скин степана бандеры майнкрафт
Ostap Bender
Ostap Bender (Russian: Остап Бендер; also Ostap-Suleyman-Berta-Maria-Bender-Bey, Bender-Zadunaysky, Ostap Ibragimovich) is a fictional con man and antihero who first appeared in the novel The Twelve Chairs written by Soviet authors Ilya Ilf and Yevgeni Petrov and released in January 1928.
Proclaiming himself the «great combinator», Ostap Bender searches for a stash of diamonds hidden in one of the twelve eponymous chairs. The action takes place in the Soviet Union during the New Economic Policy era. At the end of the novel, he is killed by his partner, Ippolit Matveyevich Vorobianinov, who does not want to share the treasure with Bender when it seems like they are about to reach their goal. The name «Ostap Bender» has become an archetypal name for a con man in the Russian language.
The character’s death was retconned away in 1931 in the sequel novel The Little Golden Calf, where Ostap claimed that «surgeons barely saved his life.» This book was an extended satire on certain elements of Soviet life. Here, Ostap Bender follows a Soviet underground multi-millionaire, hoping to acquire some of the man’s riches, and thus amass a fortune. Bender gets his money, but soon discovers he can’t spend it in USSR without attracting police attention. He proceeds to lose it as he attempts to flee the country.
Согласно свидетельствам полковника абвера Эрвина Штольце, приобщённым к материалам Нюрнбергского трибунала, осенью 1939-го он вместе с начальником второго отдела абвера Эрвином фон Лахузеном завербовал Степана Бандеру в качестве осведомителя. Агентом Штольце являлся и Андрей Мельник. Причём если Мельника немцы считали интеллигентом, то Бандеру — аморальным бандитом, готовым на любые преступления для достижения личных целей.
Бандера с женой и детьми
Бандера, воспользовавшись тем, что оуновцы из подполья испытывали негатив по отношению к руководителям, которые вели спокойную жизнь в Европе, начал настраивать членов организации против Мельника. В феврале 1940 года лидеры семи региональных структур ОУН объявили своим лидером Бандеру. При организации была создана служба безопасности, предназначенная в том числе для уничтожения сторонников Мельника.
ОУН раскололась на две фракции, которые историки сегодня, как правило, называют ОУН (м) и ОУН (б). Если бандеровцев в большей степени опекал абвер, то мельниковцы постепенно оказались под влиянием Главного управления имперской безопасности Третьего рейха (РСХА). В ходе борьбы за собственность ОУН в 1940—1941 годах погибли несколько сотен мельниковцев и бандеровцев.
Утрата доверия и ликвидация
Агитационные плакаты на Украине во время Второй мировой войны
В Кракове в апреле 1941 года прошёл бандеровский съезд, на котором ОУН (б) официально провозгласила курс на сотрудничество с Третьим рейхом, а также на уничтожение евреев, поляков и русских.
Львов, Украина, июль 1941 года. Еврейские женщина и девочка подвергаются издевательствам со стороны украинских погромщиков
Осенью 1941-го Бандеру задержало гестапо. Он был помещён в специальный блок Заксенхаузена вместе с канцлером Австрии Куртом Шушнигом и лидером румынских фашистов Хорией Симой. По словам американского историка Пера Андерса Рудлинга, немцы обеспечили Бандере достаточно комфортные условия. Он хорошо питался в столовой СС, получал посылки и прессу, принимал жену. Дверь в помещение, в котором он содержался, не запиралась. В самой «камере» была гостиная и спальня, на стенах висели картины.
Выдать его советской стороне как соучастника преступлений против человечества западные страны отказались. Несколько попыток МГБ СССР ликвидировать лицо, призывавшее в 1941 году к геноциду народов, населявших СССР, оказались неудачными. И только в январе 1959 года Бандеру взял под наблюдение агент КГБ Богдан Сташинский. 15 октября, дождавшись, когда глава ОУН поставит машину в гараж и отпустит охрану, он встретил Бандеру в подъезде и ликвидировал его выстрелом из шприца-пистолета с цианистым калием.
Незадолго до завершения своего президентского срока, в 2010 году, Виктор Ющенко присвоил Бандере звание героя Украины, однако данное решение впоследствии было отменено судом. В большинстве украинских учебников истории, изданных после 1991 года, Бандеру позиционировали как однозначно позитивную историческую личность.
Памятник Бандере во Львове globallookpress.com © ZUMA Press
По его словам, украинские власти забыли, что управлять государством должно общество, и навязывают социуму свою волю.
«В 2014 году регулярная украинская государственность прекратила своё существование, теперь там существует режим, держащийся на насилии», — подчеркнул эксперт.
* «Украинская повстанческая армия» (УПА) — украинская организация, признанная экстремистской и запрещённая на территории России (решение Верховного суда РФ от 17.11.2014).
Как погибли братья Степана Бандеры
Особую актуальность обретают эти вопросы сейчас, когда в нашей стране рассказывают о «героической борьбе украинских националистов против гитлеровской Германии», о «мученичестве националистов в немецких концлагерях», о «ликвидации фашистами в Аушвице братьев Степана Бандеры» и т. п.
Бандеровцы в концлагере Аушвиц
Следующий отрывок из воспоминаний бывшего заключенного Яна Олшовского (№ 6157), работавшего на регистрации вновь привезенных заключенных, относится скорее всего к этим украинцам: «Только в одном случае наши писари, составляющие описи, проявили равнодушие к судьбе вновь прибывших заключенных. Это было при заполнении данных, относящихся к группе бандеровцев, которых отправили в лагерь, поскольку они восстановили против себя. своих гитлеровских хозяев. Тогда часть блока № 11 была предназначена для карантинного помещения, и у входа в него поздним вечером поместили список этой группы. Высокомерные и заносчивые, уверенные в обещанных им СС снисхождении и привилегиях, эти заключенные с открытой враждебностью вели себя по отношению к польским заключенным и устроили дебош, который прекратила с применением силы вызванная обслуга блока» [7].
Вскоре — 24 июля — из тюрьмы Монтелюпих в Аушвиц привезли 60 узников. Они получили номера от 51426 до 51485. Главным образом это были польские политзаключенные.
Бандеровцы, которые выжили в Аушвице, утверждали, что над ними издевался также Юзеф Краль (№ 17401) [14], по профессии строительный техник, выполнявший обязанности оберкапо в «Нойбау». Это, однако, не находит подтверждения в других источниках; для примера можно привести отзыв Станислава Гадомского (№ 18878): «Это был очень порядочный человек. В этой команде работал более года, если бы не Краль, испустил бы в лагере дух. Благодаря помощи Краля как-то продержался, впрочем, Краль также помогал многим другим, много кричал, но зла не причинял» [15].
Владимир Мартынец (№ 49773) в показаниях засвидетельствовал, что с высоты трех метров Василия Бандеру вместе с тачкой сбросил Юзеф Краль [24]. Последний категорически отрицал, что якобы намеревался издеваться над заключенными из «группы Бандеры» [25].
Статус и бытовые условия бандеровцев в лагере
Бывший заключенный Казимеж Смолень (№ 1327), который работал в команде Aufnahme («Прием»), регистрирующей вновь привезенных в Аушвиц, утверждает, что очередные партии украинцев из «группы Бандеры» из тюрьмы Монтелюпих в Кракове этапировал гауптшарфюрер СС Малотки, который в лагере контактировал с эсэсовцем Гансом Старком [46]. По распоряжению Малотки украинцы из этой группы должны были находиться в концлагере Аушвиц под надежной защитой. Выполняя это распоряжение, Старк принял решение о размещении бандеровцев в изолированном блоке № 11 [47].
Николай Климишин (№ 57340), привезенный в Аушвиц 8 августа 1942 г., так описал первые часы своего пребывания в лагере: «Вечером в блок № 11 пришли поляки с палками. Их было более десяти, начали спрашивать, кто здесь из ОУН(Б). Никто из нас не отозвался. Так три раза спрашивали, угрожая, что убьют на месте, если найдут. Когда, несмотря ни на что, никто из нас не вызвался, они начали одного за другим спрашивать имя и фамилию. Если имя и фамилия звучали по-польски, отправляли в блок. Когда подошла моя очередь, сказал свою настоящую фамилию и что я украинец. Но на вопрос «откуда» сказал, что из Житомира. «Где находится Житомир?» — «Около Киева» — ответил. «То есть ты не из польской Украины?» — «Нет» — даю ответ. «Тогда иди в блок» — решил один из них» [48].
Во время этапирования в лагерь других украинских националистов Малотки узнал, как встретили бандеровцев в блоке № 11, и направился туда с Гансом Старком на беседу с заключенными бандеровцами. От имени украинцев выступили Климишин, Рак и др. Результатом предъявленных тогда жалоб стал перевод всех бандеровцев в два помещения блока № 17. Бандеровцы находились вместе и между собой разговаривали исключительно на родном языке. Они даже создали украинский хор [49].
Кроме того, следует добавить, что в больничном блоке № 20 была выделена отдельная палата для больных бандеровцев. Дело в том, что польские заключенные подозревали их в сотрудничестве с эсэсовцами, и украинцы в лагерной больнице хотели сами оказывать медицинскую помощь своим друзьям, опасаясь поляков.
Врач Владислав Фейкель (№ 5647) утверждает, что бандеровцы получили отдельное помещение в палате № 4 на первом этаже блока, где у них было два своих медбрата — Михаил Шевчук (№ 121343), давний друг Фейкеля по учебе, и молодой санитар Леонид Мостович (№ 57353). Однако своего врача они не имели [50].
В более ранних своих воспоминаниях Фейкель написал намного больше, не скупясь на критику в адрес бандеровцев, указывая, что до заключения в Аушвиц они верно служили Гитлеру и его режиму. По мнению Фейкеля, эта группа была гротескной и в то же время трагической: «Замена ожидаемого почета печальным пребыванием в лагерных условиях их ничему не научила. Были окружены всеобщей ненавистью и презрением почти всего лагеря, потому что все видели, что на их совести тысячи убитых невинных людей. Также по этим причинам даже в больничном отделении другие заключенные не могли скрыть неприязнь по отношению к ним. Несмотря на это, мы, врачи, старались обращаться с ними как можно более корректно» [51].
Уже упомянутому Леону Собераю запомнилось, что во время бесед с бандеровцами в Аушвице некоторые из этих заключенных выдавали себя за министров несостоявшегося украинского правительства [52].
Кроме того, как утверждает Фейкель, бандеровцы подчеркивали, что являются почетными арестантами (Ehrenha..ftlinge). Их не расстреливали и не «газовали», также они были освобождены от некоторых издевательств, но на этом их привилегии кончались. В главном лагере они находились (как уже упоминалось) в отдельном блоке, в лагерной больнице имели отдельное помещение, находящееся в инфекционном отделении. Таким образом, в палате, куда госпитализировали бандеровцев, концентрировались всевозможные случаи тифа, дифтерии и других заболеваний, поскольку представители этой особой группы не хотели лечиться с другими заключенными, помещенными в больницу исключительно по причине болезни, без сортировки по национальному признаку [53].
В 1942 г. бандеровцев — кроме двух названных транспортов — массово уже не привозили из Монтелюпих, но единично их по-прежнему направляли из этой тюрьмы в КЛ Аушвиц. Например, 30 сентября 1942-го был привезен Ярослав Рак (№ 66676), перед войной осужденный и приговоренный за помощь, оказанную убийце Бронислава Перацкого. Единично из тюрьмы Монтелюпих их еще направляли в КЛ Аушвиц в 1943 г., а двоих 8 мая 1943 г. привезли туда из тюрьмы Праги.
Николай Климишин пользовался наибольшим авторитетом у заключенных-бандеровцев, и они называли его старостой. Об этом он упомянул во время одной из бесед с Людвиком Раевским, когда утверждал, что знает о существовании в лагере подпольной организации и желает передать ей основные постулаты группы бандеровцев, чтобы наиболее ослабленным из них давали работу «под крышей». Также Климишин потребовал, чтобы в блоке № 11 был принят на работу врач-украинец — бандеровец Василий Стронцицкий [58]. Это одобрили арестанты-поляки: Юзеф Циранкевич (№ 62933), Станислав Клодзиньски (№ 20019) и Адам Курилович (№ 18487) [59].
Следует отметить, что в первые месяцы пребывания в Аушвице отношения между польскими заключенными и бандеровцами были исключительно напряженными. Ситуация особенно накалилась, когда однажды в обособленную больничную палату блока № 20 зашел, вероятно по ошибке, пьяный санитар СС Йозеф Клер. Он собирался выбрать нескольких больных украинских националистов для умерщвления инъекцией фенола в сердце, однако это ему не удалось. Зато бандеровцы ошибочно считали, что это была провокация, подготовленная польскими заключенными, и начали жаловаться и доносить на них в лагерное гестапо.
Владислав Фейкель, понимая, что ситуация становится очень опасной, решил попытаться изменить взаимоотношения. Для этого он отправился в блок № 17, где жили бандеровцы, и сказал, что хочет обсудить дела их больных. Бандеровцы ответили, что не станут говорить с поляком на эту тему. «В тот момент, — вспоминает Фейкель, — ко мне на помощь пришел счастливый случай. С кровати третьего яруса соскочил какой-то высокий, темноволосый заключенный, подошел ко мне и тепло поприветствовал. В первый момент я его не узнал, но вскоре вспомнил: это Михаил Шевчук — мой давний университетский приятель из Львова. Шевчук прервал неприятную и напряженную дискуссию и сказал мне, что посетит меня вечером» [60].
Он сдержал слово, и в тот же вечер пришел на обещанную встречу с несколькими другими бандеровцами. Последние обязались лояльно относиться к полякам и просили о дальнейшей помощи для своих больных.
Фейкель принял их предложение, надеясь, что таким образом можно будет предотвратить опасность. Он назначил для опеки над их больными надежного польского врача Тадеуша Шиманьского [61], а также по-прежнему гарантировал работу в больнице в качестве медбратьев бандеровцам Шевчуку и Мостовичу [62]. С этого момента взаимоотношения изменились.
«Дошло даже до того, — вспоминает Фейкель, — что бандеровцы до конца пребывания в лагере предупреждали меня о некоторых неблагоприятных замыслах гестапо по отношению к больнице. (Необходимо признать, что Шевчук и Мостович уже после эвакуации освенцимского лагеря помогали группе поляков, находящихся в лагере в Эбензее.)» [63].
Третьего октября 1943 г. из тюрьмы на ул. Лонцкого во Львове в Аушвиц привезли 239 женщин (номера 64085—64323) и 730 мужчин (номера 154392—155121), которых разместили в Бжезинке. Среди заключенных этого транспорта было около 50 украинских националистов. Благодаря хлопотам Николая Климишина в лагерном гестапо, служащим которого был унтершарфюрер СС Клаус Дылевски, до войны обучавшийся в Гданьске с украинскими студентами, будущими членами ОУН, все они были переведены из Бжезинки в основной лагерь в Освенциме и размещены в блоке № 17, что многим из них, несомненно, спасло жизнь [64].
С этим транспортом прибыл и Степан Петелицкий (№ 154922), арестованный немцами за националистическую деятельность и отправленный в тюрьму в Золочеве, откуда его перевезли во львовскую тюрьму на Лонцкого. Позже его переводили в Аушвиц, Маутхаузен и в Эбензее, где он и был освобожден 6 мая 1945 г. [65].
Следующий большой транспорт — 55 женщин (номера 66315—66369) и 230 мужчин (номера 159046—159275) — прибыл из этой тюрьмы в Аушвиц 28 октября того же года [66].
Бандеровцы, размещенные в блоке № 17 осенью 1942 г. [72], занимали две комнаты и находились под покровительством политического отдела или лагерного гестапо, работая в различных хороших командах «под крышей», что давало им шансы на выживание [73]. Они работали, к примеру, на складах арестантской одежды или вещей, полученных «на хранение» от привезенных в лагерь заключенных, в лагерной больнице, пекарне, на скотобойне, а также на кухнях (для заключенных и для эсэсовцев) [74].
В команду Aufnahme, где работал Казимеж Смолень, были включены трое бандеровцев: Николай Климишин, Зенон Винницкий и Борис Витошинский. Этот явный факт избранности украинцев из «группы Бандеры» польские заключенные трактовали как определенный вид инфильтрации политическим отделом команд, к которым они были причислены.
Как позже выяснилось, эти опасения были преждевременны, а подозрения — безосновательны, что в своем сообщении подтверждает Казимеж Смолень: «Не слышал, чтобы кто-то из украинцев нашей команды доносил в политический отдел. А такую возможность они имели, так как упомянутый гауптшарфюрер СС Малотки время от времени появлялся в Аушвице, беседовал с украинцами и интересовался условиями их пребывания в лагере, следовательно, если бы они хотели, то могли ему рассказать свои замечания» [75].
Среди бандеровцев, заключенных в концлагерь Аушвиц, можно было заметить не только антипольские, но и антинемецкие настроения.
Блок №17
Бывший заключенный Герман Лангбейн (№ 60335) утверждает, что СС использовала непримиримую вражду между бандеровцами и поляками, вербуя соглядатаев из этой украинской группы.
Одним из них был Богдан Комарницкий (№ 3637) [78], который формально не принадлежал к группе бандеровцев, но в лагере полностью находился под их влиянием [79]. Перед установлением контактов с бандеровцами он был дежурным заключенным в штрафной команде и в исправительной команде в блоке № 11, где издевался над другими и хвастался числом убитых заключенных [80]. Позже работал писарем в лагерной канцелярии, регистрирующим вновь прибывших заключенных, сначала в основном лагере в Освенциме, потом в Бжезинке, где спас жизнь еврейке Элизе Спрингер, направив ее во время регистрации в группу тех, кого оставляли в живых, а не к обреченным на умерщвление в газовых камерах [81]. В январе 1945 г. он был вывезен транспортом в Маутхаузен. После войны бывший заключенный Михал Кула (№ 2718) дал показания: «Во время транспортировки все время находился в сопровождении коменданта транспорта оберштурмфюрера СС и только благодаря этому доехал живым до Маутхаузена. Там «порекомендовали» его местным заключенным, которые действительно его избили, но остался жив и был переведен СС в команду в Мелке (Melku)» [82].
По мнению Лангбейна, опасным соглядатаем был также Борис Кравченко (№ 105441), привезенный в Аушвиц 4 марта 1943 г. из Флоссенбурга. Лангбейн, ссылаясь на послевоенные показания раппортфюрера [83] Вильгельма Клаузена, утверждает, что Кравченко принадлежал к группе бандеровцев, хотя неизвестно, был ли он украинцем. Находясь в качестве врача в карцере блока № 11, он доносил, когда арестантский персонал помогал там заключенным. Позже Кравченко был переведен в подлагерь «Фюрстенгрубе» (Furstengrube) в Весоле, откуда его вновь собирались перевезти 18 сентября 1944 г. в Лейтмериц (Leitmeritz) (подлагерь Флоссенбурга). Тогда лагерфюрер [84] подлагеря в Весоле по фамилии Шмидт предупредил о доносительской деятельности Кравченко заключенных-поляков, которые будто бы собирались его линчевать [85].
Транспорты в концлагерь Маутхаузен и общий баланс потерь
Пребывание в концлагере Аушвиц пережили большинство заключенных в нем бандеровцев, которые благодаря покровительству лагерного гестапо [86] позже работали в привилегированных арестантских командах [87]. К тому же они получали в больших количествах продовольственные посылки от Красного Креста [88]. Также часть из них позже освободили из концлагеря Аушвиц, например Ярослав Рак обрел свободу 18 декабря 1944 г., а Николая Климишина [89], Степана Ленкавского и Льва Ребета освободили на следующий день — 19 декабря [90].
Несмотря на это, бандеровцы также понесли потери, особенно в первые месяцы их заключения в концлагере Аушвиц. К примеру, из 48 украинских националистов, привезенных из тюрьмы Монтелюпих 22 июля и 8 августа 1942 г., здесь погибли 16 человек [91].
Также более десяти бандеровцев умерли в Эбензее (куда попали из Маутхаузена после их эвакуации туда из Аушвица в январе 1945 г. [92]) от страшного голода, что свирепствовал в этом лагере весной 1945-го. Как вспоминает польский заключенный Ян Дзиопек (№ 5636): «Тогда ежедневно от голода умирали сотни заключенных. Крематорий не успевал сжигать тела, поэтому кучи трупов лежали под открытым небом» [93].
Из почти двухсот заключенных-бандеровцев в Аушвице, а после эвакуации — в Маутхаузене и Эбензее погибли в общей сложности более тридцати.
Такова истинная картина пребывания бандеровцев в концлагере Аушвиц. Было их немного, что контрастирует как с численностью других категорий заключенных, так и с распространяемыми ныне заявлениями пробандеровских пропагандистов о массовой и «активной борьбе» ОУН на антинацистском фронте. Налицо особое отношение к ним со стороны лагерного начальства — их не травили газом, не расстреливали у «стены казней», не вешали перед строем, не уничтожали в качестве заложников. Они находились там на привилегированном положении, занимали отдельный блок, получали «блатные» должности и продуктовые посылки.
Также интересен факт освобождения некоторых украинских националистов из Аушвица в 1944-м. Иногда, особенно на начальном этапе, из лагеря освобождали заключенных «в воспитательных целях». Однако в то время как украинские националисты выходили на свободу, для советских военнопленных, евреев, поляков «выход» был один — через трубу крематория.