комсомола какой район города

Улица Комсомола в Санкт-Петербурге

Построение маршрута с пояснениями

Улица Комсомола на карте

На странице показан(а) Улица Комсомола в Санкт-Петербурге с номерами домов на карте, расположение смотрите ниже. Протяженность составляет метров.

Вы с легкостью можете найти любой дом на с помощью поиска по адресам, находящегося под картой. Впишите туда нужный адрес, в результате голубая метка покажет ваш запрос.

Чтобы проложить маршрут по используйте раздел построение маршрута с пояснениями, который находится под картой.

Маршрут можно проложить не только на данной улице, но и до любой точки. Можно выбрать на каком транспорте вы будете добираться либо пойдете пешком. Впишите адрес точек сами либо укажите на карте. Для этого нажмите на кнопку «указать на карте» напротив точки «А» или «Б».

Где находится Улица Комсомола в Санкт-Петербурге. Расположение

Непосредственный адрес улицы: Россия, Санкт-Петербург, улица Комсомола.

Перекрестки с улицами:

Посмотреть со спутника дорожные пробки на можно включив их отображение кнопкой со светофором «Пробки», которая находится на панели иструментов сверху справа на карте.

Некоторые улицы Вы сможете увидеть физически, это возможно благодаря фотографиям, которые делает специальный автомобиль. Для этого нажмите кнопку «Слои» и выберите панорамы. На карте синим цветом выделятся те улицы, на которых достопны панорамы. Нажмите мышкой по выделенной области и наслаждайтесь просмотром.

Источник

«Там люди тупо зарабатывали деньги» 30 лет назад в СССР исчез комсомол. Как его уничтожили ложь и жажда наживы?

Р овно 30 лет назад не стало ВЛКСМ — комсомола, младшего брата Коммунистической партии СССР. Это решение было принято на чрезвычайном съезде в Москве 27-28 сентября 1991 года. Участникам предстояло решить только один вопрос — «О судьбе ВЛКСМ», и итогом стал самороспуск влиятельной структуры, которую многие считают кузницей кадров не только в советском бюрократическом аппарате, но и в российском бизнесе. Как комсомольцы приняли распад организации, кто использовал комсомол для наживы и как исчезновение ВЛКСМ стало еще одним шагом к развалу Союза? Об этом «Лента.ру» спросила бывших комсомольцев.

Комсомол был распущен, несмотря на протесты у гостиницы «Орленок», где проходил XXII чрезвычайный съезд ВЛКСМ. Выступая с докладом, первый секретарь ЦК Союза молодежи Владимир Зюкин заявил: «Старая система разрушена, и вместе с ней из политического бытия должна уйти и организация, которая была элементом системы. Существование комсомола даже в новых одеждах объективно невозможно».

Впервые в зале заседаний не было ни орденов, ни белого бюста Ленина на сцене, ни традиционного пионерского приветствия.

Недвижимая собственность ВЛКСМ передавалась на баланс предприятия «Содружество-91» для совместного использования трудовыми коллективами предприятий. Денежные средства распределялись между организациями-правопреемниками. Аппарат Центрального комитета упразднялся.

Съезд принял Соглашение о создании Координационного совета, которому поручалось в течение 10 месяцев провести переговорный процесс о сотрудничестве между молодежными организациями независимых государств, чтобы, если получится, создать межреспубликанскую молодежную структуру. Но дальше заявлений дело не пошло.

«Свернули шею КПСС и ВЛКСМ. Правда, полки товарами от этого не наполнились»

Андрей Самсонов, руководитель испытательной лаборатории «Роскосмоса». В комсомоле — с 1978 по 1991 год:

— В партию я не вступал, а из комсомола не выходил. Поэтому до сих пор в нем состою. Принимали меня еще в школе, когда пионерские галстуки менялись на комсомольские значки. Сначала брали лучших по принципу успеваемости. В нашей партии было четыре человека. Все остальные подтянулись уже потом.

В самом конце 1970-х быть в комсомоле еще считалось круто. Присутствовала иллюзия увлеченности. «Дайте трудное дело! Дайте дело такое, чтобы сердце горело и не знало покоя!» Хорошо помню ощущение избранности. Требовалось произнести клятву. Формальный атрибут, конечно, но немножко завораживало. Идеология в ту пору была связана с военной тематикой. Писали сочинения про Олега Кошевого и «Молодую гвардию», трудились в стройотрядах. Сам я участвовал в строительстве Саяно-Шушенской ГЭС. Все это несло в себе привлекательную окраску ВЛКСМ. Считаю, лозунги в те годы были правильные. Направляли на созидание. Комсомольцы тогда котировались. Имелись и преимущества. Без членства в ВЛКСМ практически невозможно было поступить в институт.

В 1980-е все уже больше превратилось в формальность. Особых мероприятий не проводили, но главное — наметился уход от романтических идей. По инерции делали какую-то организованную работу вроде уборки лыжной трассы. Формальное отношение ко всему было связано с застоем. Не стояло больших задач. Когда страна стала рассыпаться, посыпалась и идеология. Марксизм-ленинизм еще изучался в институтах, но чисто формально: убеждений и веры комсомольцам не добавлял. Все переориентировались на получение прибыли.

В 1989-1990 годах мы отрабатывали днем, а вечером ехали на шабашки. Официально это называлось НТТМ — Центры научно-технического творчества молодежи. В кооперативах собирались серьезные бородатые мужики, а послевузовская молодежь — в НТТМ. С нами заключали договоры, был счет, на который переводили деньги. Там можно было неплохо заработать, тем более на основном месте уже начались задержки. Но все это касалось небольшой группы комсомольских активистов. Основная же масса была инертной: «Хоть горшком назови, только в печь не сажай».

Критическим моментом стал 1991 год. Поднялся невообразимый шум. Перестройка дала возможность говорить открыто. Гласность, которую Горбачев считал своим достижением, больно ударила по самому Горбачеву. Народ уже вовсю бедствовал. Кричали: «Наш Ельцин, наш Ельцин!» Ельцина тогда превозносили, видели в нем спасение.

Вместе с тем нужно было найти врага, виновного в обнищании людей и других проблемах. Кто во всем виноват? Партия!

30 лет назад партийное движение всем осточертело. И комсомол, прихвостни, — тоже. Поэтому они пошли под раздачу. Сколько было массовых выходов, когда демонстративно рвали или жгли членские билеты! Когда свернули шею КПСС, это автоматически произошло и с ВЛКСМ.

Правда, полки товарами от этого не наполнились. И через некоторое время народ начал хаять уже Ельцина.

Мало кто обратил внимание на последний съезд ВЛКСМ в Москве. Комсомол ушел тихо. Повторюсь, он был придатком партии и без нее существовать, естественно, не мог.

Руководители комсомола — шустрые энергичные люди с подвешенным языком — остались у руля и после распада СССР. Они быстро сориентировались, перешли на новые рельсы. Началась дележка больших государственных средств. Те, кто первыми оказались у кормушки при переделе собственности, стали новоиспеченными капиталистами-миллионерами.

«В квартире у нее стенка заграничная, холодильник финский»

Татьяна Бойко, бывший инструктор идеологического отдела райкома КПСС Баганского района:

— Что система разваливается, что происходит что-то не то, я поняла, когда пошла в райком партии в 1988 году. До этого я была рядовым коммунистом. Для меня партийные собрания были событием важным, не для галочки, чем-то реальным — вот, мы собираемся, обсуждаем производственные вопросы, а потом бегаем к директору и требуем что-то там улучшить и оптимизировать в рабочем процессе.

А когда я пошла работать в райком партии, меньше чем через год я начала понимать, как все это устроено. Честно скажу, это меня поразило. Так как я работала инструктором в идеологическом отделе, за мной были закреплены несколько партийных организаций — таков был порядок. Организации очень положительные: наш отдел внутренних дел, райпо (это по торговле), а третья партийная организация — один из наших совхозов.

Когда стало нужно, я поехала на свое первое партийное собрание, как представительница райкома. Люди на нем обсуждали вопрос о том, когда закончится очковтирательство, когда в хозяйстве числится на бумаге 100 коров, а реально их 120. Это так называемые «коровы-батрачки» — они и до сих пор есть, — которых нигде не показывают, но их надои потом «сбрасывают» в общее количество и делят на официально числящееся поголовье, и благодаря этому получается, что растут надои.

Народ шумел и обличал. Я записывала себе эти моменты, и когда приехала обратно, пошла на планерку, которая проходила у нас по понедельникам. Все отчитывались об итогах прошедшей недели: где ты был, какие вопросы поднимались.

Я поднимаюсь и с азартом начинаю вещать: вот, в совхозе Кузнецовский на партийном собрании люди поднимали вопрос о «батрачках», то-се… А остальные сидят, смотрят на меня: мол, чего ты мелешь-то?

После планерки один из старших работников сказал: «Да все об этом знают!» Хотя когда я о «батрачках» рассказала, секретарь райкома похвалил меня, сказал: «Ну, Татьяна, молодец, доложила, хорошо». И все. И ничего. Может быть, я и догадывалась, что такое происходит по всей стране, но явных подтверждений, таких, как когда я окунулась в этот процесс с головой, у меня не было. И это для меня было действительно шоком.

Но это не все. Заведующий идеологическим отделом был ненамного меня старше. Он заходил в нашу комнату, и мы часто обсуждали с ним какие-то повседневные темы. Сидим мы, например, разговариваем, он говорит одно: да, у нас и то неправильно, и это неправильно… А потом, когда ему нужно на каком-нибудь заседании выступать, он переобувается, выходит на трибуну и говорит совершенно другое.

Я его спрашивала потом: «Олег Николаевич, почему вы в нашем кабинете одно говорите, а на трибуне — другое?» А он мне, знаешь, что отвечал? «Я же не собираюсь в этом Багане вечно сидеть!» Он до этого был директором школы в какой-то деревне, а потом его взяли в райком. Дальше он мыслил пойти по служебной лестнице вверх, потому так и говорил.

А еще, когда я была простой коммунисткой, не работала в райкоме, к нам оттуда приходили люди, и в том числе третий секретарь по идеологии. И она — женщина, и я. И у нее тогда одежда была хуже, чем у меня: простенькое платьице, простенькие сапоги…

А когда я пришла в райком работать, мне сотрудники сказали, что у нее и шубы, и сапоги дорогие есть. Просто когда ей надо куда-то ехать в область, она перед командировкой надевает дорогую одежду, а тут, в районе, старается не отсвечивать. В квартире у нее стенка заграничная, холодильник финский — и не один, а два

Или вот во время моей работы в идеологическом отделе я ездила в Новосибирск, и мы там жили в обкомовском общежитии. Питались в обкомовской столовой. Меня поразило, что стоимость еды в ней была нереально низкая, очень смутило это как-то.

Двуличие какое-то. Так что проработала я там год, и мне захотелось оттуда уйти. Но на страну я свой опыт не переносила и в ее масштабах об этом не думала. Мне все время казалось, что такие изъяны только у нас, на местах. Может быть, это была какая-то защитная реакция организма. Не хотелось верить, что подобное происходит везде.

Впрочем, не все было так беспросветно. Например, в плане работы государства с молодежью — мне казалось, что плохого в том, что детки организованно собирают металлолом, макулатуру? В мои пионерские годы наши дружины ходили к учительницам, мы им помогали, так как многие жили в домах без удобств. Мальчишки затаскивали дрова, девочки помогали по хозяйству во дворе. Пионерский галстук лично для меня был, с одной стороны, красивым атрибутом к школьной форме, а с другой — символом того, что мы все вместе были. Мы больше дружили.

И в партию я вступила потому, что для меня это было само собой разумеющимся поступком после комсомола. Да, это была не обязаловка, но такая конструкция саморазвития в голове существовала. Разговаривая со сверстниками сейчас, я с большим удивлением обнаруживаю, что они это делали (те, кто был партийным) для того, чтобы куда-то там пойти работать. Вот, пришел я после института инженером и не могу пойти дальше, потому что я не партийный. А если я в партию вступлю, то для меня открываются двери наверх. Может быть, я была идеалисткой, но я этот аспект вообще не рассматривала.

Когда я училась в школе, а потом в университете, то читала того же Солженицына в самиздате — ведь у меня мама была библиотекарем и могла приносить такие книги. Но я почему-то верила в то, что коммунисты — хорошие. Есть только отдельные товарищи-приспособленцы, которые идут в партию для того, чтобы что-то с нее поиметь. В юности я действительно была уверена в том, что мы построим этот самый коммунизм.

Хрущев обещал его к 1980 году, и я все ждала, когда ж мы наконец всего этого достигнем? А потом, когда перестройка началась, я считала, что все плохое, что есть в нашей жизни, каким-то образом уйдет. Мы станем скорее жить лучше. Я сидела и слушала этого Горбачева часами. Так-то!

Но вот какое дело — когда я училась в школе, у меня была подруга, папа которой работал директором завода полиграфических машин. Они собирались устанавливать новое оборудование, и он ездил в составе делегации то ли в Венгрию, то ли в Чехословакию. Он ей привез жвачку. И я помню, как подруга принесла ее в школу, и мы всем классом эту жвачку жевали. Каждому досталось по маленькому кусочку.

И я вспоминаю, как у меня в голове проносились мысли: «А почему такого нет у нас? Они вроде как наши союзники по СЭВ, вроде бы мы их освободили от оков капитализма не так давно, а значит, они должны жить чуть хуже нас. Но у них такая жвачка есть, а у нас — нет

Если сапоги — почему-то чехословацкие. Когда школу заканчивала, мне папа купил к выпускному платью французские туфли, и это были отличные туфли. И я всегда думала, почему, если туфли хорошие — то французские, а не наши? Потом кто-нибудь поедет в Москву, привезет пластинки с песнями зарубежных исполнителей — а они опять лучше, чем наши! У нас был радиоприемник, и папа ловил «Голос Америки». Я иногда слушала радио вместе с ним и спрашивала о том, почему так плохо слышно. А он отвечал, что глушат. Нельзя такое слушать.

Но никаких логических цепочек я не строила. Что-то в голове у меня такое было, но, наверное, мозг просто не хотел это воспринимать. Зато вот то, что при Сталине было плохо, я знала, это не было под запретом.

Развал Союза при этом застал меня врасплох. Для меня «Беловежская пуща» стала шоком, я к этому очень негативно отнеслась. Эти товарищи поехали, договорились, подписали, а нас поставили перед фактом. Я и к стрельбе по Белому дому в 1993 году очень негативно отнеслась.

И при этом я считаю, что нам нужна идеология условного «светлого будущего». Ни в коем случае не милитаристская, но что-то должно людей объединять. То, что происходит сейчас, — это ужас. Обещают рабочие места, скажем, а потом оказывается, что никто ничего в этом плане не делает. Люди разочаровываются, а когда это накладывается на наш уровень жизни, появляется какая-то полная безысходность.

Те, кто делают такие заявления, похожи на того парторга, который на собраниях говорил одно, а в кабинете — другое, и под громкими лозунгами преследовал свои личные цели. С другой стороны, мой тогдашний коллега делал хоть что-то — ездил по этим собраниям, произносил какие-то воодушевляющие речи, которым люди верили и хоть что-то у себя на местах делали. Получается, и он по служебной лестнице идет, и у них какой-то стимул работать есть, пусть даже и такой иллюзорный.

А когда у нас на государственном уровне обещают новые рабочие места, люди, конечно, пытаются что-то в своих хозяйствах делать, обращаются за кредитами в банк, чтобы развивать свое дело, а им отказывают по той или иной причине, и никто за этим не следит.

«Под прикрытием тупо зарабатывают деньги»

Юрий Аристов, директор средней школы «Диалог» в Новосибирске. В комсомоле — с 1981 по 1991 год:

— С 10 класса я был членом бюро райкома комсомола. Поступив в институт, стал секретарем факультетского бюро. Затем перешел на комсомольскую работу в Октябрьский район Новосибирска, а закончил — секретарем Новосибирского обкома ВЛКСМ в 1991 году.

Изменения в обществе не могли не отразиться на психологии молодежи. Приоритеты сместились в сторону потребительства, приобретения благ, получения удовольствия от жизни. Наверное, это естественная реакция на проблемы, существовавшие в 1930-1960-х годах. Они вызвали острую реакцию недовольства и крушения идеалов. Считаю это одной из причин, приведших к деструктивным явлениям в советском обществе.

К середине 1980-х комсомол представлял собой три страты: основное пассивное большинство (эти люди просто ждали достижения 28-летия, обзаводились семьей и не испытывали особого интереса к ВЛКСМ), часть актива, который в силу своей пассионарности тяготел к общественным формам взаимодействия, и, наконец, сам аппарат. Чем более массовой становилась организация, тем сильнее она приобретала описанную форму.

В то время стали появляться интересные явления. Если бы власть могла их использовать и активно поддерживать, быть может, известных деструктивных явлений в экономике и социальной сфере и не произошло бы. Взять хотя бы студенческие строительные отряды или МЖК (Молодежный жилой комплекс; жилищная комсомольская программа, в соответствии с которой построенный ЖК предназначался для проживания самих строителей — прим. «Ленты.ру»). Это удивительное сочетание общественных начал и личного интереса. Если бы этому движению дали «крышу» со стороны власти, думаю, трансформация экономики пошла бы по-другому.

Внедрение хозрасчетных центров во второй половине 1980-х отторгло значительную часть молодежи.

Все увидели, что под прикрытием комсомольской организации эти центры тупо зарабатывают деньги. Это была мина замедленного действия

Встал вопрос о том, что же будет дальше, куда идти, как должен развиваться ВЛКСМ в условиях демократизации и становления гражданского общества. Становиться политическим клубом? Профсоюзом молодежи? Или просто расколоться? А превратиться в серьезную политическую организацию комсомол не мог хотя бы потому, что не имел кадров, готовых взять на себя ответственность и быть самостоятельными. Не секрет, что комсомол всегда крайне внимательно смотрел на партийные органы. Например, руководители не могли занимать свои посты без соответствующего согласования с КПСС.

Отсутствие демократизма тоже отталкивало молодежь. Кто-то не верил в провозглашенные идеалы и использовал комсомол скорее как трамплин в карьере. Карьеризм — это болезнь. С другой стороны, стремление показать себя — не такое уж плохое качество. И комсомол был социальным лифтом для молодежи. Хотя пробиться было достаточно тяжело: сама управленческая система закостеневала и становилась жесткой. Поэтому зачастую для решения этой задачи нужно было соответствовать не идеалам, а структурам и тем людям, которые стояли выше тебя.

Есть мнение, что в комсомоле формировался будущий бизнес-класс. Не могу согласиться с ним, пока не будет проведено нормальное социологическое исследование. Пример отдельных лиц — Ходорковского, еще кого-то — не дает возможности безапелляционно это утверждать. Да, среди представителей крупного бизнеса встречаются те, кто вырос в ВЛКСМ. Но есть много предпринимателей, не имевших никакого отношения к комсомолу. У нас в Новосибирской области я знаю и таких бывших комсомольских вожаков, кто затем не достиг серьезных высот. Они сейчас работают в школах и вузах. В общем, пребывание на высоких постах в ВЛКСМ вовсе не гарантировало людям сверхуспешное будущее.

Источник

Новости Барнаула

Опросы

Спецпроекты

Прямой эфир

Вековой юбилей: кто такие комсомольцы и почему ВЛКСМ больше нет

Сегодня, 29 октября 2018 года исполняется 100 лет со дня образования Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодежи (ВЛКСМ). Несмотря на то, что организация была ликвидирована более 20 лет назад, многие с теплотой вспоминают время, когда они были ее членами. Но уже выросло целое поколение, которое не знает, что такое комсомол. Amic.ru рассказывает, кто такие комсомольцы и почему организацию распустили.

Созданию комсомола предшествовала Февральская революция 1917 года. Именно она способствовала росту общественно-политической активности молодежи в различных городах России.

Датой создания комсомола считается 29 октября 1918 года. В тот год с 29 октября по 4 ноября в Москве состоялся Всероссийский съезд союзов рабочей и крестьянской молодежи, на котором они и были объединены в одну организацию. Ее назвали Российский коммунистический союз молодежи. Ее членами стали 22 тысячи человек. Спустя два года, к третьему съезду, в РКСМ состояло уже 482 тысячи человека. За историю комсомола через его ряды прошло свыше 200 миллионов человек.

В 1924 году РКСМ было присвоено имя Владимира Ленина — Российский ленинский коммунистический союз молодежи (РЛКСМ). В 1926 году он получил свое название, под которым и вошел в историю — Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодежи (ВЛКСМ).

Согласно уставу ВЛКСМ, в комсомол принимались юноши и девушки в возрасте от 14 до 28 лет. Каждого комсомольца принимали индивидуально. Для подачи заявления нужна была рекомендация коммуниста или двух комсомольцев со стажем не менее 10 месяцев. После этого заявление могли принять к рассмотрению в школьной комсомольской организации, а могли и не принять, если не считали подателя достойной фигурой.

После желающего стать комсомольцем собеседовал комитет комсомола и представитель райкома. Чтобы успешно пройти собеседование, необходимо было выучить устав ВЛКСМ, знать имена ключевых лидеров комсомола и партии, а также важные даты. Главным вопросом на собеседовании являлся «Почему ты хочешь стать комсомольцем?».

Обычно из комсомола исключали по достижению предельного возраста — 28 лет. Но существовала практика, когда комсомольцы писали заявление и оставались в ВЛКСМ подольше.

Но помимо этого, исключение применялось как крайняя мера наказания за какую-либо провинность. К примеру, исключить из комсомола могли за нарушение внутрисоюзной дисциплины, за пьянство, за нарушение трудовой и военной дисциплины, за хулиганство.

Считалось, что комсомол — это активный помощник и резерв КПСС. ВЛКСМ помогал партии воспитывать молодежь в духе коммунизма, готовить поколение всесторонне развитых людей, которые будут жить, работать и управлять общественными делами при коммунизме.

Комсомол занимался перераспределением рабочих ресурсов внутри страны. По так называемой «комсомольской путевке» человек направлялся на работу в малообжитые и труднодоступные районы страны, где был дефицит кадров.

После Великой Отечественной войны комсомольцы включились в активную работу по восстановлению страны: поднятие целины, комсомольские стройки. Можно говорить о том, что «ударные комсомольские стройки» стали настоящей визитной карточкой советской эпохи. Самой известной такой стройкой стала Байкало-Амурская магистраль. С 1974 по 1984 там трудились десятки тысяч человек.

За время своего существования ВЛКСМ как организация был отмечен шестью орденами.

Комсомольцы были активными участниками Гражданской войны. За боевые заслуги комсомол в 1928 году был награжден орденом Красного Знамени.

В 1931 году комсомол был награжден орденом Трудового Красного Знамени за инициативу в социалистическом соревновании ВЛКСМ.

За выдающиеся заслуги перед Родиной в период Великой Отечественной войны ВЛКСМ был награжден орденом Ленина. Кроме того, 3,5 тысячи комсомольцев были удостоены звания Героя Советского Союза, 3,5 миллиона комсомольцев награждены орденами и медалями.

Вторым орденом Ленина комсомол был награжден за выдающиеся заслуги перед Родиной в деле коммунистического воспитания советской молодежи и активное участие в социалистическом строительстве в 1948 году. В 1956 году комсомол получил третий орден Ленина за активное участие в освоении целинных и залежных земель.

В 1968 году в 50-летний юбилей ВЛКСМ был награжден орденом Октябрьской Революции.

Источник

От ТРАМа до «Ленкома». Как появился один из самых известных театров страны

27 октября 1927 года в Москве открыли Центральный театр рабочей молодежи (ТРАМ). Целью его спектаклей было не столько развлечь зрителей, сколько показать им пример добропорядочных советских граждан, восхваляющих труд и коллектив.

Инструмент комсомола

Первой постановкой театра стали «Зеленые огни». Премьера состоялась чуть больше, чем через год после образования коллектива, 20 ноября 1928-го. Артистам временно предоставили здание на Спартаковской улице, где когда-то находился кинотеатр имени Баумана. Свой постоянный дом на Малой Дмитровской ТРАМ получит только через несколько лет.

Коллектив состоял из молодежи, которая играла в районных театрах, театральной мастерской при Московском комитете комсомола (инициатор создания ТРАМа), а также в самодеятельных театрах при городских предприятиях. Для артистов это было поводом для гордости: днем проработать полную смену на заводе, внести вклад в процветание страны, а вечером поговорить с публикой о пролетарских ценностях — уже со сцены.

Можно сказать, что поставили «Зеленые огни» сами актеры — работу над спектаклем начинал один из учеников режиссера Всеволода Мейерхольда, создателя принципа биомеханики, но так и не довел дело до конца. Сам Всеволод Эмильевич проявлял к ТРАМу большой интерес, ходил на спектакли, общался с артистами, подсказывая те или иные решения, а его дочь Ирина Хольд обучала их биомеханике. Мейерхольд понимал: взгляды трамовцев на театр схожи с его собственными, он поддерживал готовность артистов бросить вызов сложившимся традициям. По мнению Мейерхольда, ТРАМ можно было сравнить с глотком свежего воздуха.

Однако первый спектакль успеха не имел, на зрителей «Зеленые огни» не произвели впечатления, а театральные критики высказались негативно. Спектакль вышел из репертуара, едва появившись, но потом коллектив реабилитировался — следующие постановки были куда более успешными.

Образцом и примером для столичного коллектива был ленинградский ТРАМ, возникший двумя годами ранее на базе рабочей театральной студии при Доме коммунистического воспитания молодежи имени М.В. Глерона. Он стал первым в СССР, всесоюзную популярность получил после гастролей в Москве, и вслед за ним подобные театральные коллективы стали появляться по всей стране. Его создатели и участники говорили, что каждый их спектакль — это прежде всего агитационный инструмент комсомола. Герои постановок — простые рабочие, которые самоотверженно трудятся на благо страны.

Именно из Ленинграда — после провала «Зеленых огней» — на должность завлита приехал журналист Павел Соколов, у которого был большой опыт организационной работы. Он не хотел, чтобы его называли режиссером, поэтому на афишах значился как организатор спектакля. Павел Соколов привлек к работе композитора Исаака Дунаевского, бывшего музыкального руководителя театра «Эрмитаж», и художника Евгения Кибрика, который специально приехал в Москву. Поставить решили спектакль «Зови фабком!», посчитав, что это беспроигрышный вариант. Его уже показывал ленинградский ТРАМ, и там он пользовался большой популярностью.

Просто и понятно

Пьесы, которые собирались ставить, обсуждали всем коллективом — более того, писали их часто сами актеры. Они хотели быть максимально честными со зрителями, поэтому темы и ситуации, которые обыгрывали на сцене, любили брать из реальной жизни — своей или товарищей. И зрители принимали это с восторгом: такие постановки были для них просты и понятны, в героях они узнавали себя, их подкупало, что ценности у них одни и те же: труд, коллектив, семья.

Подход к созданию персонажей был принципиально разным. Положительные герои изображались как безусловные эталоны, образцы безупречности почти во всем, примеры для подражания. Отрицательных персонажей делали нарочито нелепыми, даже гротескными, но и им давали возможность встать на верный путь. Например, в спектакле «Дай пять» (1929) один из героев предпочитал всему на свете деньги, модные наряды и развлечения, но в итоге все-таки примкнул к товарищам на заводе, осознав, как был неправ. Спектакль восприняли на ура.

В числе наиболее популярных спектаклей — «Нефть», «Плавятся дни», «Клеш задумчивый», а также «Тревога» по пьесе актера и драматурга Федора Кнорре, поставленная им самим в 1931 году. Кстати, существует мнение, что режиссурой в этом случае занимался не он, а Михаил Булгаков. Автор «Мастера и Маргариты» какое-то время работал в ТРАМе консультантом по драмчасти.

Атмосфера единства

Декорации — простые и незамысловатые — в основном делали своими силами. Любили изображать заводские панорамы, использовать агитационные плакаты. Принцип был один: в постановке главное — содержание, а не внешний вид.

Публике нравилось, что трамовские актеры создают спектакль по большому счету без оглядки на театралов-профессионалов — так, как чувствуют сами. Очень редкая постановка могла обойтись без совместного выполнения физкультурных упражнений, танцев или исполнения песни. Если песня была популярной, вместе с актерами начинали петь и гости. В театр шли именно за атмосферой, ощущением единства.

В ТРАМе не было именитых артистов, звезд, признанных любимцев публики. Более того, в критических статьях о том или ином спектакле никогда не разбирали игру кого-то одного, зрители даже не всегда знали имена и фамилии исполнителей. Актеры — совершенно обычные люди, как и те, кто сидел в зале, — играли коллектив, не стараясь прославить себя лично. Это еще больше приближало ТРАМ к зрителям.

Однако были и те, кто видел в ТРАМе хороший старт для будущей карьеры. Среди них — Николай Крючков, будущий народный артист СССР. Юноша, мечтавший связать свою жизнь с актерской профессией, за время участия в ТРАМе сыграл эпизодические роли в трех фильмах: «Горизонт», «Окраина», «Частный случай».

Влияние МХАТа

Жизнь театра разделилась на до и после в 1932 году, когда сюда пришла группа режиссеров-мхатовцев: Илья Судаков, Николай Горчаков, Николай Хмелев. Судакова назначили на должность художественного руководителя. Одной из первых его постановок в ТРАМе была комедия «Девушки нашей страны» украинского драматурга Ивана Микитенко.

История о бригаде девушек-бетонщиц, много и добросовестно трудящихся, очень быстро стала популярной, на спектакль — его назвали одним из лучших в сезоне — было трудно попасть. И только некоторые критики писали, что в актерской игре теперь присутствует более глубокий, присущий системе Станиславского психологизм, которого трамовцы всегда старались избегать, что это теперь не совсем тот свободный и раскованный театр, в который зрители влюбились несколько лет назад. Но публика, очарованная постановкой, не обратила на это внимания.

Тогда же ТРАМ переехал в здание на Малой Дмитровке, построенное в 1907–1908 годах, раньше оно принадлежало купеческому клубу. В 1934-м театр отправился на гастроли в Ленинград, где показал нашумевших «Девушек нашей страны», а также «Чудесный сплав» Владимира Киршона и «Продолжение следует» Александры Бруштейн. Все эти постановки зрители приняли на ура, успех словно подсказывал, что коллектив двигается в нужном направлении. Но это было ошибочно.

Привычные агитационные пьесы вскоре начали надоедать, устаревать, публика хотела чего-то нового. Репертуар разбавили классикой (например, пьесами Пушкина, Островского и Горького), но артисты не умели настолько перевоплощаться, создавать новые характеры, играть не себя в коллективе, а кого-то другого. Все больше стало появляться гневных рецензий, в которых ТРАМ ругали за то, что он потерял самобытность и ничего не может предложить взамен. Театр становился менее привлекательным, создавшееся положение не смог спасти даже спектакль «Как закалялась сталь» (1937) Судакова, который назвали одним из лучших в истории столичного ТРАМа.

Как ТРАМ стал «Ленкомом»

В 1937 году в стране начали заниматься реорганизацией театрального дела. Некоторые театры закрыли (например, Театр ВЦСПС, МХАТ-2, Театр имени Мейерхольда), многие коллективы объединились.

Московский центральный театр рабочей молодежи объединили с коллективом, которым руководил Рубен Симонов — ученик Евгения Вахтангова. Театр-студия Симонова была тоже довольно известной: там ставили спектакли Островского, Чехова, Моэма, Пушкина, среди режиссеров был Андрей Лобанов.

Через год новому коллективу присвоили профессиональный статус и дали другое название — Московский театр имени Ленинского комсомола, сокращенно «Ленком». Возглавил его режиссер, педагог и актер Иван Берсенев, который до этого работал во МХАТе-2. С собой он привел Ростислава Плятта, Софью Гиацинтову, Серафиму Бирман и других.

«Живой труп», «Нора», «Фронт», «Сирано де Бержерак» — именно при Берсеневе появились все эти постановки, сделавшие «Ленком» на базе ТРАМа одним из самых популярных театров в Москве.

Источник