рембо поэт стихи лучшее
Рембо поэт стихи лучшее
Артюр Рембо при жизни издал только один сборник «Один сезон в аду». Все остальное, написанное Артюрм Рембо, было собрано Верленом по памяти или взято из черновиков.
После смерти поэта на протяжение почти века было восстановлено и буквально по крупицам вытащено из ниоткуда то, что Верлену было при жизни недоступно.
Но я не буду углубляться в эту историю. Хочу просто поделиться радостью и своими впечатлениями от стихов поэта. Всю поэзию Рембо принято располагать по четырем годам: с 1869 по 1872 год.
Из ранних и волшебных самое любимое «Первый вечер» или, как его по-другому называл Рембо, «Комедия трех поцелуев», потому что оно высмеивало мещанско-слащавый привкус такого рода поэзии. Но это стихотворение многими любимо за легкость, ироничность и убаюкивающую нежность.
Она была полураздета,
И со двора нескромный вяз
В окно стучался без ответа
Вблизи от нас, вблизи от нас.
На стул высокий сев небрежно,
Она сплетала пальцы рук,
И легкий трепет ножки нежной
Я видел вдруг, я видел вдруг.
И видел, как шальной и зыбкий
Луч кружит, кружит мотыльком
В ее глазах, в ее улыбке,
На грудь садится к ней тайком.
Тут на ее лодыжке тонкой
Я поцелуй запечатлел,
В ответ мне рассмеялась звонко,
И смех был резок и несмел.
Пугливо ноги под рубашку
Укрылись: «Как это назвать?»
И словно за свою промашку
Хотела смехом наказать.
Припас другую я уловку!
Губами чуть коснулся глаз;
Назад откинула головку:
«Так, сударь, лучше. Но сейчас
Тебе сказать мне что-то надо. «
Я в грудь ее поцеловал,
И тихий смех мне был наградой,
Добра мне этот смех желал.
Она была полураздета,
И со двора нескромный вяз
В окно стучался без ответа
Вблизи от нас, вблизи от нас.
Из того же года мне нравится «Предчувствие» («Sensation»), в котором ощущается томление духа и предчувствие будущей судьбы поэта.
В Россию Рембо пришел именно этим стихотворением. Разглядывая зимнюю картинку, нарисованную поэтом, перед глазами видишь живых и настоящих пять сироток, глазами пожирающих пекаря и хлеб, выпекаемый им, и пекаря, который не видит, что за ним наблюдают десять детских голодных глаз.
Из снежной мглы в окно подвала
Они глядят на отблеск алый
И чуда ждут.
Глаз оторвать нельзя от места,
Где пекарь мнет сырое тесто,
И ухватив
Его покрепче, в печь сажает,
И сыто жмурясь, напевает
Простой мотив.
А дети, затаив дыханье,
С могучих рук его в молчанье
Не сводят глаз;
Когда же золотой, хрустящий
Готовый хлеб из печки тащат
В полночный час,
Когда сверчки под сводом темным
Заводят песнь в углу укромном,
Когда полна
Дыханьем жизни яма эта,
Душа детей, в тряпье одетых,
Восхищена;
Она блаженствует, а тело
Не чувствует, как иней белый
К лохмотьям льнет.
Прилипли мордочки к решетке,
И словно чей-то голос кроткий
Им песнь поет.
И тянутся так жадно дети
К той песне о небесном свете
И о тепле,
Что рвутся ветхие рубашки,
И на ветру дрожат бедняжки
В морозной мгле.
И еще одно стихотворение того же года – «Роман», который пахнет семнадцатью годами, юностью, любовью и ожиданием будущего.
Есть среди стихотворений этого года одно, которое воспевает бродяжничество и свободу скитальца, который попав «В Зеленое кабаре» наслаждается жизнью, свободой и по-настоящему счастлив. Стихотворение полно символизма: зеленый цвет у Рембо – цвет счастья, бродяга – сам поэт в поисках неведомого, а естественная и любвеобильная красавица словно написана с натуры сама природа, естественная и простая.
Шатаясь восемь дней, я изорвал ботинки
О камни и, придя в Шарлеруа, засел
В «Зеленом кабарэ», спросив себе тартинки
С горячей ветчиной и с маслом. Я глядел,
Служанка-девушка (ну! не ее смутит
Развязный поцелуй) мне принесла на блюде,
Смеясь, тартинок строй, дразнящих аппетит,
Тартинок с ветчиной и с луком ароматным,
И кружку пенную, где в янтаре блестит
Светило осени своим лучом закатным.
И еще есть у Рембо одно, тоже наполненное детскими впечатлениями стихотворение, «Шкаф», пленяющее воспоминаниями, которых у каждого наберется немало. И сколько их таких вот тряпочек, стеклышек и камешков, которые хочется вновь потрогать и вспомнить далекое детство.
Вот старый шкаф резной, чей дуб в разводах темных
На добрых стариков стал походить давно;
Распахнут шкаф, и мгла из всех углов укромных
Влекущий запах льет, как старое вино.
Полным-полно всего: старья нагроможденье,
Приятно пахнущее желтое белье,
Косынка бабушки, где есть изображенье
Грифона, кружева, и ленты, и тряпье;
Тут медальоны вы найдете и портреты,
Прядь белую волос и прядь другого цвета,
Одежду детскую, засохшие цветы.
О шкаф былых времен! Историй всяких кучу
И сказок множество хранишь надежно ты
За этой дверцей, почерневшей и скрипучей.
В следующем году у Рембо появляются остро сатирические, политические и антирелигиозные стихотворения. В них он высмеивает бюрократов, таможенников и прочих представителей власти («Сидящие», «Таможенники», «На корточках» и др.), а также священников, вплоть до кощунства («Вечерняя молитва», «Бедняки в церкви», «Сестры милосердия», «Первые причастия», «Праведник»).
За кружкою пивной жить начал сиднем я,
Подобно ангелу в руках у брадобрея;
Подчревье изогнув и трубкою дымя,
Смотрю на облачные паруса и реи.
Как экскременты голубятни, на меня
Мечты горячие нисходят, душу грея;
А сердце грустное, порой их прочь гоня,
Тогда на заболонь походит уж скорее.
Так, кружек сорок выпив или тридцать пять
И все свои мечты пережевав и слопав,
Сосредоточиваюсь я, чтоб долг отдать;
В противовес священникам и бюрократам, которых ненавидит всей душой, Рембо воспевает коммунаров, посвящая им несколько патриотических стихотворений: «Руки Жан-Мари», «Парижская оргия», «Вороны». Вершиной этой поэзии стала «Парижская оргия, или Париж заселяется вновь». Вот несколько строф из этого гимна коммунарам.
А.Рембо «Пьяный корабль»
О негодяи, в путь! С вокзалов хлыньте гордо!
Лучами солнечными вымыт и протерт
Бульвар, где некогда шли варварские орды.
Священный город здесь пред вами распростерт!
Все мертвые дворцы упрячьте под лесами!
Страх дня-минувшего взгляд освежает вам.
Вот стадо рыжее вихляющих задами.
Так уподобьтесь же безумцам и шутам!
О свора сук во время течки! Рвите в клочья
Повязки. Крик домов приманивает вас.
Разврата ночь пришла, и спазмы этой ночи
Сжимают улицу. Так жрите! Пробил час!
И пейте! А когда свет резкий рядом с вами
Копаться в роскоши струящейся начнет,
Вы разве будете склоняться над столами,
Смотря безмолвно на белеющий восход?
И наконец, в последнем поэтическом 1872 году у Рембо появляются настоящие шедевры, полные музыкальности и символизма, которые воплощают суть его поэзии. Это великолепный «Пьяный корабль», «Что говорят поэту о цветах», «Гласные». Приведем здесь последнее из трех и тем закончим обзор удивительной поэзии Артюра Рембо.
Рембо поэт стихи лучшее
Она была полураздета,
И со двора нескромный вяз
В окно стучался без ответа
Вблизи от нас, вблизи от нас.
На стул высокий сев небрежно,
Она сплетала пальцы рук,
И лёгкий трепет ножки нежной
Я видел вдруг, я видел вдруг.
И видел, как шальной и зыбкий
Луч крУжит, крУжит мотыльком
… показать весь текст …
Предчувствие
В сапфире сумерек пойду я вдоль межи,
Ступая по траве подошвою босою.
Лицо исколют мне колосья спелой ржи,
И придорожный куст обдаст меня росою.
Солнце и плоть
Очаг желания, причастный высшим силам,
На землю солнце льет любовь с блаженным пылом;
Лежавший на траве не чувствовать не мог:
Играет кровь земли, почуяла свой срок;
Душе своей земля противиться бессильна,
По-женски чувственна, как Бог, любвеобильна;
Священнодействие над ней лучи вершат,
И потому в земле зародыши кишат.
Произрастает все,
Но как мне жаль, Венера,
Что минула твоя ликующая эра,
… показать весь текст …
Я заносил в тетрадь тишину…
Любовь? Ее не существует. Всё, что соединяет семьи и женатые пары — это не любовь, это глупость, или эгоизм, или страх. Любви не существует. Личный интерес — существует. Привязанность, основанная на собственной выгоде — существует, самодовольство — существует. Но не любовь. Любовь надо придумать заново.
Пьяный корабль
`
В мои, водой заполненные трюмы,
Английским хлопком, ромом и зерном,
Вошли индейцы, резали угрюмо
Оставшихся, не спасшихся вином.
Мои пробоины, как колотые раны,
Омыты кровью матросни и дикарей.
Я зеленел, дрейфуя к океану,
Как мертвый остров, снятый с якорей.
И первый шторм был лют и зол, как пьяный.
Как пробка от портвейна, десять дней
Я танцевал над бездной океана
… показать весь текст …
И в сердце растрава…
Перевод Б. Пастернака
Над городом тихо накрапывает дождь.
И в сердце растрава,
И дождик с утра.
Откуда бы, право,
Такая хандра?
О дождик желанный,
Твой шорох — предлог
Душе бесталанной
… показать весь текст …
Я верю в ад — следовательно, я в нём существую.
Пьяный корабль
В стране бесстрастных рек спускаясь по теченью,
хватился я моих усердных бурлаков:
индейцы ярые избрали их мишенью,
нагими их сковав у радужных столбов.
Есть много кораблей, фламандский хлеб везущих
и хлопок английский,— но к ним я охладел.
Когда прикончили тех пленников орущих,
открыли реки мне свободнейший удел.
И я,— который был, зимой недавней, глуше
младенческих мозгов,— бежал на зов морской,
и полуостровам, оторванным от суши,
не знать таких боев и удали такой.
… показать весь текст …
Офелия
На черной глади вод, где звезды спят беспечно,
Огромной лилией Офелия плывет,
Плывет, закутана фатою подвенечной.
В лесу далеком крик: олень замедлил ход.
По сумрачной реке уже тысячелетье
Плывет Офелия, подобная цветку;
В тысячелетие, безумной, не допеть ей
Свою невнятицу ночному ветерку.
Лобзая грудь ее, фатою прихотливо
Играет бриз, венком ей обрамляя лик.
… показать весь текст …
Между тем как несло меня вниз по теченью,
Краснокожие кинулись к бичевщикам,
Всех раздев догола, забавлялись мишенью,
Пригвоздили их намертво к пестрым столбам.
Я остался один без матросской ватаги.
В трюме хлопок промок и затлело зерно.
Казнь окончилась. К настежь распахнутой влаге
Понесло меня дальше, — куда, все равно.
Море грозно рычало, качало и мчало,
Как ребенка, всю зиму трепал меня шторм.
… показать весь текст …
«Гармония души. гармония природы. – похожи так они, родные сёстры вроде: в природе красота – и на душе покой, покоя нет в душе – всё залито тоской. » (Виктор Евсеев)
Глухими тропами, среди густой травы,
Уйду бродить я голубыми вечерами;
Коснётся ветер непокрытой головы,
И свежесть чувствовать я буду под ногами.
Мне бесконечная любовь наполнит грудь.
Но буду я молчать и все слова забуду.
Я, как цыган, уйду — всё дальше, дальше в путь!
И словно с женщиной, с Природой счастлив буду.
Переводы из Артюра Рембо
Par les soirs bleus d’;t;, j’irai dans les sentiers,
Picot; par les bl;s, fouler l’herbe menue :
R;veur, j’en sentirai la fra;cheur ; mes pieds.
Je laisserai le vent baigner ma t;te nue.
Je ne parlerai pas, je ne penserai rien :
Mais l’amour infini me montera dans l’;me,
Et j’irai loin, bien loin, comme un boh;mien,
Par la Nature, — heureux comme avec une femme.
Синим вечером летним уйду я в поля,
Побреду босиком по прохладной траве,
Теплый ветер тихонько догонит меня,
Пробежав по вихрастой моей голове.
Нет ни мыслей, ни слов. Оттого и молчу.
В бесконечной любви возродилась душа.
Никуда не спешу. Ничего не хочу.
И природа, как женщина, ждёт не дыша.;
Утратил я покой!
Украли моё сердце!
Упился я тоской!
И даже водкой с перцем!
Не знаю я на кой!
Играют моим сердцем!
Смеются надо мной!
Прижав мне сердце дверцей!
Его не исцелить
Всех вер абракадаброй!
Волнами не обмыть,
Как мертвеца-кадавра!
Ничем не отбелить,
Как не отбелишь мавра!
От смеха не укрыть
Друзей любимых свар! Да!
Как мне без сердца жить?
А им всё ржать охота!
Мне их бы матом крыть
И проклинать до рвоты!
Украли, пошутить?
Не брали сердце! Что ты!
К чему такая прыть?
Ответьте, идиоты:
Как мне без сердца жить?
R;V; POUR L’HIVER
; ELLE.
L’hiver, nous irons dans un petit wagon rose
Avec des coussins bleus.
Nous serons bien. Un nid de baisers fous repose
Dans chaque coin moelleux.
Tu fermeras l’oeil, pour ne point voir, par la glace,
Grimacer les ombres des soirs,
Ces monstruosit;s hargneuses, populace
De d;mons noirs et de loups noirs.
Puis tu te sentiras la joue ;gratign;e…
Un petit baiser, comme une folle araign;e,
Te courra par le cou…
Наш вагончик розовый помчится,
С синими подушками, сквозь снежность.
В каждом мягком уголке гнездится
Наш с тобой уют и наша нежность.
Ты глаза тихонечко прикроешь,
Чтобы тьмы за окнами не видеть.
Чтоб никто из тамошних чудовищ
Испугать не мог нас и обидеть!
И тогда почувствуешь тихонько
Нежной кожи шейки щекотанье…
Кто это там пробегает бойко?
Паучок там или же касанье
Нежное моё щекочет, ой как!
Отгадай, попробуй! Я не знаю…
— Voil; qu’on aper;oit un tout petit chiffon
D’azur sombre, encadr; d’une petite branche,
Piqu; d’une mauvaise ;toile, qui se fond
Avec de doux frissons, petite et toute blanche…
Le coeur fou robinsonne ; travers les romans,
— Lorsque, dans la clart; d’un p;le r;verb;re,
Passe une demoiselle aux petits airs charmants,
Sous l’ombre du faux col effrayant de son p;re…
Et, comme elle vous trouve immens;ment na;f,
Tout en faisant trotter ses petites bottines,
Elle se tourne, alerte et d’un mouvement vif…
— Sur vos l;vres alors meurent les cavatines…
— Ce soir-l;…, — vous rentrez aux caf;s ;clatants,
Vous demandez des bocks ou de la limonade…
— On n’est pas s;rieux, quand on a dix-sept ans
Et qu’on a des tilleuls verts sur la promenade.
;
В семнадцать трудно быть серьёзным.
Под липами на променаде
Кафе кругом открыты поздно,
Искрятся люстры в лимонаде!
Гулять зовет июньский вечер,
Цветенье лип вгоняет в сон,
И ветерок едва заметен,
Шум городской со всех сторон.
Ах эта ночь в Семнадцать лет
Шампанского хмельней,
И очень хочется пьянеть,
Мечтая всё о ней!
А сердце, словно Робинзон.
Гуляет по волнам,
И наяву, как дивный сон,
Является она!
Под руку с чопорным отцом…
Нельзя за ней бежать!
Но, будучи совсем юнцом,
Нельзя и упускать!
И вот всё лето ты влюблен,
Сонеты пишешь ей,
И вот в безумии своем
Теряешь ты друзей.
Но твой она не ценит дар,
Сказав, что ты смешон!
Тогда ты снова на бульвар,
И снова ты влюблен…
;
LE BATEAU IVRE
Comme je descendais des Fleuves impassibles,
Je ne me sentis plus guid; par les haleurs:
Des Peaux-rouges criards les avaient pris pour cibles,
Les ayant clou;s nus aux poteaux de couleurs.
J’;tais insoucieux de tous les ;quipages,
Porteur de bl;s flamands ou de cotons anglais.
Quand avec mes haleurs ont fini ces tapages,
Les Fleuves m’ont laiss; descendre o; je voulais.
Dans les clapotements furieux des mar;es,
Moi, l’autre hiver, plus sourd que les cerveaux d’enfants,
Je courus! Et les P;ninsules d;marr;es
N’ont pas subi tohu-bohus plus triomphants.
La temp;te a b;ni mes ;veils maritimes.
Plus l;ger qu’un bouchon j’ai dans; sur les flots
Qu’on appelle rouleurs ;ternels de victimes,
Dix nuits, sans regretter l’oeil niais des falots!
Plus douce qu’aux enfants la chair des pommes s;res,
L’eau verte p;n;tra ma coque de sapin
Et des taches de vins bleus et des vomissures
Me lava, dispersant gouvernail et grappin.
Et, d;s lors, je me suis baign; dans le Po;me
De la mer, infus; d’astres, et lactescent,
D;vorant les azurs verts; o;, flottaison bl;me
Et ravie, un noy; pensif parfois descend;
O;, teignant tout ; coup les bleut;s, d;lires
Et rythmes lents sous les rutilements du jour,
Plus fortes que l’alcool, plus vastes que nos lyres,
Fermentent les rousseurs am;res de l’amour!
Je sais les cieux crevant en ;clairs, et les trombes
Et les ressacs, et les courants: je sais le soir,
L’Aube exalt;e ainsi qu’un peuple de colombes,
Et j’ai vu quelquefois ce que l’homme a cru voir!
J’ai vu le soleil bas, tach; d’horreurs mystiques,
Illuminant de longs figements violets,
Pareils ; des acteurs de drames tr;s-antiques
Les flots roulant au loin leurs frissons de volets!
J’ai r;v; la nuit verte aux neiges ;blouies,
Baisers montant aux yeux des mers avec lenteurs,
La circulation des s;ves inou;es,
Et l’;veil jaune et bleu des phosphores chanteurs!
J’ai suivi, des mois pleins, pareille aux vacheries
Hyst;riques, la houle ; l’assaut des r;cifs,
Sans songer que les pieds lumineux des Maries
Pussent forcer le mufle aux Oc;ans poussifs!
J’ai heurt;, savez-vous, d’incroyables Florides
M;lant au fleurs des yeux de panth;res ; peaux
D’hommes! Des arcs-en-ciel tendus comme des brides
Sous l’horizon des mers, ; de glauques troupeaux!
J’ai vu fermenter les marais ;normes, nasses
O; pourrit dans les joncs tout un L;viathan!
Des ;croulements d’eaux au milieu des bonaces,
Et les lointains vers les gouffres cataractant!
Glaciers, soleils d’argent, flots nacreux, cieux de braises!
;chouages hideux au fond des golfes bruns
O; les serpents g;ants d;vor;s des punaises
Choient, des arbres tordus avec de noirs parfums!
J’aurais voulu montrer aux enfants ces dorades
Du flot bleu, ces poissons d’or, ces poissons chantants.
— Des ;cumes de fleurs ont b;ni mes d;rades
Et d’ineffables vents m’ont ail; par instants.
Parfois, martyr lass; des p;les et des zones,
La mer dont le sanglot faisait mon roulis doux
Montait vers moi ses fleurs d’ombre aux ventouses jaunes
Et je restais, ainsi qu’une femme ; genoux …
Presque ;le, ballottant sur mes bords les querelles
Et les fientes d’oiseaux clabaudeurs aux yeux blonds,
Et je voguais, lorsqu’; travers mes liens fr;les
Des noy;s descendaient dormir ; reculons!
Or moi, bateau perdu sous les cheveux des anses,
Jet; par l’ouragan dans l’;ther sans oiseau,
Moi dont les Monitors et les voiliers des Hanses
N’auraient pas rep;ch; la carcasse ivre d’eau;
Libre, fumant, mont; de brumes violettes,
Moi qui trouais le ciel rougeoyant comme un mur
Qui porte, confiture exquise aux bons po;tes,
Des lichens de soleil et des morves d’azur,
Qui courais, tach; de lunules ;lectriques,
Planche folle, escort; des hippocampes noirs,
Quand les juillets faisaient crouler ; coups de triques
Les cieux ultramarins aux ardents entonnoirs;
Moi qui tremblais, sentant geindre ; cinquante lieues
Le rut des B;h;mots et des Maelstroms ;pais,
Fileur ;ternel des immobilit;s bleues,
Je regrette l’Europe aux anciens parapets!
J’ai vu des archipels sid;raux! et des ;les
Dont les cieux d;lirants sont ouverts au vogueur:
— Est-ce en ces nuits sans fond que tu dors et t’exiles,
Millions d’oiseaux d’or, ; future Vigueur?
Mais, vrai, j’ai trop pleur;! Les Aubes sont navrantes.
Toute lune est atroce et tout soleil amer:
L’acre amour m’a gonfl; de torpeurs enivrantes.
; que ma quille ;clate! ; que j’aille ; la mer!
Si je d;sire une eau d’Europe, c’est la flache
Noire et froide o;, vers le cr;puscule embaum;
Un enfant accroupi, plein de tristesses, l;che
Un bateau fr;le comme un papillon de mai.
Je ne puis plus, baign; de vos langueurs, ; lames,
Enlever leur sillage aux porteurs de cotons,
Ni traverser l’orgueil des drapeaux et des flammes,
Ni nager sous les yeux horribles des pontons!
PREMI;RE SOIR;E
— Elle ;tait fort d;shabill;e
Et de grands arbres indiscrets
Aux vitres jetaient leur feuill;e
Malinement, tout pr;s, tout pr;s.
Assise sur ma grande chaise,
Mi-nue, elle joignait les mains.
Sur le plancher frissonnaient d’aise
Ses petits pieds si fins, si fins.
— Je regardai, couleur de cire,
Un petit rayon buissonnier
Papillonner dans son sourire
Et sur son sein, — mouche au rosier.
— Je baisai ses fines chevilles.
Elle eut un doux rire brutal
Qui s’;grenait en claires trilles,
Un joli rire de cristal.
Monsieur, j’ai deux mots ; te dire… »
— Je lui jetai le reste au sein
Dans un baiser, qui la fit rire
D’un bon rire qui voulait bien…
— Elle ;tait fort d;shabill;e
Et de grands arbres indiscrets
Aux vitres jetaient leur feuill;e
Malinement, tout pr;s, tout pr;s.
Она была полунагой…
Нескромные, прильнув к окошку,
Деревья сыпали листвой,
Ну, как нарочно, как нарочно!
Она как будто бы скучала,
Обнажена совсем немножко,
Хоть, очевидно, трепетала,
Болтая ножкой, болтая ножкой.
И гладкой кожи цвета воска
Касались лучики слегка,
Улыбки тонкая полоска,
Её груди два мотылька.
Её прелестную лодыжку
Я нежно вдруг поцеловал,
Но, не давая передышку,
Ее смешок меня прервал.
Пугливо ножку под рубашку
Она поспешно забрала.
И, словно за мою промашку,
Смешок свой тихий издала.
Тогда вот новая уловка –
Её в глаза поцеловал.
Казалось, было ей неловко,
Что делать, точно я не знал.
— Мой сударь, так-то оно лучше!
Она сказала скромно мне.
Со мной впервые такой случай,
И все со мною, как во сне…
Она была полунагой…
Нескромные, прильнув к окошку,
Деревья сыпали листвой,
Ну, как нарочно, как нарочно!
Mon unique culotte avait un large trou.
– Petit-Poucet r;veur, j’;grenais dans ma course
Des rimes. Mon auberge ;tait ; la Grande Ourse.
– Mes ;toiles au ciel avaient un doux frou-frou
Et je les ;coutais, assis au bord des routes,
Ces bons soirs de septembre o; je sentais des gouttes
De ros;e ; mon front, comme un vin de vigueur ;
Сбежал я прочь! Дырявые карманы
Не улучшали мой фасон пальто.
Питаем Музой я, небесной манной,
Пусть голодал, но был влюблен, зато!
В моих единственных штанах зияла дырка,
Меня перчаточною куклой звали с ней.
Но были рифмы, и от холода побудка
С Большой Медведицей знакомила скорей!
Я слушал звёзды, сидя у дороги,
В те ранней осени святые вечера,
И, словно с каплями росы, спускались боги,
И озаряли вдохновением меня.
Легко рифмуя посреди ночного мрака,
Стихами струны лиры мог я рвать,
От вдохновения мне так хотелось плакать
И звездным небом слёзы утирать!
LE BUFFET
C’est un large buffet sculpt; ; le ch;ne sombre,
Tr;s vieux, a pris cet air si bon des vieilles gens ;
Le buffet est ouvert, et verse dans son ombre
Comme un flot de vin vieux, des parfums engageants ;
Tout plein, c’est un fouillis de vieilles vieilleries,
De linges odorants et jaunes, de chiffons
De femmes ou d’enfants, de dentelles fl;tries,
De fichus de grand’m;re o; sont peints des griffons ;
— C’est l; qu’on trouverait les m;daillons, les m;ches
De cheveux blancs ou blonds, les portraits, les fleurs s;ches
Dont le parfum se m;le ; des parfums de fruits.
— ; buffet du vieux temps, tu sais bien des histoires,
Et tu voudrais conter tes contes, et tu bruis
Quand s’ouvrent lentement tes grandes portes noires.
Буфет старинный – древняя скульптура,
Дубовый шарм его хозяев прежних,
Буфет открыт, как чудо-партитура
Вин стародавних, ароматов нежных.
Буфет наполнен чопорным старьём,
Всем, что от жизней тех осталось давних,
Тем, что рассматривать немного стыдно днем,
А ночью страшновато и подавно!
Здесь медальоны, крестики, фитили,
Портреты, волосы, засохшие цветы.
Всё то, кого уж нет, чем дорожили…
И что-нибудь оставишь здесь и ты,
Открыв буфет, потомок твой в бессилье
Не сможет угадать твои мечты!