кандагар реальная история в каком году
Реальная история «Кандагара»: Как экипаж Ил-76 угнал собственный самолет и спасся из плена
3 августа 1995-го талибы захватили российский самолет. Экипаж год провел в плену, но сумел выбраться.
Небо над Афганистаном
Во время коммерческого рейса 3 августа 1995 года с пилотами Ил-76 вышел на связь диспетчер. Он передал, что самолет должен сесть в Кандагаре для досмотра. Пилотам предложение показалось странным, ведь у них обычный коммерческий рейс. Пунктом назначения был Кабул, а не Кандагар.
378 дней плена
В Кандагаре россиян отправили на допрос, где обвинили во вмешательстве в дела Афганистана. Сами пилоты мало что понимали в сути конфликта, ведь их задача — доставить груз из точки А в точку Б. Этот рейс был для команды далеко не первым, а политической ситуацией они особо не интересовались. Однако в одном из ящиков груза оказались крупнокалиберные снаряды, которые запрещено перевозить гражданскими самолетами. За это россиянам грозила смертная казнь.
В будущем второй пилот Ил-76 Газинур Хайруллин признается, что они рассчитывали на быстрое разрешение конфликта. Мол, страна обязательно поможет своим гражданам и совсем скоро все они окажутся дома. Но их пребывание у талибов затянулось.
Ил-76. Фото: kinopoisk.ru
Впереди россиян ждал плен, о котором они еще долго не захотят вспоминать. В какой-то момент к ним даже приставили переводчика, который, как считал Хайруллин, подслушивал их разговоры, пытаясь выяснить, не думают ли они сбежать.
В это же время власти и авиакомпания вели переговоры с талибами. Россиян хотели обменять на технику, но делу это никак не помогало. Пока чиновники пытались решить проблему дипломатией, экипаж Ил-76 проводил дни и ночи в плену.
Кормили летчиков чем придется, поили реже, чем те нуждались, зато показывали иностранным делегациям. Среди них были американцы. В какой-то момент россияне оказались разменной монетой в политических спорах.
В беседе с «Пятым каналом» командир самолета Владимир Шарпатов вспомнил, каково им тогда было.
«Козырев, министр иностранных дел, пообещал „Я сам вывезу экипаж“ и не приехал. А талибы прекрасно понимали „Пока он не приедет — не отпустим“, потому что они знали, что визит министра иностранных дел означает по международном праву их признания как государства », — объяснил Герой Российской Федерации Владимир Шарпатов.
Побег из плена
По признанию второго пилота Хайруллина, свободного времени у пленников было достаточно. Так или иначе, они думали о побеге, правда, в весьма фантастическом контексте.
«Если охраны будет много, набираем большую высоту, надеваем кислородные маски, я разгерметизирую самолет. 40 секунд — все трупы. Открываем рапы, выбрасываем их всех в Персидский залив», — вспоминает командир экипажа Владимир Шарпатов.
Дело было в пятницу, в день молитв, у местных были заботы поважнее, чем следить за пленными русскими. Охрана снаружи ушла, оставив экипаж один на один с работающей «птичкой». На борту осталось три конвоира, но они находились в грузовом отсеке и не могли видеть, что на самом деле делают пленники.
Фильм «Кандагар» снят по событиям реальной истории, но его нельзя назвать точным. Фото: kinopoisk.ru
Переглянувшись, мужчины решили действовать. Годичный плен не прошел для них даром, все свободное время они отводили продумыванию плана освобождения. 16 августа 1996 года радист Юрий Вшивцев предупредил диспетчера, что они сделают контрольный круг по полосе, но его сообщение никто не услышал. Оказалось, что диспетчер тоже ушел на молитву.
Ил-76 начал движение, что очень не понравилось троим охранникам на борту. Снаружи талибы не видели ничего подозрительного, ведь самолет двигался в сторону Ирана, а не России. А вот с ненужными «пассажирами» россиянам пришлось справляться в рукопашную. В это время снаружи уже заметили непорядок и отправили две машины, чтобы остановить россиян. Однако самолету чудом удалось взлететь, у него было преимущество буквально в секунду.
В 2016-м командиру самолета Владимиру Шарпатову и второму летчику Газинур Хайруллину присвоили звания Героев Российской Федерации. Остальные члены экипажа удостоились орденов Мужества. Самолет, что спас 25 лет назад жизни россиянам, по сей день в работе. Между собой бывшая команда не общается, якобы не сошлись характерами.
«Для меня это незаживающая рана» 25 лет назад в Кандагаре захватили российский Ил-76. Пилот самолета рассказал историю плена и побега
«Нас явно ждали»
«Лента.ру»: Историю вашего пребывания в плену и побега активно вспоминали в 2010-м после выхода на экраны фильма Андрея Кавуна «Кандагар». Насколько картина близка к реальным событиям?
Газинур Хайруллин: Фильм хороший, я считаю, снят добротно, конечно, не без перегибов, но на то оно и кино, чтобы зритель смотрел. Я целиком, кстати, не видел, всегда фрагментами. Как-то, когда выступал в школе, мне тоже показывали кадры. Для меня это незаживающая рана. Я, признаться, совсем не люблю об этом говорить.
Почему вы оказались в тот день — 3 августа 1995 года — над территорией Афганистана?
Наша компания «Аэростан» регулярно совершала разные рейсы. До того мы летали из Объединенных Арабских Эмиратов, из Шарджи в Баграм, возили разные товары вроде текстиля, электроники и техники. А последние рейсы были опять же в Афганистан, но на этот раз в Кабул, куда мы летали из Албании. Мы летали в соответствии со всеми правилами. Албанцы и правительство Афганистана имели договоры о торговле. Что конкретно происходит в Афганистане, какие там политические события, мы не вникали. Наше дело маленькое — взяли груз в точке А и отвезли его в точку Б. Важно долететь в целости и сохранности. А тут летим мы в Кабул, и вдруг выходят с нами на связь. Я дословно не помню разговор, но смысл сводился к тому, что «Талибан» приказывает нам зайти на посадку в Кандагар для досмотра груза. Мы им пытались объяснить, что у нас груз для правительства Афганистана, а не для вас, но они были настойчивы. Поскольку рейс был не первый у нас, маршрут самолета знали и нас явно ждали. Разведка, наверное, хорошо отработала, знала, что на борту есть всякое-разное интересное. Хотя мы-то были уверены, что везем народно-хозяйственные грузы — аппаратуру, текстиль.
Как вас принудили к посадке?
Они подняли истребитель и опять вышли на связь. Военный самолет обозначился — дал понять, что будет сбивать. Пришлось садиться. Позже, уже в плену, мы познакомились с двумя этими летчиками-истребителями. Хорошие парни, образованные. Оба учились когда-то в Советском Союзе, в летном училище в Алма-Ате, хорошо говорили по-русски. Сочувствовали нам. Они неловко себя чувствовали во всей этой ситуации. Ну, им приказали, куда им было деваться? Они многодетные, с родственниками. Если бы не выполнили приказ, сами понимаете, что их ждало.
«Реальность оказалась хуже»
Я все в деталях не очень хочу вспоминать. В ящиках оказались патроны. Командира судна Владимира Шарпатова увели на допрос. Его там обвиняли, что мы чуть ли не вмешиваемся в дела Афганистана. А потом нас поместили под арест. Мы все надеялись, что сейчас как-то разберутся, что наша страна поможет, и через какое-то время мы полетим домой. Но реальность оказалась хуже. Мы там застряли.
В фильме Кандагар был некий афганец, который вам активно помогал. Был ли такой в реальности?
Забавно, кино всегда, видимо, пытается все понятнее обставить. Был такой Абдулла — его к нам приставили переводчиком. Мы все шутили над ним, что он двойной агент. Он вроде как нам друг и посредник между нами и талибами. Абдулла сообщал своему командованию о наших просьбах, доставал для нас еду и лекарства. Ну и шпионил за нами потихоньку — подслушивал, о чем мы говорим, какие у нас планы, не собираемся ли бежать, а если собираемся, то как. За настроением нашим тоже следил. У нас не все шло гладко. А в фильме «Кандагар» было, что Абдулла чуть ли не идеолог побега, но это не так, с ним мы такие вещи не обсуждали.
А как к вам относились местные жители, охрана?
378 дней в плену. Как вы коротали время, что делали?
«Письма из дома — это самое важное в те дни»
Что самое трудное в плену?
Самое страшное в плену — это неизвестность. Тяжело психологически и морально: постоянно беспокойные мысли, пугающее неведение, что будет дальше. Такое, что спать невозможно. Ведь даже тот, кто сидит в тюрьме, знает: будет суд, отсидит срок и выйдет, и готовится к этому. А тут мы сидели и не понимали — а как завтра? Может, поменяют нас, может, увезут куда, а, может, просто расстреляют. Страшно, когда твоей жизнью распоряжаются другие люди. Полная неизвестность! Они нам говорили: вы расслабьтесь, вы наши гости. Хотя какие мы гости, когда вооруженная охрана все время рядом. Они на наши беспокойные расспросы всегда отвечали: «Иншааллах» — «На все воля Аллаха». Вот такой ответ на любой вопрос.
«Мы не знали, отпустят нас талибы или казнят»
Воспоминания казанского летчика о легендарном побеге из Кандагара четверть века спустя
Ровно 25 лет назад, 3 августа 1995 года, оппозиционное движение «Талибан» (организация запрещена в Российской Федерации) в Афганистане захватило российский Ил-76 казанской авиакомпании. Самолет по заказу афганского правительства совершал коммерческий рейс по маршруту Тирана — Шарджа — Кабул, был перехвачен истребителями талибов и посажен в аэропорту Кандагара. В заложниках оказались семь членов экипажа, в обмен на освобождение которых талибы потребовали отпустить пленных моджахедов, якобы интернированных на территории бывшего СССР. Долгие изнурительные переговоры дипломатов России, в том числе с участием госсоветника президента республики Тимура Акулова, к сожалению, не увенчались успехом. Более года спустя, 16 августа 1996 года, захваченный экипаж решился на побег и совершил его на своем же самолете. Как удалось бежать, разоружить троих охранников голыми руками и что пережили казанцы в плену у талибов, вспоминает второй пилот самолета Газинур Хайруллин. «Реальное время» приводит подробный рассказ Героя России, опубликованный в журнале «Татарстан».
В захваченном талибами Кандагаре Ил‑76 «посадил», можно сказать, хороший знакомый — летчик-истребитель, всегда сопровождавший российский самолет над Афганистаном. Это произошло 3 августа 1995 года. Экипаж даже не подозревал, чем закончится эта посадка.
— Мы выполняли рейс Тирана — Шарджа — Кабул от казанской авиакомпании «Аэростан». Маршрут знакомый — в Кабул мы летели в третий раз. Везли вполне легальный груз — патроны и амуницию, — вспоминает Газинур Хайруллин, второй пилот самолета. — Он предназначался правительственным войскам, защищавшим город от исламистов. Афганистан тогда переживал начало террора со стороны движения «Талибан» (организация запрещена в Российской Федерации).
«Не подчинитесь — собьем»
Талибы потребовали посадить самолет якобы для досмотра груза. Стало понятно — это лишь предлог. Экипаж тянул время, решая, что же делать. Но поднятый в небо истребитель сразу все объяснил: не подчинитесь — собьем. Решили приземляться. Как только Ил‑76 сел в аэропорту Кандагара, в самолет ворвались талибы. Спустя день пленников переправили в Кандагар. Здесь в помещении, похожем на сарай, почти в полной изоляции от внешнего мира семь россиян проведут 378 дней.
Никто не поддался
К пленникам приходил местный священнослужитель, приносил религиозную литературу. Экипажу регулярно предлагалось принять ислам. Никто не поддался. Впрочем, мулла был единственным представителем со стороны талибов, проявлявшим человечность. Когда местных мужчину и женщину, уличенных в измене, закидали камнями, свидетелями чему стали пленники, мулла был в таком же шоке, как и русский экипаж.
«Нас не оставят»
— Я нашел во дворе нашей «тюрьмы» пару железок и качался столько, сколько мог. Это спасало от постоянного страха. Постоянно вспоминался дом, родители, наш Дрожжановский район. Мне мучительно хотелось туда. Может быть, это стремление вернуться на родину и позволило — мне и остальным — остаться людьми. И еще вера: в глубине души я был убежден, что нас не оставят в беде, что работа над нашим освобождением идет на всех уровнях.
И работа действительно шла. Представитель президента Татарстана Минтимера Шаймиева Тимур Акулов вел изнурительные переговоры с талибами, предлагая всевозможные варианты обмена. Казалось, вот-вот все получится — удалось договориться, что после наступления нового, 1996 года экипаж наконец отпустят. Но сорвалось.
В январе Хайруллин и его товарищи начали терять надежду.
— Нас расстреляют, думали мы. Тем более что один такой пробный заход уже был — нас без вещей вывезли на заброшенную фабрику и продержали там всю ночь. Но, видимо, талибы все никак не могли выбрать самый выгодный для себя вариант нашей участи, — рассказывает второй пилот. — Благодаря вниманию к нам мировой общественности они стали невероятно известны и получили возможность выступать в СМИ. Они активно этим пользовались, чтобы распространять свои экстремистские идеи.
Ил-76. Фото protatarstan.ru
Сейчас или никогда
Под предлогом поддержания самолета в рабочем состоянии — необходимости, например, запускать двигатели, чего местные не умели, россияне получили возможность бывать на нем каждую неделю. Постепенно созрел не то чтобы план, но замысел побега. Однажды в пятницу — выходной по исламским канонам — к самолету привезли весь экипаж.
«И тогда кто-то уронил чашку»
Потом был взлет, едва не завершившийся катастрофой из-за выехавших на взлетную полосу машин с боевиками. Когда самолет проскочил перед «Уралом» талибов, до которого оставалось с десяток метров, охранники в кабине поняли, что произошло. Мы быстро разоружили их, объяснив, что альтернатива — падение самолета.
— Я предложил лететь на бреющем полете, чтобы не засекли радары. Мы связались с Шарджой. Диспетчеры нам не поверили. Потом мы услышали, как кто-то там уронил чашку, и наконец поняли, что у нас получилось. Мы кричали от радости, — вспоминает Газинур Хайруллин.
В Шардже экипаж ждали представители российской стороны. Тем не менее экипаж еще сутки держали и допрашивали в местной полиции. И только потом отпустили в Москву.
Президент Татарстана Минтимер Шаймиев, премьер-министр РТ Фарид Мухаметшин и летчики-герои. Фото из архива пресс-службы президента РТ
Быть патриотом
За проявленное мужество пилоты Владимир Шарпатов и Газинур Хайруллин были удостоены звания Героя России. Остальные члены экипажа награждены орденами Мужества. Некоторые продолжают летать. Четверо, в том числе Газинур Хайруллин, работают в ульяновской авиакомпании «Волга — Днепр». Наш рассказчик пилотирует Ил-76. Он легко вернулся за штурвал. Несколько раз летал и в Кабул, и в Кандагар. Но плен вспоминает как самое страшное событие в жизни.
— Вся наша история — это череда больших и маленьких подвигов, совершенных обычными людьми. Для меня быть патриотом — значит помнить, кто ты и откуда, какая история за твоими плечами, — говорит Газинур Хайруллин. — Подвиг рождается из желания быть достойным всего этого. Быть достойным пути, пройденного твоими земляками.
Николай Стариков
политик, писатель, общественный деятель
Побег из Кандагара
Побег из Кандагара
3 августа 1995 года около восьми часов утра самолет казанской компании «Аэростан», загрузив в Албании тысячу с лишним ящиков с патронами для автомата Калашникова, взял курс на афганский город Баграм. Но на подлете к Кандагару, находившемуся под контролем движения «Талибан», Ил- 76 принудили к посадке.
Семеро членов экипажа попали в плен, став заложниками воевавших с правительством Раббани талибов. Снова в воздух грузовой лайнер с бортовым номером 76842 поднялся лишь 16 августа 1996 года. Наши летчики совершили дерзкий побег. Командовал экипажем живущий ныне в Тюмени Владимир Шарпатов, который вскоре после возвращения на Родину был удостоен звания Героя России…
С ним встретился наш обозреватель.
Командир ИЛ-76 Владимир Шарпатов, Кандагар, лето 1996 года. Фото: из архива Владимира Шарпатова
ПРЕАМБУЛА
«КЕРОСИН КОНЧАЕТСЯ, А РОССИЯ — НЕТ!»
— Готов выслушать рассказ о самом длинном рейсе в вашей жизни, Владимир Ильич.
— Дойдем и до него, но сперва о том, чем я занимался до злополучного полета в Кандагар. А то ведь иные ваши коллеги, не разобравшись, сделали из меня контрабандиста, возившего по миру нелегальное оружие…
Я окончил Краснокутское летное училище, Казанский авиационный институт и ленинградскую Академию гражданской авиации, с середины шестидесятых годов работал в Тюмени, пилотировал Ан-2, Ан-24, Ан-26, Ил-76, налетал более десяти тысяч часов, стал инспектором летно-штурманского отдела. В какой-то момент у меня испортились отношения с начальством. Из-за моей принципиальности и неуступчивости. Я входил в профсоюзный комитет, защищал права сотрудников, выявлял всякие нарушения. Это и вызывало страшное раздражение. Устав бодаться, я написал рапорт, вернулся командиром корабля на Ил-76.
И тут в покое не оставили, зажимали. Когда на земле сидишь, заработки соответствующие — копеечные. А мне семью надо было кормить, жену, двух сыновей. В конце концов, я летчик! Пока палки в колеса не вставляли, все шло отлично. Ил-76 — машина мощная, мы на ней прилично помотались по Советскому Союзу — от Сахалина до Краснодара, от Молдавии до Чукотки. И Ташкент, и Кавказ, и Мурманск… Везде побывали! Обычно люди учат географию по учебникам да картам, а я смог воочию масштабы Родины оценить. Летишь, допустим, из Анадыря по северной трассе. Тысячу километров прошел, две, а внизу — бескрайние просторы, куда не ступала нога человека… Зато на ночную Европу смотришь: будто ковер электрический расстелили. Тесновато у них там! То ли дело у нас. На Курилах заливаешь полные баки топлива и берешь курс на запад. Скорость — девятьсот километров в час. Один час полета, два, три, пять, семь… Керосин кончается, а Россия — нет! Вот что такое наша страна.
…Потом перестройка началась, работы совсем не стало. Начальство и младшего брата принялось из-за меня пузырить. Девять лет держали Юрия вторым пилотом Ту-134, не делали командиром. Я резко высказался по этому поводу. Ну, и новый виток разборок…
Всю дорогу из-за неуживчивости летал реже остальных. Бросали всякие огрызки, объедки с барского стола. Я и приличную машину последним в нашем авиаотряде купил. Ребята уговорили. Они-то с начала девяностых рассекали по Тюмени на привезенных из-за границы иномарках. Мой радист пристал: «Возьми нормальный автомобиль, Ильич!» Отвечаю: «У меня и рублей-то нет, не говоря про доллары». Не успокаивается: «Займу, не переживай». Присмотрели в Амстердаме десятилетний Volvo-244. Радист одолжил две тысячи долларов, парни добавили полторы, так я и стал автомобилистом… Машина до сих пор верой и правдой мне служит, езжу на ветеране. Хотя недавно тормоза забарахлили, надо отремонтировать, никак не соберусь…
В 1991 году я начал работать на швейцарскую фирму Metro Cargo. Ее хозяин Шимон Лахав нашел где-то дюжину российских самолетов, усадил на них наши экипажи и принялся гонять по миру. Правда, после окончания стажировки меня тормозили с допуском к самостоятельным полетам. Тогда я обратился к мистеру Лахаву. Так, мол, и так, командир Ил-76, готов к работе. Инспектор нашего управления давай дрючить: кто позволил писать напрямую, делать выводы о своей профпригодности? Устал я до чертиков от издевательств и решил объявить голодовку.
Всю ночь рисовал авторучкой на фанерке транспарант, не спал. А утром вышел на центральную площадь Тюмени. В форме, в унтах… Через два часа милиционер увел меня в управление гражданской авиации на разговор к заместителю начальника…
После этого летать стал больше, но заказы порой поступали специфические. Помню, Лахав отправил мой экипаж в Лион, где нам загрузили САУ — самоходную артиллерийскую установку. Ее надо было вместе с экипажем перебросить на Ближний Восток, в район боевых действий. Французские танкисты всю дорогу расспрашивали: «Наверное, вам большие деньги платят, раз жизнью рискуете?» Говорю: «840 долларов».
— Французы решили, что за час полета. Держите карман шире! Нет, отвечаю, за месяц работы. Те лишь присвистнули, мол, наши пилоты за подобные гроши близко к самолету не подойдут. Но я не все рассказал любознательным пассажирам: Лахав доплачивал по пятьдесят долларов суточных и поселил нас в шикарном пятизвездочном Sheraton с бесплатным питанием…
— И долго вы так летали?
— Четыре месяца. Из Германии возили в Саудовскую Аравию полевые госпитали, медикаменты, амуницию, из Голландии перебросили в Турцию два полка НАТО, аккурат к российским границам. А куда деваться-то? Мы подневольные, выполняли приказ…
Но тогда мы дозаправились в Марокко и прилетели в конечный пункт — Фритаун, столицу Сьерра-Леоне. На аэродроме в жуткий тропический ливень нас встречал премьер-министр страны собственной персоной. Так эти БМП были важны для него. Вернулись домой, а нам говорят: нужно ещё раз лететь в те же края. И опять с боевыми машинами на борту. Надо, значит, надо, в Африку — так в Африку… Но перед вылетом из Фритауна в Россию наш самолет вернули на перрон, что в авиации считается ЧП, а экипаж… чуть не расстреляли. Оказалось, этот Ил с другим тюменским экипажем месяцем ранее летал на полевой аэродром мятежников. Руководители Сьерра-Леоне были возмущены: «На два фронта работаете? К стенке!» Чудом унесли ноги, флайт-менеджер Сергиенко сумел убедить, что мы ни при чем…
Почему так подробно рассказываю? Чтобы поняли: патроны, из-за которых нас год продержали в плену у талибов, на самом деле, сущая ерунда, семечки, мне доводилось возить куда более серьезные грузы.
Как-то перебросили из Австрии в Сану, столицу Северного Йемена, ящики, на которых было написано, что внутри — охотничьи ружья. Мы и не проверяли, это не наше дело. Летели ночью по узкому ущелью, чуть отклонились бы в сторону, в тех горах и остались бы навеки. Выгрузили сорок пять тонн и домой отправились, а через две недели в Йемене война началась. И северяне победили. Наверное, нашими «ружьями»…. Да я могу долго ещё рассказывать, всяких приключений хватало!
— Еще как пересекались! Я у него работал, когда в Кандагар попал. О других экипажах говорить не буду, пусть каждый за себя отвечает, но я всегда действовал строго по полетному заданию, никакой самодеятельности и «левых» рейсов. Хотя, не скрою, предложения поступали. Я отвергал их без лишних разговоров…
Пилот МиГ-21 афганец Гулям (слева) был знаком с нашими летчиками, но ему дали приказ: посадить Ил-76 в Кандагаре. Фото: из архива Владимира Шарпатова
ПОСАДКА
«ПОМИРАТЬ — ТАК С МУЗЫКОЙ»
— В Афганистан вы отправились из Казани. А туда-то как попали?
— В Тюмени работать по-прежнему не давали, а тут узнал, что компания «Аэростан» получила два новых Ил-76, но без личного состава. Предложил свои услуги, стал инструктором и полгода занимался тем, что вводил в строй местных летчиков. А 16 июня меня направили в командировку в Эмираты. Экипаж подобрался сырой, едва переученный, без должного налета, второй пилот Газинур Хайруллин пришел из военной авиации, за границей никогда не был…
Сначала из Шарджи летали в Кандагар, возили народно-хозяйственные грузы. Продукты питания, воду, сигареты и прочее барахло, приобретенное в Эмиратах афганскими купцами. По пятьдесят тонн за рейс. Тогда же познакомились с наземными службами, общались с служившими у талибов летчиками, даже подкармливали их семьи.
А в конце командировки мне предложили сделать три рейса из албанской Тираны в Баграм, который контролировался «Северным Альянсом» Ахмад Шаха Масуда. Талибы считали его злейшим врагом. Но мы, честно говоря, в нюансы не вникали, наше дело маленькое — доставить груз в целости и сохранности. Я спросил у флайт-менеджера: «Что везем?» Он ответил: «Ящики. Тысяча двести штук». Конечно, все знали, что внутри патроны, но это не являлось нарушением. Албанское правительство и президент Афганистана Раббани заключили официальное соглашение, мы соблюдали все требования IKAO по перевозке опасных грузов. Какой нам был смысл беспокоиться?
Два рейса выполнили нормально, а в третий раз не долетели до конечной точки…
Когда шли над Кандагаром на высоте 9700 метров, диспетчер потребовал совершить посадку для досмотра груза. Попытались упираться, и тогда на связь вышел МиГ-21, уже «висевший» у нас на хвосте. С пилотом «Талибана» Гулямом у нас сложились хорошие отношения, на земле мы прекрасно общались. Но приказ есть приказ. Если бы не подчинились, Гулям мог шарахнуть ракетой — и все дела… Он потом приходил к нам в тюрьму, талибы ему звание генерала дали…
А тогда в воздухе я попробовал совершать какие-то маневры, тянул время, надеясь стряхнуть истребитель, но запаниковал Хайруллин: «Командир, собьют! Надо садиться!» Поведение второго пилота сильно меня смутило. Ну, я и сел. Думал: в конце концов, ничего преступного мы не совершали, полетное задание есть, самолет российский, экипаж находится под защитой государства. Великая страна за спиной! Если что, в обиду не даст.
Плененный экипаж. Слева направо: Газинур Хайруллин (в белом), Асхат Аббязов (за ним), Юрий Вшивцев, Сергей Бутузов, Виктор Рязанов (в синем), Владимир Шарпатов. На снимке нет Александра Здора, он фотографировал. Фото: из архива Владимира Шарпатова
— Вы же знаете, как все получилось…
После приземления меня сразу повезли на допрос. Его вел главарь талибов мулла Омар. На вопросы я отвечал честно, сказав, что загрузились в Албании, летели в Баграм. Афганцы требовали вызвать в Кандагар Мунира Файзуллина, менеджера компании «Аэростан», организовавшего нашу командировку. Мол, будем судить по законам шариата. По такому случаю мне разрешили связаться с фирмой Виктора Бута. Привели в самолет, настроили рацию на нужную волну. Рядом в наушниках сидел Гулям, который прекрасно понимал по-русски. Я шепнул Хайруллину, чтобы тот на татарском языке предупредил Файзуллина о поджидающей его в Кандагаре опасности. Но второй пилот отказался говорить. Я — к Аббязову, тоже знавшему татарский. И он сказал, что не станет рисковать. Пришлось мне общаться с Файзуллиным по-английски в надежде, что талибы не разберутся. Гулям сразу забеспокоился, приказал перейти на русский, но главное я успел передать…
Едва остались одни, экипаж начал обвинять меня, что в плен попали. Зачем, мол, послушались тебя и связались с этими патронами? Хотя все знали, что везем. Рязанов, бортинженер, достал литровую бутылку водки Absolut, купленную в Эмиратах в duty free shop, и в одиночку выпил. Смотрю, не берет его алкоголь, только глаза безумными сделались. А на улице жара под пятьдесят градусов, аварийные люки Ил-76 открыты, но такое чувство, словно сидишь в раскаленной духовке. В салон набилась толпа, лезет во все щели, шурует, где может. Потом еле-еле вытолкали…
А на следующий день талибы поставили грузовик перед носом самолета, сняли аккумуляторы, выгнали нас наружу, оставив ночевать на бетонке. Через сутки прилетели дипломаты и военные из Пакистана, принялись искать «индийский след». На беду, среди ящиков с патронами оказался один с малокалиберными снарядами. Нам засунули его в конце загрузки для ровного счета, но это запрещенный для перевозки на гражданских самолетах груз. Тут уже мы окончательно поняли, что быстро из Кандагара не выберемся…
— Как вы общались с аборигенами?
— Переводчик Абдул Разак по-русски говорил сносно. Он окончил в Симферополе саперное училище, даже сватался к дочке местного профессора. Служил в правительственных войсках у Наджибуллы, получил звание майора. Хотя его нельзя было назвать убежденным мусульманином. По крайней мере, когда директор Института Сербского профессор Кикелидзе, навещавший нас в плену, привез спирт и бекон, Абдул Разак попросил угостить. Втайне от охраны. Очень ему бекон понравился! Потом долго тер рукавом губы, чтобы не блестели. Ислам запрещает есть свинину. За такие шалости запросто могли в зиндан упечь.
Фото: из архива Владимира Шарпатова
Тюрьму нам оборудовали в помещении склада при бывшей гостинице губернатора Кандагара. Троих запихнули в одну кладовку, четверых — в другую. Танк пригнали, зенитку поставили…
Помню, сидим во дворике, в картишки играем, время убиваем. Охрана наблюдает с плоской крыши. Вдруг местные увидели у кого-то карту с дамой. А та с голыми плечами, в открытом платье… Талибы в крик: «Хараб! Плохо! Нельзя!» Мы и внимания не обращаем. Не будешь же даме чадру малевать!
Иногда специально дразнили охрану. Привезли нам туалетное мыло, а на упаковке моющаяся женщина. Ну, мы фото аккуратно вырезали и к стеклу приклеили. Талибы опять скандал устроили.
— Могли по-настоящему разозлиться?
— Всяко бывало! Однажды в четыре часа утра будят: «Собирайтесь!» Спрашиваем: куда? Не отвечают. Мы уперлись: не пойдем! Прикладами пару раз огрели, в спину вытолкали. Ну, думаем, на расстрел, не иначе. Посадили в два джипа, везут. Мы с ребятами переглянулись: ты берешь этого охранника, я — того. Решили: не дадим себе, как баранам, горло перерезать. Помирать, так с музыкой!
Остановились у какого-то забора, постояли несколько минут, охранники с кем-то по рации связались, дальше поехали. Потом у арыка в пустыне затормозили. А у нас нервы натянуты, смотрим, достают лопаты или нет. Бортинженер Рязанов сидит и под нос себе повторяет: «Я не сдамся, я не сдамся…» Опять едем. В итоге привезли на брошенную ткацкую фабрику, которую немцы из ГДР построили. Когда талибы власть взяли, все оборудование переломали, станки повыкидывали. Дикари! Загнали нас внутрь, говорят: сидите. Если в Кандагаре охрана отдельно жила, тут — рядом с нами. В карты играть не дают, без конца кричат: «Душман! Душман! Враг!» А мы отвечаем: «Нет, дуст, дуст!» Это «друг» по-ихнему. День живем, второй… Настроили китайский кассетник на передачу «Голоса России» для Юго-Восточной Азии. Рассказывают, что войска президента Раббани ведут наступление на Кандагар. Главная цель — освобождение русских летчиков. Мы и поняли, почему талибы переполошились, решив перепрятать «шурави»… Когда опасность взятия города миновала, нас вернули в прежнюю тюрьму.
Сначала в ней было окошечко, через которое мы могли видеть волю, а потом и его забетонировали. Только небо нам и осталось. Но оно высоко, не дотянешься. Спали долгое время на полу, кулак под голову вместо подушки и — вперед! Кормили так, что без конца желудком маялись, с горшка не слезали. Я в Кандагаре и желтуху заработал, и язву…
На нас ходили смотреть, как на зверей в зоопарк. Соберутся муллы, усядутся и глазеют. Словно мы и не люди. Иногда охрана провокации подстраивала. Кто-нибудь из талибов как бы случайно «забывал» автомат в таком месте, куда мы могли дотянуться. Но я приказывал мужикам не трогать. С одним «калашом» эту банду не перестреляешь, а нас запросто поставили бы к стенке за попытку мятежа.
Или другой вариант. Предлагают: примите ислам, и мы вас отпустим. А Хайруллин с Аббязовым и так мусульмане. Имам повадился к нам ходить. В туфлях с загнутыми носками, будто у старика Хоттабыча. Я из интереса даже суры начал учить. «Салляллаху алейхи уа саллям…» А штурман Здор кричал, мол, Шарпатов — предатель. Глупый человек, честное слово! Не понимал, что я на любые хитрости шел, лишь бы вырваться из плена.
Встреча нового, 1996 года в плену. На фото Владимир Шарпатов с Виктором Рязановым. Фото: из архива Владимира Шарпатова
ВЗЛЕТ
«САМОЛЕТ ВСТУПИЛ С НАМИ В СГОВОР»
— Когда начали готовиться к побегу?
— Сперва ждали, что Россия предпримет настоящие шаги для нашего освобождения. Видим: родная страна не особо шевелится. Тогда и решили брать инициативу в свои руки. Я предложил мужикам: «Давайте объявим голодовку». Хайруллин с Аббязовым губы кривят: «Ерунду говоришь! Да и вообще: тут командиров нет!» Ладно, говорю, а если сбежать? Опять моя идея не нравится. Дескать, вокруг минные поля, далеко не уйдешь. Да и внешне мы на талибов мало похожи, сразу опознают и расстреляют.
Но можно ведь бороду отпустить, как у местных, чтобы не слишком выделяться на их фоне. Нет, не поддержал меня экипаж. Тем не менее, я бриться перестал, завел окладистую…
Английским языком предлагал заняться, установить дежурство по тюрьме, чтобы порядок поддерживать и не оскотиниться. Дело не в том, что Шарпатов такой умный или правильный. Я не привык сидеть, сложа руки. Даже в плену. День на третий начал вести подробный дневник, стихи писал…
Внешний мир сузился до размеров дверного глазка. Фото: из архива Владимира Шарпатова
Кто действительно пытался вызволить нас, так это президент Татарстана Шаймиев. Присылал разных переговорщиков, однажды почти условились об освобождении, но в последний момент все сорвалось. Предлагали обменять нас на «КАМАЗы», вертолеты, запчасти для самолетов, даже деньги на выкуп собрали — более двух миллионов долларов наличными… Но талибы цену набивали, мы для них служили козырной картой. Кто о них раньше знал? А так мир услышал, что в Афганистане есть движение вчерашних студентов, выпускников медресе. Международные делегации ездили, наш МИД по официальным каналам обращался за содействием к руководству Саудовской Аравии и Пакистана, Совет Безопасности ООН дважды требовал освободить экипаж. Все без толку!
Словом, постепенно я пришел к выводу: единственный способ вырваться на свободу — угнать свой же Ил. Поделился мыслью с Хайруллиным. Говорю: «Надо найти способ всем вместе попасть на борт». Стали обрабатывать талибов, что без техобслуживания двигатели выйдут от жары из строя. Сначала нас группами возили, оставляя кого-то в заложниках. А в апреле 96го сменился начальник нашей тюрьмы. Прежний пошел на повышение, вместо него прислали муллу Сулеймана. Он был моложе и не такой строгий, бдительный. Говорил по-английски, к нам лучше относился.
— И вы, разумеется, воспользовались.
— Не дураки же, правда? 10 июля всем экипажем в наглую пошли в автобус, чтобы ехать на аэродром. Нас никто не остановил. Правда, в самолет набилось много охраны, мне в спину два автоматчика уперлись. Но разрешили рулить по взлетной полосе. Тогда я и обнаружил скоростную рулежку, располагавшуюся под углом тридцать градусов к ВПП. Начали гонять двигатели в районе зенитки, тут же талиб голову высунул. Но пушку расчехлять не стал. Рулим дальше, мимо стоянки истребителей. Прикинул в уме: пока летчик добежит из казармы да подготовит самолет… Мы пойдем по скоростной рулежке, а ему надо крюк делать до ВПП. Минут десять-пятнадцать преимущества у нас будет. У МиГ-21 скорость порядка тысячи ста километров в час. Получается, догнать Ил-76 он сможет минут через двадцать пять, но запас топлива у истребителя — на сорок, не хватит, чтобы вернуться на базу… Значит, МиГ нам не страшен.
СХЕМА ПОБЕГА
Специально для «Родины» Владимир Шарпатов нарисовал, как 16 августа 1996 года Ил-76 выруливал на взлетную полосу Кандагарского аэродрома.
Рулим дальше, вдруг слышим какой-то хлопок. Возвращаемся на перрон, смотрим: колесо лопнуло. Видимо, напоролись на осколок снаряда или бомбы. Словно самолет с нами в сговор вступил. Мы получили реальную возможность опять проситься на аэродром, чтобы поставить запаску. Шанс представился 16 августа. Была пятница, выходной день у мусульман, когда они, как мы шутили, лишь «талибанили»: ели, молились да спали.
Мы заранее решили, что будем прорываться. Даже если не взлетим, лучше разбиться, чем в этом аду сидеть. Еще 10 июля я велел заготовить веревки в грузовом отсеке и в штурманской кабине, чтобы повязать охрану по моей команде. Показал мужикам, как правильно делать узлы. Я этому научился в молодости, когда ездил студентом на уборку картошки… И вот, значит, привозят нас на аэродром. Автоматчиков нагнали больше, чем в прошлый раз. И летчик какой-то новый появился. Он представлял главную опасность: во-первых, понимал по-русски, во-вторых, мог догадаться, что в действительности собираемся улетать.
Как ни тянули резину, к полудню колесо заменили. Талибы говорят: все, возвращаемся в тюрьму. Возражаем, мол, надо ещё двигатели проверить. Ладно, соглашаются, только в темпе. С помощью АПА (аэродромного пускового агрегата) запустили ВСУ — вспомогательную силовую установку. Но АПА почти сразу вырубился от нагрузки. Пекло под пятьдесят градусов, аэродром расположен на высоте 1200 метров над уровнем моря… Реактивным двигателям элементарно не хватало кислорода. Несколько раз попробовали повторить запуск — никакого эффекта. Талибы спрашивают: что собираетесь делать? Отвечаем: надо подождать минут сорок, пока техника остынет.
Я вышел из самолета, чтобы оценить обстановку. Вскоре докладывают: почти вся охрана, включая начальника караула и летчика-афганца, гуськом потянулась в сторону вышки. Пошли молиться и обедать. Аббязов — ко мне: «Запускаем!» Говорю ему: «Пусть дальше отойдут. Потерпи…» Когда талибы скрылись с глаз, опять принялись реанимировать ВСУ. Установка визжала, стонала, но вышла на рабочие обороты. Я убедился, что талибов поблизости нет, в кабине пилотов остались лишь три автоматчика. Запустили два двигателя. Вшивцев, радист, связался с вышкой, бдительность усыплял. Мол, хотим сделать контрольный круг по полосе. Ему не ответили, видимо, диспетчер тоже с Аллахом разговаривал. Отлично! Вы молитесь, а мы поехали.
Начинаем выруливать, на ходу запускаем третий двигатель, четвертый, включаем оборудование, приборы… Только сворачиваю на скоростную рулежку, сообщают: грузовик с АПА и автобус с охраной несутся наперерез, чтобы перекрыть нам полосу. Делать нечего, даю взлетный режим. Выскочили на ВПП. Представляете махину, которая входит в разворот на скорости сто тридцать километров и полуспущенных колесах? Запросто могли шасси сломать! Спасибо конструкторам и инженерам — сделали надежный самолет. Выдержал! Продолжаю взлет. В момент пересечения траверза центральной рулежки талибы были уже у нас под крылом. В метрах разминулись! Но скорость растет медленно, впереди — колючая проволока, бруствер, разбитый Ан-12, а дальше — противотанковое минное поле, которое ещё наши солдаты оставили. Мне для отрыва нужна скорость 280 километров в час, а у нас 220, и ВПП кончается. Хорошо, в свое время я участвовал в производственных испытаниях Ил-76, даже на грунтовые аэродромы садился. Словом, стали взлетать на скорости 230 километров, я поднял самолет буквально с последней плиты, перепрыгнул через колючку…
Штурман диктует: «230… 230… 230…» Тяги не хватает. Будет расти — полетим, нет — рухнем на землю. 235, 240… Командую: «Шасси убрать!»
Тут талибы, которые на борту остались, очухались: летим? Показываем на пальцах, что круг сделаем и сядем. А я, между тем, продолжаю набор высоты. Вижу, один из афганцев передернул затвор автомата. Аббязов крикнул: «Я пошел!» Хайруллин кинулся на помощь, Рязанов с Бутузовым навалились сбоку, радист Вшивцев сорвал с себя наушники — и тоже в свалку…
Возня у меня за спиной долго шла, но в итоге мужики разоружили талибов, запеленали в веревки.
Только это не все. Предстояло выбраться с территории Афганистана. Я заранее решил для большей скрытности уходить на запад, в Иран, а не на север, в Россию, и идти на предельно малых высотах, чтобы радары не засекли. Так и поступил. Летел на 50-70 метров над землей.
— Не думали об этом! Вот когда через неполных два часа приземлились в Шардже, немного отпустило. Еще в полете связались с фирмой Бута, чтобы предупредили полицию и российское посольство в Эмиратах. Виктор лично встречал в аэропорту…
Нам привезли летную форму, переодели. Мы ведь бежали в цивильном… Талибов забрала полиция. Нас коротко допросили и доставили в шикарный отель Continental. Каждого поселили в отдельном номере. Так чудно было после кандагарских кладовок! У дверей поставили охрану, никого внутрь не пускали, поскольку поступила информация, будто талибы готовят диверсию. Тут уже я и сбрил бороду…
Попросил разрешения позвонить домой. Телефон дали, но предупредили: город и страну не называть. Я говорю Юлии Кирилловне: передай семьям экипажа, что все в порядке, ждите известий.
— У меня стойкая жена. Она другое сказала: «По Первому каналу сообщили, что экипаж совершил побег при невыясненных обстоятельствах. Операцией руководил бывший военный летчик, майор Хайруллин».
Вот так бывает в жизни…
На следующий день Аббязов потребовал, чтобы нам выдали какие-то деньги. Бут выделил по пятьсот долларов, нас провезли по магазинам, я даже костюмчик от Кардена приобрел за триста баксов. Правда, он быстро истрепался.
Из России за нами прислали Ил-62. Представляете? Ради семи человек! Стюардесса встречала у трапа хлебом-солью. Тут уж, честно скажу, трудно было удержаться от слез.
В Москву прилетели 18 августа, аккурат в День воздушного флота. Как говорится, к праздничному столу. Еще по дороге сообщили, что на завтра планируется встреча с Ельциным. Я сказал экипажу. Мужики в один голос: он бросил нас в плену, не пойдем! Прикидываю: если в грубой форме отказать, Борис Николаевич наверняка осерчает, дядька крутой. Подошел к Виталию Игнатенко, главе ТАСС, который летал за нами в Эмираты. Объясняю: охота поскорее домой попасть, к семьям — женам да детям. Невмоготу терпеть, соскучились! Все было чистой правдой, но в глубине души я надеялся, что президент забудет про каких-то летчиков. Сразу не встретились — и ладно. Так, в принципе, и вышло.
— Но вы же с Газинуром Хайруллиным буквально через неделю стали Героями России, остальные члены экипажа — кавалерами ордена Мужества…
— Это отдельный разговор. Дело прошлое, не хочу ворошить… Скажу только, что я вообще не думал ни о каких наградах, а кое-кто из товарищей из кожи вон лез, лишь бы Родина высоко оценила его неизвестный подвиг. Но благодаря вмешательству руководства департамента гражданской авиации России наградили весь экипаж. Ордена нам вручил Виктор Черномырдин в Белом доме.
Знаете, в Казани я познакомился с легендарным летчиком, Героем Советского Союза Михаилом Девятаевым, который в феврале 1945-го бежал из немецкого концлагеря на угнанном им бомбардировщике «Хейнкель-111». Я бывал дома у Михаила Петровича, он рассказывал то, чего в книгах нет. Оказывается, спустя годы двое из военнопленных, которых Девятаев спас, посадив в самолет, утверждали, будто они устроили побег. Наверное, в жизни всегда так бывает. У победы много родителей…
После того кандагарского рейса я отказался летать с Аббязовым и Рязановым. Хайруллин с Вшивцевым остались со мной, но и это было ошибкой… Когда через полтора года меня увольняли из казанского авиаотряда, никто из бывшего экипажа не заступился. Я вернулся в Тюмень, где и живу. До ухода на пенсию летал ещё пять лет. У меня и сыновья окончили аэроклуб, ещё в школе получив удостоверения пилотов-спортсменов. Женя, старший, служит здесь, в Сибири, а младший — в Москве, возит на частном самолете важного человека. Кого именно — не скажу. Не мой секрет.
— Что думаете про фильм «Кандагар», где вас сыграл Александр Балуев, а Хайруллина — Владимир Машков?
— Я встречался с режиссером картины Андреем Кавуном, мы долго беседовали, он подробно все расспрашивал. И на съемочной площадке я был. Правда, не в Марокко, а в московском павильоне. Конечно, это художественное кино, кое-что авторы изменили. Вместо семи членов экипажа в фильме осталось пятеро… Да, за два часа экранного времени не перескажешь историю длиной в год и тринадцать дней. Но не переврали — и на том спасибо.
— Кандагарской семеркой вы больше не встречаетесь?
— На десятилетие побега в Тюмени решили устроить торжественный вечер. Выделили большие деньги — триста тысяч рублей, отдали под мероприятие дворец культуры «Строитель», разработали сценарий, даже фейерверк запланировали. Хотели оплатить дорогу экипажу, заказали лучший отель. Казанцы обещали быть, но не приехали. Ни один…
И на собственное семидесятилетие я приглашал экипаж. История повторилась. Никто не прилетел! Не знаю, может, совесть у людей проснулась. Или, наоборот, они окончательно её потеряли.
Нет, я не судья им… Скажу лишь, что каждый год 16 августа собираю друзей и отмечаю дату круче, чем день рождения. Точнее, их теперь у меня два. И так будет до конца жизни…