стоун замолкает.

Я останавливаюсь на середине строчки и поднимаю голову.

Раскрасневшаяся Ким выглядывает из-за двери, ее волосы находятся в беспорядке.

В классе раздаются смешки.

– Вы опоздали на десять минут, мисс Рид, – ворчит миссис Стоун.

– Я… эм… – Ким спотыкается о свои собственные слова.

Я вздрагиваю, чувствуя ее дискомфорт под своей кожей. Она всегда ненавидела быть в центре внимания.

– В чем дело, Берли, ты потеряла язык вместе с жиром? – насмехается кто-то со стороны.

Миссис Стоун бросает на него сердитый взгляд.

– Еще одно слово, и я отправлю вас на отработку, мистер Роббинс.

Его лицо становится пепельным, и мне хочется встать и обнять миссис Стоун. Она, наверное, единственная учительница, которая не закрывает глаза на издевательства. По крайней мере, от таких незначительных людей, как Роббинс. Я сомневаюсь, что она бы что-нибудь сделала, если бы в этом был замешан один из «элиты».

За ерзающим телом Ким появляется тень.

Я перестаю дышать.

Как будто земля разверзлась и теперь засасывает меня в свои глубины, чтобы похоронить заживо.

Эйден кладет обе руки на плечи Ким.

Он положил свои мерзкие руки на гребаные плечи моей подруги.

Не хочу драматизировать, но, кажется, меня сейчас вырвет.

Его взгляд встречается с моим, и в нем что-то вспыхивает. Уголок его губ приподнимается в жестокой, психотической ухмылке.

Это оно.

Я собираюсь убить его.

Я собираюсь пожертвовать всем своим будущим, чтобы спасти мир от его зла.

Ухмылка исчезает так же быстро, как и появилась. Все еще держа Ким за плечи, он одаривает миссис Стоун своей улыбкой золотого мальчика.

– Мне жаль. Кимберли чувствовала себя неважно, поэтому мне пришлось отвести ее к медсестре.

Он серьезно?

Я испытываю стыд, когда выражение лица миссис Стоун меняется с упрека на понимание.

– С вами все в порядке, мисс Рид?

Ким кивает, не говоря ни слова.

– Это было мило с вашей стороны, мистер Кинг. – Миссис Стоун одаривает его улыбкой. – Вы оба присаживайтесь.

Моя челюсть, наверное, отвисает до пола. Я не могу в это поверить.

Темная дыра, образовавшаяся ранее, расширяется, и я едва могу дышать.

Должно быть, он что-то сделал с Ким, и теперь заставляет всех поверить, что помогал ей.

Я вглядываюсь в его лицо в поисках каких-либо признаков.

Он улыбается, маска прочно сидит на месте, он во всем похож на золотого мальчика, которому все завидуют.

Девушки хотят его. Мальчики хотят быть им.

Но никто из них не видит этой пустоты внутри него.

Бездны.

Этого… небытия.

Они знают только этого Эйдена. Того, которого он надевает в свет. Образ, который он проецирует в их сторону. Они слишком ослеплены его фальшивым светом, чтобы видеть тени.

Но разве это не лучше? Разве ложь не лучше правды?

В конце концов, правда разрушает прежде, чем освобождает кого-либо.

Мое сердце колотится с каждым его шагом. На этот раз это не страх за себя.

А за то, что он сделал с Ким.

Я знала, что мой поступок вернется бумерангом, чтобы оглушить меня, но я не думала, что это произойдет так быстро.

Или смертельно опасно.

Я никогда не думала, что он использует Ким.

Мои губы дрожат, когда я пытаюсь встретиться взглядом со своей лучшей подругой и убедиться, что с ней все в порядке. Ее голова опущена. Завеса мятных волос скрывает выражение ее лица от меня и всего мира.

Эйден останавливается рядом со мной. Я мельком замечаю, как его рука скользит в карман, прежде чем концентрируюсь на своих записях, сжимая карандаш так сильно, что он почти ломается.

Его тело нависает над моим как мрачный жнец, а его глаза прожигают дыры у меня на макушке.

Часть меня хочет поднять глаза и свирепо посмотреть в ответ. Как я делала последние два года.

Но тогда я не имела ни малейшего представления о том, на что он способен.

Теперь я знаю.

Спустя, кажется, целую вечность он неторопливо подходит к свободному месту позади меня. Место, которое я приберегла для Ким.

Она ерзает рядом с единственным свободным местом в классе. Перед Ксандером.

Последний бросает на нее насмешливый взгляд, словно провоцируя сесть.

– Мисс Рид? – Нетерпеливый тон миссис Стоун оглушает. – Что-то случилось?

– Нет, – шепчет Ким.

– Тогда, пожалуйста, присаживайтесь, чтобы мы могли продолжить урок.

Ким медленно садится на место, словно боится, что на сиденье установлена бомба.

Коул бросает взгляд за спину на Ким, а Ронан подмигивает мне, сидя передо мной.

Мы окружены врагами.

Глава 8

Я пытаюсь.

Я действительно пытаюсь сосредоточиться.

Это невозможно.

Во-первых, Ким, кажется, не в себе, – она почти ничего не записывает. И это меня чертовски беспокоит.

Во-вторых, звезды футбольной команды КЭШ окружают нас как стая волков, а самый большой и злой вожак сидит прямо за мной.

Эйден не произнес ни слова, но ему и не нужно.

Ощущение его присутствия невозможно игнорировать, даже если он хранит молчание. Я чувствую, как его глаза прожигают дыру в моем затылке и пожирают мой мозг.

Миссис Стоун начинает говорить о подготовительном тесте. Я концентрируюсь на ней впервые с начала урока.

– Вы должны отыграть известный сценарий, но добавить к нему свой индивидуальный штрих. Чем креативнее вы будете, тем больше бонусных очков получите.

Я люблю бонусные баллы. Это мой идеальный шанс улучшить свои оценки для поступления в Кембридж.

– Можем ли мы выбрать, с кем будем выступать? – спрашивает девочка в начале класса.

– Партнеры будут выбраны случайным образом, – говорит миссис Стоун. – Обмен партнерами запрещен.

– Мы можем выступать в одиночку?

– Ни в коем случае, – припечатывает миссис Стоун. – Это для того, чтобы научить вас командной работе.

Некоторые ученики тихо скулят, в то время как другие хихикают.

Остаток урока я провожу, пытаясь сделать как можно больше заметок, чтобы занять мысли до отказа.

Но никто не может стереть из воспоминаний то, что Эйден маячит как Дьявол в углу, ожидая шанса украсть мою душу.

Как только урок заканчивается, Ким засовывает свои вещи в сумку и выходит за дверь.

Я собираюсь последовать за ней, когда моя ручка падает и с глухим шорохом катится по полу.

Высокая фигура наклоняется и поднимает ее. Медленно, нарочито лениво.

Я перестаю дышать, когда Эйден выпрямляется во весь рост. Его внимание сосредоточено на мне, пока он вертит ручку между указательным и средним пальцами.

Эта ручка может отправляться к черту, мне все равно. Называйте меня трусом, но я не вынесу еще одного противостояния с Эйденом прямо сейчас.

Кроме того, Ким – мой главный приоритет.

Не удостоив Эйдена взглядом, я выбегаю из класса, пока он все еще полон людей.

Новое решение: никогда не оказываться одной в том же месте, что и Эйден.

Это мой единственный шанс выжить.

Мне требуется несколько минут, чтобы найти Ким. Она притаилась за углом нашего следующего класса, в наушниках, а ее взгляд затерялся где-то вне досягаемости.

Я подбегаю к ней и хватаю за плечо.

– Ким! Я так беспокоилась за тебя. Почему ты мне не перезвонила?

Ее лицо бледное, как будто она увидела привидение. Она медленно стягивает наушники, позволив им упасть вниз.

– Элли…

– Что? Что случилось? Эйден что-то сделал?

– Эйден? – ее брови хмурятся. – Какое он имеет ко всему этому отношение?

– Э-э… Ким? Ты пришла на урок с этим засранцем.

– Он нашел меня возле кабинета медсестры и сказал идти с ним на занятия.

Моя кровь закипает.

– Он причинил тебе боль? Заставил тебя?

– Что за черт? Зачем ему это делать? – Ким играет с лямками своего рюкзака. – Он вежливо попросил. Почти…

– Почти что?

Что-то ностальгическое мелькает в ее глазах.

– Дружелюбно.

– Воу, Ким. Ты слышишь себя? Эйден не дружелюбен. Он не может быть дружелюбен никогда.

Он гребаный псих!

Пожалуйста, не говорите мне, что он тоже играет с разумом Ким. Это что, своеобразное «пошла ты» мне в душу? Или я слишком драматизирую?

Но опять же, Эйден из тех, кто просчитывает свои ходы, прежде чем что-либо предпринять.

Ким хмурит брови, поджимая губы.

– Почему ты так напряжена?

– Извини, – я смягчаю свой голос. – Это просто потому, что я беспокоюсь о тебе, ладно? Эйден никогда не был дружелюбен к тебе, так с чего бы ему быть таким сейчас?

– Но Кинг никогда не был груб со мной. Мы раньше общались, знаешь… – Ее губы дрожат.

Общались?

Я знаю, что Ким училась в Королевской Элитной Средней Школе вместе с остальными всадниками, но у меня никогда не складывалось впечатления, что она дружила с ними.

Я имею в виду, Ксандер издевается над ней при любом удобном случае. С чего бы остальным дружить с ней?

Особенно Эйдену.

– В любом случае, что ты делала у медсестры? – спрашиваю я.

– Просто мигрень. – Она улыбается, но улыбка не касается ее глаз. – Утром я приехала за тобой, но твой дядя сказал, что тебя уже нет.

– Извини за это. Тетя подбросила меня, а я забыла свой телефон в школе.

Она секунду молчит, покусывая нижнюю губу.

В конце концов она расскажет мне, что произошло. А пока я глажу ее по плечу и говорю мягким тоном.

– Выпускной год, взрослые решения, верно?

– Какие решения?

– Ты знаешь, в этом году мы всех уделаем.

Она смотрит на меня, выглядя потерянной.

– Как? Как именно мы это сделаем? Потому что твой пустой оптимизм никогда нам не помогал.

– Ким?..

Она, кажется, не слышит меня и продолжает:

– Мы не можем остановить их. Мы можем только оставаться под водой, пока она льется на нас, и молиться, чтобы они не промахнулись, чтобы нам не пришлось терпеть это снова. Мы можем только склониться и позволить им нанести удар, надеясь, что он будет последним.

– Ким! – Я встряхиваю ее. – Не говори больше такого. Мы рождены не для того, чтобы нас унижали. Ты меня слышишь?

– Я не такая сильная, как ты, Элли. – Слезы блестят в ее глазах. – Я не могу заморозить мир, как это делаешь ты. Это больно. Все это больно. Я устала, ясно? Я просто чертовски устала от этого дерьма. Это было десять лет назад. Десять гребаных лет. Да, я облажалась, но я всего лишь человек. Я заслуживаю второго шанса.

Я остаюсь на месте как вкопанная, когда Ким вытирает глаза и стремительно обходит меня, чтобы войти в класс.

Она… сорвалась.

Ким не из тех, кто срывается. Она такая добрая, тихая и… замученная.

Что произошло, что заставило ее сорваться? И что, черт возьми, она имела в виду, говоря, что заслужила второй шанс?

Второй шанс от кого?

Может быть, я не знаю свою лучшую подругу так хорошо, как мне казалось?

По затылку бегут мурашки, и мой желудок сжимается от странного осознания.

Я оборачиваюсь только для того, чтобы попасть в плен дымчатых глаз короля дьяволов.

И он ухмыляется.

* * *

Остаток дня проходит настолько суматошно, что я не могу найти возможности поговорить с Ким.

Я ерзаю, мои ноги не перестают дергаться, и я продолжаю грызть колпачки своих ручек.

Также мои мысли не покидает тот факт, что стая из четырех всадников окружала нас на каждом занятии. В каждом. Долбанном. Классе. Эйден всегда сидел позади меня, подобно надвигающейся угрозе.

Если кто-то занимал места по обе стороны от меня и Ким, все, что им нужно было сделать, – это встать рядом, и все неугодные убирались восвояси.

Эйден не предпринял ни малейшей попытки, чтобы заговорить со мной или даже признать мое существование после ухмылки, которой он сверкнул ранее.

Его молчание страшнее, чем его слова. На них я могу реагировать. Как я могу реагировать на… ничего?

За всего лишь один день моя голова готова взорваться.

Когда Ким выбегает из класса, я бегу за ней.

Я трачу пять минут на ее поиски по всему периметру школы. Ее нет ни в домике, ни в библиотеке.

Я опускаю голову, когда вхожу в девятую башню школы, где по расписанию у нас последний урок, и внезапно ударяюсь обо что-то твердое.

Ох.

Ксандер стоит прямо у входа, загораживая его.

Он смотрит вперед, сжимая кулаки.

Я отслеживаю направление его взгляда, и что-то умирает в моем сердце.

Ким плачет, уткнувшись в грудь Эйдена, а он гладит ее по спине.

Глава 9

Есть несколько вещей, которые никто не хочет себе представлять.

Как родители занимаются сексом.

Смерть любимого питомца.

Апокалипсис.

Ким, плачущая в объятиях Эйдена, – это одна из вещей, которые я никогда не хотела себе представлять.

Моя лучшая подруга ищет утешения в единственном человеке, который все это время активно разрушал мою жизнь.

Чувство предательства пронзает низ моего живота и устремляется прямо в грудь.

Логическая часть меня распознает в этом перформансе некое подобие мести Эйдена. Он знает, что Ким – единственная, кто у меня есть в резерве, и использует это против меня.

Эта часть также знает, что он полный псих.

Но я не могу подавить другую часть. Она крошечная и едва заметная, но она есть.

Гнев. Горечь.

Ксандер бросается в их сторону, сжимая кулаки.

Может, его и прозвали Войной, но он не жестокий. Ксандер Найт из тех, кто убивает добротой и улыбкой с ямочками на щеках.

Игривый, хотя и полный ненависти.

Вполне вероятно, что это первый раз, когда я вижу, как он проявляет какие-либо признаки насилия.

Коридор заполнен бесчисленными зрителями, включая президента школьного фотоклуба, который фотографирует Ким в объятиях Эйдена.

Что бы ни произошло сейчас, через несколько часов это разойдется по всей школе.

Погодите.

Это то, чего хочет Эйден? Он спланировал все это шоу, не так ли?

Ксандер останавливается перед ними. Его лицо холодное, как камень, а напряженные плечи натягивают форменную куртку.

Его взгляд падает на руку Эйдена, обнимающую Ким за спину.

Я ловлю себя на том, что тоже пристально смотрю на это.

Я хочу сломать эту руку.

Я хочу сжечь его и скормить собакам.

Ни Эйден, ни Ксандер не произносят ни слова. Они пристально смотрят друг на друга, ведя разговор без слов.

Завоевание и Война дополняют друг друга, но прямо сейчас они, похоже, находятся на грани уничтожения.

Ксандер выглядит так, будто находится в нескольких мгновениях от того, чтобы взорваться, в то время как у Эйдена на лице это приводящее в бешенство бесстрастное выражение.

Все остальные замолкают, едва дыша, как будто ждут, когда упадет бомба.

Ксандер вцепляется пальцами в куртку Ким и дергает ее назад. Ее заплаканные глаза расширяются, когда она встречает убийственный взгляд Ксандера.

Я бегу к ней, но, прежде чем добираюсь до них, Ксандер отпускает ее, и она ускользает в противоположном направлении.

Я должна была последовать за ней. Вместо этого я останавливаюсь перед Эйденом. Он наблюдает за мной с острым интересом, несмотря на то, что Ксандер своим взглядом почти швыряет кинжалы ему в лицо.

Эйден наклоняется, чтобы прошептать так тихо, чтобы только я могла его услышать:

– Я все еще жду, когда ты покажешь мне метку.

– Это все ради этого? – шиплю я.

Чертов покерфейс.

– Я даже слов не могу подобрать, ты… – шепчу я.

– Скажи нет, сладкая. – От его горячего дыхания по моей коже пробегают мурашки. – Я настаиваю.

– После школы, – невозмутимо отвечаю я. – Встретимся после школы.

Эйден приподнимает бровь, как будто интересуется, к чему я веду. Я не знаю, но мне нужно как-то остановить его.

За оставшееся время я что-нибудь придумаю.

Я оставляю его и напряженного Ксандера.

Коул и Ронан, которые пропустили шоу, неторопливо выходят из кафетерия.

– Я говорю тебе, Нэш, – оживленно говорит Ронан спокойному Коулу. – У меня на дне рождения будут шлюхи, выпрыгнут из торта, как кролики из шляпы.

Коул поднимает бровь.

– Я думал, это была прошлогодняя фантазия?

– Капитан Леви убил всю атмосферу в прошлом году. – Ронан бьет себя в грудь, озорно смеясь. – Он не остановит меня в этом.

– Что ж, в этом году я ваш капитан, и я говорю тебе, что никаких шлюх не будет.

– Mais non![5 — Ну нет! (фр.).] — Лицо Ронана искажается драматическим презрением. – Я думал, мы друзья, ублюдок.

– Присяжные все еще не пришли к единому мнению по этому вопросу.

– Вот и все. Ты вычеркнут из списка моих друзей. Удачи в поиске места для вечеринки, потому что я запрещаю тебе появляться в моем доме и…

Их болтовня затихает, когда они добираются до Эйдена и Ксандера.

Причина, по которой я сосредоточилась на их разговоре, заключалась в том, что я хотела отвлечься от нежелательного внимания за моей спиной.

Не от глазеющих студентов.

Нет.

Задняя часть моей шеи покалывает, а кожа покрывается мурашками из-за раздражающего осознания.

Эта неразрывная связь.

Как будто он вторгается в каждую частичку меня и остается под кожей.

Я нахожу Ким, прячущуюся под лестницей в углу. Ее глаза налились кровью и опухли, а руки дрожат, когда она сжимает свой рюкзак.

Ее волосы в беспорядке, пряди мятного цвета выглядят так, словно лабораторный эксперимент пошел не по плану.

– Ким?.. – Я медленно подхожу к ней, как к раненому животному.

Часть меня хочет накричать на нее и потребовать ответа, почему она позволила Эйдену обнять себя.

Я словно не узнаю ее после того, как она вернулась из своего летнего лагеря. Ким изменилась не только физически, она как будто возвела вокруг себя стену.

У меня болит в груди. Она ускользает, и я не знаю, как удержать ее или поговорить с ней.

Ее темно-зеленые глаза встречаются с моими. Они наполнены столькими эмоциями, но самая заметная из всех – печаль.

Глубокая печаль.

Она бросается ко мне, и я не могу удержаться, чтобы не обнять ее. Всхлипы вырываются из ее горла, когда она утыкается лицом мне в грудь.

Я чувствую себя ужасным другом из-за того, что не заметила ее переломный момент и не была рядом с ней.

Вероятно, именно поэтому она плакала в объятиях Эйдена. Она всего лишь хотела утешения.

Как акула, жаждущая крови, Эйден, должно быть, почуял это и вступил в бой, как рыцарь на белом коне.

Если он планировал вывести меня из себя, используя ее, то это сработало.

– Ким… ты моя лучшая подруга, и я люблю тебя, но ты должна сказать мне, что происходит.

Она отступает назад и вытирает глаза тыльной стороной ладоней.

– Ты когда-нибудь задумывалась, могла бы ты быть злодеем в чьей-то истории?

– Злодеем? Ты? Ты самый добрый человек, которого я знаю. – Я смеюсь, но она не смеется вместе со мной.

– Иногда злодеи выглядят невинными, Элли. – Ее взгляд блуждает по окружающему нас пространству. – Настоящие злодеи не знают, что они злодеи, ведь они думают, что поступают правильно.

– Что ты имеешь в виду?

– Я совершила нечто непростительное и расплачиваюсь за это. – Она издает сдавленный вздох. – Я просто должна найти способ выжить в этом году.

– Ким! – Я хватаю ее за плечи. – Ты не сделала ничего плохого, ясно? Не верь ничему из того, что наговорил тебе Эйден. Это они придурки, а не ты.

– Может, нам забросать яйцами их машины? – Она улыбается сквозь слезы. – Идея получше: мы можем украсть их майки или сотворить какую-нибудь чертовщину на поле, чтобы они проиграли предстоящую игру.

Я отражаю ее улыбку, чувствуя себя естественно, раз она успокоилась.

– Это опустит меня до их уровня, а я отказываюсь падать так низко.

– Фу, ты как старая бабка! – Она фыркает. – Перестань быть зрелой сукой.

– Я бы предпочла быть зрелой, а не придурошной.

– Ты знаешь… – Она замолкает, встречаясь со мной взглядом. – Эйден не всегда был таким.

– Нет. Я сделаю вид, что не слышала этого. Меня не волнует, каким он был.

Помните правило о том, чтобы не пытаться понять хулиганов? Я была смертельно серьезна.

– Может быть, тебе стоит попытаться, Элли. Ты никогда не задумывалась, почему он выбрал тебя? Почему он никогда не достает никого, кроме тебя?

– И что ты предлагаешь? Копаться в его жизни? Обнажить травмирующее прошлое и исправить его, потому что внутри он такой хороший человек с золотым сердцем? – Я вздыхаю. – Такое случается только в твоих любовных романах и в корейских мыльных операх, Ким.

– Эй! – Она бьет меня по руке. – Не оскорбляй мои любовные романы, и в тысячный раз повторяю, они называются дорамами.

– Да, конечно. Дорамы.

– Вот именно. – Она изображает реверанс. – Итак, скажи мне, что произошло между тобой и Кингом?

– О чем ты?

– Ты кажешься более агрессивной по отношению к нему, чем обычно. Я имею в виду, ты только что наговорила о нем целый абзац, когда раньше отказывалась даже произносить его имя.

Что-то в моей груди сжимается. Я хочу рассказать Ким о вчерашнем, но я такая трусиха.

Я не хочу, чтобы Ким осуждала меня за слабость. Она всегда называет меня сильной и стойкой, но вчера я сдалась от одного толчка. Мне стыдно даже смотреть ей в глаза, не говоря уже о том, чтобы рассказать, что произошло.

– Я просто злюсь, что он обнял тебя.

– Почему?

– Что значит «почему»? Он ведет себя как настоящий манипулятор.

– Откуда ты это знаешь, если отказываешься познакомиться с ним поближе?

Я поджимаю губы.

– Да ладно, Элли, разве в твоих китайских военных книгах не говорится, что нужно держать врагов ближе, чем друзей? Ты не сможешь победить его, если ничего о нем не знаешь.

Я хочу возразить, но она права. Я ничего не знаю об Эйдене, и это ставит меня в невыгодное положение.

Всякий раз, когда Ким предлагала рассказать мне, что она узнала о нем за те годы, что они росли вместе, я всегда отвергала ее попытки.

Эйден – это тот зуд, который заставляет меня чувствовать себя неуютно. Обычное упоминание его имени портит мне настроение и дергает за ниточки моего спокойствия.

Я сделала все, чтобы забыть о нем, но короля нельзя забыть, не так ли? Даже если его нет поблизости, его имя всплывает по всей школе. Черт возьми, даже дома тетя и дядя всегда говорят о «Кинг Энтерпрайзес».

Он как призрак, преследующий меня, куда бы я ни пошла.

Может быть, я неправильно смотрела на вещи. Может быть, игнорировать его – это не выход.

Если я и решу познакомиться с ним поближе, то не для того, чтобы понять. Это всего лишь тактика, чтобы научиться ему противостоять.

– Ты знаешь Ксандера, – говорю я Ким. – Однако это тебе ничего не дало.

– Знала Ксандера. Прошедшее время. Он был чужаком на протяжении многих лет. – Она издает страдальческий вздох. – Кроме того, я не собираюсь с ним воевать. Ты, с другой стороны, похоже, настроена бросить вызов Кингу.

– Я всего лишь защищаю себя и… – Я сжимаю ее руку, у меня внезапно пересыхает в горле. – Нашу дружбу. Я ненавижу, что он встает между нами, Ким.

– Мои отношения с Кингом не такие.

Отношения?

Прежде чем я успеваю задать ей вопрос, школьный звонок оповещает о последнем занятии.

– У тебя тренировка, – говорит Ким.

Я быстро обнимаю ее.

– Я увижу тебя позже?

Она не посещает никаких спортивных занятий.

На ее лице появляется ухмылка.

– Мы будем смотреть «Люцифера»?

– Разумеется.

В раздевалке я заканчиваю переодеваться в рекордно короткие сроки до прихода других девушек.

Я всегда прихожу первая или последняя и обычно переодеваюсь в дальнем углу, так что никто из них даже мельком не видит мой шрам.

Шрам, который теперь окружен засосами.

Я жду тренера в коридоре. Некоторые девушки болтают друг с другом.

С того самого дня, когда Эйден заклеймил меня изгоем, я не очень нравлюсь команде по легкой атлетике.

Я остаюсь в своей зоне, а они остаются в своей.

Я достаю телефон и открываю социальные сети.

Это только для того, чтобы знать, с чем я столкнулась, – говорю я себе.

Ничего больше.

Я нахожу Aiden_King в Инстаграме[6 — Платформа Meta Platforms Inc и ее социальные сети Facebook и Instagram запрещены в России.] только потому, что он подписан на меня около года. Я никогда особо не задумывалась об этом факте и всегда игнорировала желание просмотреть его профиль.

У него несколько сотен тысяч подписчиков. Сотни долбаных тысяч. Боже. Не похоже, что он знаменитость или что-то в этом роде.

Его статус – Вперед «Элита».

Его лента заполнена фотографиями игр. У него есть снимки всей команды. Большинство фотографий с лучшими из лучших «Элиты». Ксандер, Коул и Ронан.

У него есть фотографии с вечеринок, на которых они опрокидывают в себя алкоголь. На других фотографиях между ними зажаты девушки.

На старых фотографиях с ними Леви Кинг. Старший кузен Эйдена, предыдущий капитан «Элиты» и нынешний игрок «Арсенала». Я знаю его, потому что внимательно следила за ним с начала этого сезона.

Он придал столько баланса полузащите «Арсенала»!

В конце прошлого года Леви привел «Элиту» к победе в школьном чемпионате. Эйден отметил этот момент фотографией нападающего, несущего Леви на плечах. Брюнетка стоит рядом с Эйденом и смеется так счастливо и искренне.

Даже Эйден выглядит… счастливым? Нет. Не счастливым. Больше похоже на эйфорию.

Это, должно быть, какая-то стратегия, да? Даже в своем Инстаграме он демонстрирует этот идеальный образ золотого мальчика и звезды школы.

Миру легко поверить, что он живет лучшей жизнью и любит ее.

Чем дальше я прокручиваю, тем больше это похоже на маску. Способ что-то скрыть. Что именно, я не знаю.

Затем мое внимание привлекает нарушение шаблона. Маленькие трещины в маске. Время от времени между рядами беззаботных фотографий он выкладывал чернобелый снимок, на котором нет лица. На одном виден его темный силуэт. На другом лишь мяч с его именем. На нескольких других шахматная доска.