рядом с матерью чувствую себя плохо
Сложные отношения с мамой. После общения с ней я как выжатый лимон. Как успокоиться и перестать об этом переживать?
Почитайте, пожалуйста, условия консультации. Какой вариант Вам подошёл бы больше?
Общение в течении 2х дней мне подходит.
Екатерина, как часто Вы видитесь, созваниваетесь с мамой?
А как Вы общаетесь с ней сейчас?
Она приходит к нам 1-2 раза в неделю, на 4 часа, нянькаться с внуком. Я в это время работаю. В соседней комнате. У меня своя мастерская. Не созваниваемся вообще, просто по ватсап договариваемся когда придёт.
Малышу я меняю памперсы, успокаиваю сама. Т. Е она играет со спокойным ребёнком. Сама хочет приходить. Когда отказываю, прям видно, что ей не приятно.
Она приходит к нам 1-2 раза в неделю, на 4 часа, нянькаться с внуком.
Чья была инициатива того, чтобы мама приходила к Вам?
Сейчас я ей ничего не рассказываю важного. Ни про семью, зарплату, здоровье, успехи на работе. Боюсь, что опять всем все расскажет.
Она даже рассказала нашему ветеринару, про то что мы на эко ходили.
Из-за неё мне говорили, что ребёнок будет не здоров, что это против природы и много ещё всего.
Вы знаете, инициатива наверно даже больше моя, т. К мне это удобно, я успеваю немного поработать
Но она прям рвется сама приходит, игрушки ему покупает
Вы знаете, инициатива наверно даже больше моя, т. К мне это удобно, я успеваю немного поработать
Хорошо, что хоть какая-то польза от мамы есть. Как Вы себя чувствуете, когда мама рядом с Вами?
Как хочется себя вести, в чем сдерживаетесь?
Как чувствуете себя, когда мама уходит?
Сейчас я ей ничего не рассказываю важного. Ни про семью, зарплату, здоровье, успехи на работе. Боюсь, что опять всем все расскажет.
Понимаю. Вам есть с кем обсудить эти моменты, кроме мамы?
Когда она у нас, чувствую себя зажато, что ли. Как будто нахожусь под видеонаблюдением. Неприятно, если честно.
Иногда она начнёт говорить что-то, опять жаловаться, хочется прям на кричать, чтобы не поднимала эту тему. Особенно любимое, что в её время ни памперсов, ни стиральной машины, ничего не было, а у меня все под рукой, мне легче.
Когда уходить, вроде должна выдохнуть, но чувствую, что я на взводе и как будто устала эмоционально, хотя я довольно стрессоустойчива.
Обсудить могу с мужем, со свекровью. С подругами не могу обсудить так открыто, не хочу вешать свои проблемы на них
Когда она у нас, чувствую себя зажато, что ли. Как будто нахожусь под видеонаблюдением. Неприятно, если честно.
Екатерина, как думаете, стоит ли зажатость и напряжение того, чтобы мама присутствовала в Вашей семье?
Можете предположить, как Вы могли бы общаться с мамой менее болезненно для себя?
Обсудить могу с мужем, со свекровью.
Екатерина, Вы- заботливая дочь, не смотря на всё, что происходило в отношениях с мамой с самого детства. И сейчас Вы ищите пути и выходы того, как можно было бы общаться с мамой с минимальными эмоциональными потерями для себя, оставаясь при этом той самой заботливой дочерью. Это очень не просто. С одной стороны, хочется отказаться от напряженности и маминого присутствия и почувствовать свободу, с другой- хочется избежать чувство вины за то, что можете не дать маме свое внимание.
Пока её присутствие мне нужно, т к мы строим дом, и деньги нам нужны. А когда она приходит, я работаю. А дом нам нужен, конечно, чтобы наш малыш жил на чистом воздухе со своей территорией.
Вы знаете, возможно отношения с ней бы стали лучше, если бы она жила в другом городе. Если на прошлый опыт основываться, но это, конечно, из разряда фантастики)
Я понимаю, что это эгоистично.
Почему- эгоистично? Вы обе используете друг друга в своих интересах. Мама заботится о малыше, помогает Вам улучшить жилищные условия, экономя деньги, а Вы помогаете ей, позволяя присутствовать рядом и не чувствовать себя одинокой. Здесь у вас гармония).
Получается, что так и общаться- принимать маму, мотивируя себя тем, что мама- помощник, присутствие которого имеет свои издержки.
Иногда она начнёт говорить что-то, опять жаловаться, хочется прям на кричать, чтобы не поднимала эту тему. Особенно любимое, что в её время ни памперсов, ни стиральной машины, ничего не было, а у меня все под рукой, мне легче.
Вы можете ответить:
Если мамины слова Вас раздражают, злят, обижают или расстраивают, старайтесь не дискутировать об этом, не оправдываться и не поддерживать то, что ею осуждается или не принимается.
Так а как же быть с неприязнью? Из-за того, что она рассказывала личное про нас, говорила неприятные вещи, влезла в долги, которые нам приходилось оплачивать. Вместо того, чтобы просто попросить у нас, мы ей не откажем. Как бороться с этими эмоциями?
Екатерина, Вы ожидаете от себя избавиться от неприязни в то время, когда поступки мамы действительно вызывают неприязнь. И так было на протяжении всей жизни. Но при этом Вы сами выбираете общаться с мамой, пользоваться ее услугами, терпеть, не смотря на то, что Вам обидно.
На какие другие эмоции или чувства Вы хотели бы поменять неприязнь?
С какими еще эмоциями Вы бы хотели бороться? Давайте их определим.
Какие ожидания у Вас от самой себя, ничего не меняя в данной ситуации?
Вы мне не ответили:
Можете предположить, как Вы могли бы общаться с мамой менее болезненно для себя?
А я дала Вам общие рекомендации, исходя из того примера, что Вы привели.
Или Вы готовы меняться, прожив те обиды, которые до сих пор живут в Вашей душе и выйти на новый уровень взаимодействия с мамой и даже с самой собой? Если это так, тогда приглашаю Вас на несколько консультаций в скайпе. Это будет тот формат, где я смогу Вам помочь пережить те эмоции, которые ранят. Потому что данная консультация не предполагает психотерапию. А нужна именно она.
Не могу находиться рядом с мамой
Вопрос психологам
Спрашивает: Анна
Категория вопроса: Дети
Мне 30 лет. В 18 уехала от родителей в другой город, в 24 года снова вернулась, после смерти отца, чтобы руководить семейным бизнесом. Жила до 29 лет с мамой в доме, потом уехала из этого города. Но не могла все это время находиться с ней рядом. Меня раздражает в ней все: что она говорит, как говорит, запах, как она смотрит на меня и т.д. Когда был жив отец он всегда был на первом месте (последняя вкусняшка ему, это для папы, а что будет папа и т.д.), но за это я на нее не злюсь, благодарна за то что мне дали, это был их выбор. Отца я всегда любила (хоть и осознавала что для него на первом месте была моя сестра, но она не оправдала его надежд, а я всегда к нему тянулась и стремилась проводить с ним время и не важно за каким занятием, будь то рыбалка или помывка машины). Хотя я знаю например что ни папа, ни мама не верили в меня когда я училась(что могу закончит вуз), обучение было платное, т.к. сестра меня на год старше, она первая поехала учиться и не сдала сессию, на будущий год ей снова дали шанс учиться, а мне увы был дан только один шанс на обучение, которым я воспользовалась и все-таки доучилась в отличие от сестры. На расстоянии с мамой я могу немного пообщаться и например если у нее день рождения очень хочу сделать ей максимально приятно, но когда ее вижу, мгновенно раздражаюсь. Я не понимаю как у дочки может быть такое отношение и это при том что она сейчас не желает мне зла, если я ей поплачусь, то обязательно поддержит меня, если приедет ко мне то обязательно прихватит что-то вкусное или качественное (например парное мясо или ягоды которые сама заготовила и т.д.). Очень хочу избавиться от ненависти к ней, это не правильно.
Я не могу общаться с матерью и ненавижу себя за это. Как живут люди с комплексом вины
Источник: Сноб (snob.ru), Москва, 6 сентября 2020
Чувство вины знакомо каждому. Но как жить, когда оно становится деструктивным и приобретает патологические формы? Люди с синдромом вины рассказали «Снобу», кто в детстве навязал им это ощущение и как оно осложнило их взрослую жизнь.
История Александры
Мне лет пять, сестре около трех. Мы балуемся. У мамы не получается нас успокоить, поэтому она ложится на диван, закатывает глаза и просит позвать соседку: «Я умираю!» Мы верим ей (мама сильно болела, мучилась астматическими приступами удушья и все мое раннее детство лежала в больницах), плача, обещаем слушаться, и просим: «Только, пожалуйста, мамочка, не умирай!» С тех пор я очень боюсь смерти и часто о ней думаю.
С тех пор каждый раз, вступая в отношения или занимаясь сексом с новым партнером, я чувствую себя виноватой. Меня беспокоит, что они подумают обо мне плохо, хотя они и не думают. Я не хочу, чтобы они считали меня шлюхой. Эта установка, вбитая мне в голову еще в детстве, не дает мне спокойно жить, хотя мозгом я понимаю, что все это глупости.
Сильное чувство вины повлияло не только на мою сексуальную жизнь. Мама, привыкшая жить нашей с сестрой жизнью, так и не смирилась с тем, что мы выросли. Когда в 25 лет моя сестра решила жить отдельно и съехала, мать со слезами на глазах обвиняла ее в неблагодарности, в том, что она «бросила на произвол судьбы пожилых родителей» и т. п. Отец, надо сказать, воспринял переезд дочери как само собой разумеющееся и не делал из этого трагедии. Я съехать так и не смогла. Чувство вины, любовь к родителям и ощущение того, что семья важнее всего, взяли надо мной верх, хотя я и понимаю, что съехать — не значит бросить. Ну и родители у меня действительно пожилые, я немного помогаю им финансово (что также не дает мне снимать жилье) и выполняю разную мелкую работу по дому: от хождения за продуктами в магазин и записи в поликлинику до прибивания полочек и починки ноутбука.
Все было бы нормально, но мать до сих пор пытается меня контролировать и лезть в мою личную жизнь («Хорошие девочки так себя не ведут!» — «Мама, я взрослая женщина! Хватит разговаривать со мной как с маленькой!»). Я пытаюсь отстаивать свои границы и учусь говорить «нет». Часто это заканчивается ссорой. Я срываюсь и ору матом, что меня все *** [достало], что я так больше не могу. Если мама проезжается по больному, могу ее послать. Раньше я всегда молчала, терпела ее оскорбления, но потом мне надоело. В ответ слышу, что я не имею права ее оскорблять, а она может это делать, потому что это она меня родила, а не наоборот. За эти срывы я потом очень себя виню. А мама начинает рассказывать подругам, что дети неблагодарные и не нужно им посвящать свою жизнь.
В последнее время я много плачу и думаю, что лучше бы я переехала. «Ну и съезжай! — говорит она, а потом почти сразу: — И ты туда же! Да я на вас всю жизнь положила, ночами не спала!» К слову, мать до сих пор безуспешно пытается вернуть мою сестру в отчий дом, пробуя повлиять на нее через родителей подруги, с которой сестра снимает квартиру. Мои разговоры на тему, что сестра давно уже взрослая, самостоятельная, независимая и не нужно вмешиваться в ее жизнь, приводят только к одной реакции: «Я не вмешиваюсь! И вообще, я мать, я знаю, как лучше. Она должна жить дома. Вот когда замуж выйдет, пусть делает что хочет».
Мама, в силу обстоятельств, так и не подала «стакан воды» своей матери. За лежачей бабушкой, которая жила в другой стране, много лет ухаживала моя тетя. Она так и не устроила свою жизнь. Иногда мне кажется, что со мной будет так же и что я освобожусь, только когда мамы не станет. Я ненавижу себя за эту мысль. И очень боюсь этого момента: я люблю родителей и не хочу их терять.
Все эти выяснения отношений и грызущее чувство вины отнимают очень много энергии, поэтому я стараюсь не выходить из комнаты и свести общение с мамой к минимуму, а это сложно — мы же живем в одном доме. Ну и, конечно, потом мать начинает обижаться, что я с ней мало общаюсь, а я опять начинаю терзаться чувством вины. И так по кругу.
Вероника Тимошенко, психолог Семейного центра «Отрадное»:
Многие психологи считают, что причиной ощущения вины у взрослых является строгое или даже жесткое воспитание, которое не учитывает потребности ребенка. Мать Александры использовала манипулятивные приемы, внушала девочке, что та обязана оправдывать ее ожидания, часто идеалистические. Чувство вины, навязанное девочке, использовалось как рычаг влияния на ребенка.
Человек, выросший в такой семье, как бы проживает не свою жизнь. Комплекс вины заставляет его постоянно угождать родительской воле. Он испытывает страх перед выбором: выбирает, кем быть, с кем жить, как себя вести, не самостоятельно, а с оглядкой на родителей. При этом ему кажется, что он недостаточно хорош в своем деле, в своих отношениях с партнером, детьми, друзьями. Чувство вины мучительно и доставляет огромный дискомфорт, который не дает чувствовать себя счастливым.
История Марьяны
Мама всю жизнь говорила мне, что я какая-то неправильная, что я ни с чем не справлюсь и ни на что не способна. Я ей верила и с детства жила с ощущением тревожности, думая, что так живут все. Только в прошлом году, когда из-за панических атак я обратилась за помощью к психотерапевту, у меня начали открываться глаза.
Мама с детства меня стыдила и винила во всем. Помню, однажды поздно вечером я, маленькая, проснулась и не нашла маму рядом. Я очень испугалась и, громко рыдая «Мама! Мама!», выбежала на крыльцо. Тут она появилась и, вместо того чтобы меня успокоить, начала орать, что мне должно быть стыдно, что я позорю ее перед соседями, такая большая — пугаюсь! Еще случай. Мы с мамой поздно возвращались домой. Идти было далеко, и нас взялись подвезти какие-то солдаты. Их было трое. Мама, тревожный человек, напридумывала себе что-то и начала плакать. Может, боялась ехать одна с тремя мужчинами. (Позже она рассказывала подруге, что не знает, что на нее тогда нашло.) Я испугалась и, не понимая, почему мама рыдает, тоже начала реветь. В итоге нас высадили на обочине. Мама начала кричать, что это сделали из-за меня и не надо было мне плакать. И таких ситуаций, когда меня делали виноватой, было много.
Вообще, мне кажется, что мы с младшим братом для мамы были чем-то вроде кошек: если мама была в хорошем настроении, могла погладить по голове, если в плохом — нам не стоило путаться у нее под ногами. У мамы была присказка, которой она пугала нас с братом, если мы не слушались: «Вы еще ко мне подскочите». Услышав это, мы кидались делать все. Правда, она нас не била. Бил наш отец-алкоголик — я до смерти его боялась. Мама это знала, но ничего не делала — ей плохо даются любовь и поддержка. Поэтому с детства я старалась быть максимально удобной для родителей: тихо сидеть, мало разговаривать, лишний раз ничего не просить, лишь бы они не сердились. Я считала, что так они будут меня больше любить и меньше ругать.
Через несколько лет мать развелась с отцом и частенько говорила нам с братом: «Если вам что-то не нравится, живите с ним». У меня было ощущение, что маме все равно, есть мы или нет. После развода мне ее ужасно не хватало: она много работала и практически все свободное время проводила с подругами. На фоне пережитого стресса в 16 лет у меня развились социофобия и обсессивно-компульсивное расстройство, позднее — генерализованное тревожное расстройство. Мы с психотерапевтом до сих пор работаем над этим.
Я поступила в университет, но позже бросила учебу из-за накрывшей меня на третьей сессии депрессии. Мама тогда как раз начала намекать, что не знает, чем платить дальше за обучение. А я уже была так вымотана, что в каком-то смысле решила сделать ей «одолжение», бросив все. Я думала, что недостаточно умна, чтобы учиться в университете, и мне нужно идти работать продавцом, как мама. Хотя все предыдущие сессии я сдавала успешно. После этого мама постоянно говорила мне, что я неудачница, что теперь у меня единственный выход — найти богатого мужа и жить за его счет, потому что толку от меня все равно никакого. Манипуляции, вранье, сарказм, обесценивание, критика и постоянное убеждение в том, что я беспомощная, подавались как забота обо мне. Поэтому я долго идеализировала маму и верила, что проблема исключительно во мне, что во всем виновата я. Доходило даже до мыслей о самоубийстве — таким скверным и никчемным человеком я себя чувствовала.
Я прожила с матерью еще лет десять — не было финансовой возможности съехать. Постоянные крики, скандалы, «ты живешь в моем доме, поэтому делай так, как я тебе говорю». Очень тяжело жить с человеком, который вечно всем недоволен и всех критикует. В 28 лет я съехала и наконец смогла выдохнуть. Мой брат, который младше меня на два года, до сих пор живет с мамой и не собирается съезжать. Он считает ее спасительницей, которая увезла нас от агрессивного отца-алкоголика. Думаю, брат подсознательно считает, что, пока он живет с матерью, с ним все будет в порядке.
С переездом тревога и депрессия никуда не ушли. Каждый раз, когда мы встречались с мамой, настроение портилось: меня словно бы откидывало назад, в прошлое, где меня ни во что не ставили и постоянно попрекали. Когда я говорила, как было бы здорово уехать жить в другой город или страну, она говорила, мне, что я не справлюсь и пропаду, да и вообще, как я могу мать родную оставить. Если я что-то не хотела для нее сделать, она говорила: «Ну, как же так, ты родной матери отказываешь?» И я снова чувствовала себя виноватой.
Пару лет назад к моей тревожности и депрессии прибавились панические атаки. Помню, в одну из ночей, когда меня накрыло, я позвонила маме и попросила поговорить со мной, потому что мне было очень страшно и казалось, что я умираю. Мама только раздраженно сказала, что я выбрала не самое удобное время для звонка, потому что ей завтра рано вставать на работу, и я сама должна справиться со своими проблемами. Больше я за помощью к ней не обращалась и наконец обратилась к психотерапевту. Он помог мне избавиться от панических атак и понять, что я не обязана поддерживать отношения с людьми, от общения с которыми мне плохо, даже если это мои родственники. Я поняла, что все это время не разрывала связь с мамой только из чувства долга, и в итоге прекратила общение. Но иногда я думаю, что ошиблась, что мне все это показалось, что вдруг мы с терапевтом не правы и своим решением я нарушаю вековые общественные устои. Мой внутренний ребенок до сих пор боится маму, от которой зависел в детстве.
Вероника Тимошенко, психолог Семейного центра «Отрадное»:
Марьяна выросла в дисфункциональной семье с зависимыми и созависимыми родственниками, а ее мать была эмоционально нестабильна. В таких семьях не соблюдаются личностные границы, нет уважения к друг другу и к детям, а у детей нет ощущения безопасности. Ребенку, чтобы выжить, приходится подстраиваться под взрослого, выполняя его эмоциональные запросы. Впоследствии эта стратегия не дает личности проявить себя и жить полноценной жизнью и может стать причиной различных расстройств.
История Сергея
Мой папа вырос без отца. Его мать работала кондуктором. Денег, чтобы поднять на ноги двоих детей, едва хватало. Отец рано узнал, что такое ответственность и самостоятельность. Хотя мы играли с ним в футбол, ходили на рыбалку, он не участвовал в моем непосредственном воспитании и никогда не давал советов, которые так нужны мальчику, — например, что делать, если начинается драка.
Моя мать — младший ребенок в многодетной деревенской семье. Ее детство тоже нельзя назвать счастливым: ей приходилось много хлопотать по хозяйству, а мой дед, выпив, иногда бегал за ней с топором забавы ради. После школы мать перебралась в город и выучилась на педагога. Она относилась ко мне не как к сыну, а как к ученику, плюс очень опекала меня. Мать постоянно ругала меня за оценки ниже пятерки, даже если это была пятерка с минусом, сравнивала меня с другими детьми и с собой: «Я училась на пятерки, ты тоже должен так учиться!» При этом за отличные оценки меня не хвалили, потому что получить пять — «нормально», «так и должно быть». Или вот еще показательный пример ее отношения ко мне. Когда мне было лет 5–6, я играл во дворе с пацанами: меня кинули в сугроб и навалились сверху, а я чуть не задохнулся, так как был самым мелким. Испуганный и зареванный, я вернулся домой и матюгнулся с порога на пацанов. За это мне тут же прилетело рукой по губам от матери, потому что я не должен ругаться. Почему я плачу, мать абсолютно не интересовало.
Когда мне было 12, родители взяли ипотеку — чтобы ее выплачивать, отец работал до поздней ночи. Примерно в этот же период мы забрали к себе парализованную бабушку, у которой начался маразм. Все это негативно сказалось на семейном психоэмоциональном фоне. После уроков я вынужден был сидеть дома и ухаживать за бабушкой. Я стал хуже учиться. Мои попытки оправдаться перед матерью ни к чему хорошему не приводили: в ответ на мои аргументы вроде «есть дети, которые учатся хуже» она лицемерно парировала «меня они не волнуют», хотя мать часто сравнивала меня с теми, кто учится лучше. Во время этих ссор я иногда слышал от матери «Вот некоторые в детском доме вообще без родителей живут, поэтому ты должен быть счастлив!» Я не понимал, почему она так со мной себя ведет, и в какой-то момент начал чувствовать себя нежеланным ребенком (позднее я предъявлял за это родителям претензии, пытаясь вызвать у них чувство вины — использовал против них их же методы). К тому же отец иногда, без зла или намерения причинить мне боль, рассказывал, что еще до женитьбы, в другом городе, у него хорошо складывалась работа ученого и он жалеет, что ему по семейным обстоятельствам пришлось все бросить и вернуться домой. Мое сознание извращало эту историю до мысли: «Раз он жалеет, что вернулся — значит, жалеет, что семью завел, что я родился».
К 16 годам я заработал депрессивное расстройство. Попытки словесно оправдать себя, избавиться от чувства вины, доказать, что я нормальный, ни к чему не приводили, а только усугубляли ситуацию, и я начал себя калечить. Физическая боль отвлекала от душевной и давала высвободиться эмоциям. В порыве злости, отчаяния, истерики я мог набить ручкой гематому на лбу и исколоть себе руку ножом. У матери тут же включался «материнский инстинкт», и она оставляла свои нападки. Получается, я становился тем, кто манипулирует и вызывает чувство вины. Мы менялись ролями.
В 23 года депрессия достигла пика: я потерял сон, не ощущал вкуса еды, вставал с ощущением, что на голову положили кирпич, и думал о суициде («Нет человека — нет проблемы»). Хорошие друзья отправили меня к психиатру. Сеансы психотерапии помогли мне вернуться в относительную норму, восстановиться физически и изменить отношение к ситуации. Однако я не могу сказать, что решил все свои проблемы.
Мое критическое состояние повлияло на отношения с родителями. С отцом я общаюсь нормально, поскольку к нему у меня меньше претензий. С матерью — когда как. Хотя у нас и были долгие беседы про прощение друг друга, ее привычка при любой ссоре вспоминать события 10–15-летней давности вызывает у меня острую ответную реакцию. Мы все еще периодически бросаемся друг в друга желчью, просто сейчас в конфликте доминирую я (при этом я не желаю родителям зла). Это абсолютно никому не идет на пользу, поэтому я решил отстраниться и свести контакты к минимуму. Когда я переехал от родителей, жить мне стало значительно легче.
Вероника Тимошенко, психолог Семейного центра «Отрадное»:
Мать Сергея была эмоционально холодна и дистанцировалась от ребенка. Помимо чувства вины навязала ему комплекс отличника.
Патологические размеры и формы чувство вины начинает принимать тогда, когда человек занимается постоянным самобичеванием, не верит в свои силы, становится обидчивым, отказывается думать и мечтать о будущем. Чтобы избавиться от этого деструктивного чувства, человеку нужно признать, что оно приобрело у него патологическую форму, и пойти на прием к специалисту. Потому что, как правило, самостоятельно принять постулаты, что никто не обязан соответствовать ожиданиям других, что у каждой личности есть свои границы, что каждая личность цельная и ценна сама по себе, посмотреть на ситуацию с разных углов, человек с комплексом вины не может.
Комплекс вины идет рука об руку с понятием долженствования. Есть расхожее понятие «никто никому ничего не должен». Оно может звучать спорно. Но попробуйте заменить слово «должен» на слово «хочу», и тогда ваши действия и ваша жизнь приобретут совсем другой смысл: я помогаю близким не потому, что должен, а потому что люблю их и хочу помочь. Чувствуете разницу?
Не стоит винить родителей и свое тяжелое детство в своих собственных уже взрослых проблемах и неудачах. Постарайтесь стать своему внутреннему ребенку лучшим родителем. Ваша жизнь в ваших руках.
Что такое комплекс вины и как от него избавиться
Ирина Кутянова, психолог Семейного центра «Печатники»:
Чувство вины — гипертрофированное чувство ответственности, оно может быть как рациональным, так и нерациональным. Нерациональное чувство вины возникает, когда на ребенка возлагают несоразмерную его возрасту ответственность (как в третьей истории), требуют и ожидают от него слишком многого. Ребенок не справляется и чувствует себя виноватым.
Во всех историях дети были нежеланны или рождены не в любви — и в этом изначально корень проблемы. То есть формирование комплекса вины началось еще до появления этих детей на свет. Такие дети всячески пытаются заслужить любовь родителей, но при этом считают, что недостойны быть счастливыми. Они стараются быть удобными, сначала для родителей, а в дальнейшем и для окружающих.
Нежеланным или рожденным не в любви детям родители бессознательно транслируют негативные установки на жизнь: не люби, не живи, не будь счастливым. Например, в первой истории мама на подсознательном уровне считала, что пошла на несчастливый брак, поэтому и дочь не имеет права быть счастливой и должна следовать по ее пути, а ее собственные желания — это плохо и греховно. В таких семьях существует проблема эмоционального слияния, отсутствия границ, ребенок воспринимается не как отдельная личность, а как собственность родителей.
Поэтому, чтобы преодолеть комплекс вины, человеку нужно работать с выстраиванием личностных границ, понимать, когда он действует под влиянием собственных эмоций, а когда — под влиянием чужих, повышать свою ценность и значимость и дать себе разрешение на то, чтобы жить, любить и быть счастливым человеком. Для людей с комплексом вины важно работать с высвобождением эмоций, хотя осознавать свою нежеланность и травматичное детство для них будет очень болезненно. Им важно отделиться от родителей, прежде всего эмоционально. Иногда необходимо физическое разделение: съехать и не позволять родителям вмешиваться в свою жизнь. Когда это происходит, чувство вины ослабевает и отношения выравниваются.
Однако таким родителям не просто отпустить своих детей. Когда дети вырастают, родителям становится страшно, что они станут ненужными. Тогда начинаются манипуляции: например, маме вдруг становится плохо, когда сын собирается на свидание или как-то пытается устроить свою личную жизнь. Родители начинают нагружать детей ответственностью и напоминать о неоплатном долге. Хотя забота о родителях заложена в нашей культуре, жизнь направлена на движение вперед: дети отдают «долг» своим детям. Ребенку, выросшему без родительской любви, сложно возвращать ее родителям. Он делает что-то для родителей вымученно, из гипертрофированного чувства вины и долга, а не из любви. Когда же ребенок растет в любви, он возвращает не «долг», а заботу, по собственному желанию.