какую сказку не закончил пушкин
Почему Пушкин не закончил сказку о медведихе
Александр Сергеевич Пушкин оставил «Сказку о медведихе» незавершенной. Существует несколько предположений, почему он не дописал ее.
1. Увлекся другими произведениями
Это самая простая и очевидная версия. Пушкин всегда был полон идей для новых произведений, особенно в тот период жизни.
Предполагается, что сказка про медведицу была написана в 1830 году. А уже в 1831 состоялась знаменитая первая Болдинская осень, когда поэт за короткий промежуток времени создал более 40 произведений.
Можно только предположить, сколько идей было в его мыслях.
2. Не придумал достойного завершения
Как известно, все сказки Пушкина заканчивались победой добра над злом. В этой сказке в образе зла выступил охотник (человек). Понятно, что сказка должна окончиться возмездием, но откуда оно должно прийти?
Если бы охотника задрал медведь в лесу это выглядело бы слишком очевидно и неправдоподобно, ведь человек имеет большой опыт в этом.
Если бы охотнику отомстили другие звери, это тоже выглядело бы не очень хорошо, ведь звери убивают только ради пропитания или в целях защиты, а не ради мести.
Наказание должно прийти откуда-то свыше.
Пушкин — мастер необычных решений. Очевидно, что он не хотел заканчивать произведение банально.
3. Цензура
В этом произведении речь идет не о животных, а о жестокости людей и их безнаказанности даже за самые страшные поступки.
Пушкин понимал, что подобное содержание может не пройти императорскую цензуру. Декабристы, сам поэт и многие другие сталкивались с несправедливостью со стороны властей.
Вероятно он осознавал, что у этого произведения нет шансов на выход в печать. Именно поэтому Пушкин бросил работу над сказкой.
Все вышеперечисленные причины являются всего лишь предположением. Точную причину мы не сможем узнать никогда. Вполне возможно, что все они имели место быть, или не имеют ничего общего с реальными причинами.
Какую сказку А. С. Пушкин не дописал, погибнув на дуэли?
Эта сказка начинается словами:
Повествование ведётся о том, что охотник убыл медведицу, шубу из шкуры которой подарил своей возлюбленной, вместе с забранными у берлоги медвежатами.
Эта сказка прерывается на том, как медведь оплакивает свою семью и к нему приходят другие звери.
На этом сказка заканчивается.
Название этого произведения, сам А.С. Пушкин не придумал, ведь он хотел её завершить, поэтому как такового его нет.
Современники Пушкина дали свое название, как «Сказка о медведихе», но это не авторское название.
Поэтому как ответ: Названием незавершенной сказки Пушкина можно назвать как «Сказка о медведихе», так и по первой строке :
Пушкин не успел дописать «Сказку о медведихе». Эта сказка, скорее всего, должна была закончиться тем, что медведь находит мужика, убившего его медведицу и медвежат, и расправляется с ним. «Око за око, зуб за зуб.»
Бытует мнение, что это сказка про медведиху, которую убили. А медведь, ее супруг сильно разгневался на мужика, который это натворил. Сказка несколько не типична, на мой взгляд, для легкого пушкинского слога, тяжеловатым, «неотесанным» кажется повествование, хотя может преднамеренно выбран такой стиль изложения, ибо как говорят, что это в стиле народного песнопения, сказания задумка была.
Обратила внимание на пару строк, которые характеризуют Пушкина, как дотошного человека, копающегося в мелочах истории или достоверности каких-либо событий и характеристик разных существ. Например, строка о жирном хвосте барсука, прямо говорит о знании Пушкиным такой биологической особенности животного, накапливающего там (в хвосте) на зиму жир, по типу мишки-). Ну так в Царскосельском лицее абы как не учили и просто так не брали! Цвет Отечества!
Сказка, которая так и осталась недописанной из-за гибели великого поэта, называется «Сказка о медведихе». В ней Пушкин собирался рассказать читателям о мести медведя мужику, убившему его медведицу и медвежат. В данном произведении отчетливо слышны отголоски древних народных поверий, согласно которым медведь всегда жестоко мстит за свои обиды. Если люди хотят съесть его мясо, то он в ответ поедает людей. Поэтому сказка Пушкина учит не нарушать древние обычаи и почитать столь могучего и мстительного, но справедливого зверя, на зло всегда отвечающего злом.
Правда, в целом данное произведение является нетипичным для творчества Пушкина и многие литераторы не совсем понимают, чем могла заинтересовать поэта поднятая проблема.
Пушкин перед самой гибелью работал над «»Сказкой о Медведихе» но не успел закончить из-за дуэли
Увы, роковая дуэль, на которой и погиб поэт, не позволила завершить ему еще одно своё произведение, а именно, «Сказку о Медведихе«. Вот как она начинается:
А это рисунок поэта к сказке.
Если кому-то может почитать эту недописанную сказку здесь.
История сказок А. С. Пушкина. Загадки и тайны
Многие из нас, наверное, слышали и читали прекрасные сказки великого сына России Александра Сергеевича Пушкина, основанные на русском фольклоре. Но немногие, наверное, знают, что эти самые сказки в большинстве своем имеют западное происхождение и попали в русский фольклор в пересказе русских сказителей. Большим собирателем русского фольклора был В.И. Даль, который по всей видимости был основным источником, откуда черпал Пушкин сюжеты и мотивы для своих сказок, и хотя сюжет «Сказки о попе и о работнике его Балде» взят из народной сказки «Батрак Шабарша», сюжет «Сказки о рыбаке и рыбке» был дан Пушкину в дар непосредственно Далем. Скорее всего источниками для сказок «Руслан и Людмила» и «Сказка о царе Салтане» служили какие-то материалы Даля, хотя наверняка сказать ничего невозможно. Из официальной версии мы знаем, что основным поставщиком сказок для Пушкина служила легендарная небезызвестная Арина Родионовна, любимая няня Александра Сергеевича, но вполне возможно, что этот источник был придуман последним, несмотря на несомненную реальность персоны няни поэта. Но так ли это было на самом деле? — ведь сюжеты и мотивы многих сказок имеют параллели в западных сказках и нашли свое отражение в сказках самого Пушкина. Так, например, сюжет «Сказки о царе Салтане» являлся якобы переработкой народной сказки, записанной Пушкиным в двух версиях, однако сюжет ее имеет известные параллели с «Рассказом о Констанце» из сборника «Кентерберийских рассказов» Чосера. Об этом недвусмысленно с цепью приведенных доказательств говорится в работе Е. Аничковой «Опыт критического разбора происхождения пушкинской «Сказки о царе Салтане» в кн.: «Язык и литература», т. II, 2. Л., 1927 г., а также в работах ряда других исследователей. Говоря о подаренном Далем сюжете Пушкину «Сказки о рыбаке и рыбке» (основываясь на упоминании П.И. Мельникова касательно рукописи сказки с автографом Даля), можно сказать, что сия сказка имела аналог среди известных русских народных сказок, но по всей видимости возникшей на почве известной немецкой сказки братьев Гримм. Если копать в более глубокие времена, то подобная сказка несколько выпадает из рамок русской и вообще славянской традиции, так как не имеет близких аналогов в далеком прошлом. Оно, конечно, и понятно, ведь сюжеты этих сказок собраны или созданы гениальными немецкими лингвистами, одними из основоположников научной германистики. Если у кого-то еще возникают сомнения, то всегда можно сравнить, если обратиться за ссылками:
А.С. Пушкин, «Сказка о рыбаке и рыбке»
ru.wikisource.org/wiki/Сказка_о_рыбаке_и_рыбке_(Пушкин)
Братья Гримм, «Сказка о рыбаке и его жене»
http://e-skazki.narod.ru/skazki/avtor/grimm/grimm-022.html
Кто-то может быть возразит и скажет, что это простые совпадения, ибо сходные сюжеты некоторых сказок могут встречаться у совершенно разных народов. К примеру, всем известный миф о Прометее нашел свою четкую параллель в совершенно аналогичном чеченском мифе о Пхьармате. Любопытно, что и имена героев весьма созвучны. Однако можно ли тут говорить о случайном совпадении? Полагаю, что нет, ведь индоевропейские предки греков вполне могли жить на территории Кавказа и перенести этот миф во время переселения на Балканы. Известно также, что родственные грекам фригийцы жили на территории Малой Азии, что весьма соприкасалось с Кавказом, а они имели миф с аналогичным сюжетом.
Однако вернемся к теме известной сказки Пушкина. Было ли хоть какое-то документальное подтверждение, что сюжет «Сказки о рыбаке и рыбке» был взят Пушкиным из сказки братьев Гримм напрямую? Ну разумеется. В произведении Пушкина отсутствуют мотивы, характерные или типичные для земель, где католицизм как религия получил наибольшее распространение. К таковым, например, в случае сказки братьев Гримм относится заветное желание старухи стать Папой Римским и пожелание Божьей безграничной власти. В самом произведении Пушкина мы ничего подобного не видим, но в Государственной Публичной библиотеке СССР им. Ленина в Москве хранится черновой текст рукописи Александра Сергеевича, в котором этот мотив присутствует. Отрывок из чернового текста с приведенным мотивом мы можем увидеть в книге С.М. Бонди «Новые страницы Пушкина» (Москва, 1931 г.). Итак, вот, собственно он:
«Говорит старику старуха:
Не хочу
А
Старик не осмелился перечить.»
———
Добро будет она Римскою папой
———
Воротился старик к старухе
Перед ним монастырь латинский
На стенах [латинские] монахи
Поют латынскую обедню.
———
Перед ним вавилонская башня
На самой верхней на макушке
Сидит его старая старуха
На старухе сарочинская шапка
На шапке венец латынский
На венце [не разб.] спица2
На спице [Строфилус] птица
Поклонился старик старухе,
Закричал он голосом громким:
Здравствуй ты старая баба
Я чай твоя душенька довольна
Отвечает глупая старуха:
Врешь ты пустое городишь,
Совсем душенька моя не довольна
Не хочу я быть Рим » (А.С. Пушкин)
Данный черновой текст Александра Сергеевича можно видеть в довольно обширной работе М.К. Азадовского «Источники сказок Пушкина»:
http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/vr1/vr12134-.htm
Аналогичным образом дело обстояло и с известным произведением Пушкина «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях», сюжет которой якобы был почерпнут из русской народной сказки «Волшебное зеркальце». Однако это мнение не выдерживает никакой критики, поскольку связь сказки Пушкина с сюжетом народной сказки довольно отдаленная и больше соответствий находит в сюжете сказки братьев Гримм «Белоснежка». Схема сюжета передана полностью, и перенесена, и интегрирована Пушкиным с использованием чисто славянских мотивов. Что до легенды о переложении Пушкиным сказок, рассказанных ему якобы его няней Ариной Родионовной, то эта легенда понадобилась последнему, чтобы создать убедительную атмосферу того, что эти сказки имеют чисто славянское, национальное происхождение. Хочу сказать, что подобного рода случаи были далеко неединичны. Именно подобным образом в 18 веке создавалась другими, не менее известными авторами, так называемая «славянская мифология», причем среди этих авторов не все даже были русскими. Тут уместно было бы еще упомянуть, что А.С. Пушкин по происхождению был эфиопом. Позволю себе предположить, что если бы Пушкину был привит в детстве интерес к национальным корням его эфиопских предков, то не было бы ничего удивительного в том, что эфиопские сказки были бы успешно интегрированы и внедрены на славянскую почву. Фантазия русского гения безгранична. Однако пострадал ли после такого обогащения мотивами западной культуры русский народ? Я полагаю, что нет. Смею утверждать, что усилиями Пушкина и многих других талантливых людей русский народ смог лучше вписаться в общую модель европейского общества и стать одним из ведущих элементов западной цивилизации.
Последняя сказка Пушкина
ПОСЛЕДНЯЯ СКАЗКА ПУШКИНА
«Сказка о Золотом Петушке» Пушкина сравнительно мало привлекала внимание исследователей.
В историко-литературных статьях и комментариях мы находим очень скупые и неточные сведения о последней сказке Пушкина (1834г.)
Отсутствие фабулы «Сказки о Золотом Петушке» в русском и иностранном фольклорах привело к мысли, что эта сказка имеет литературный источник.
Однако все поиски в течение последних 20-30 лет не увенчались успехом. (1)
Попытки найти источник «Сказки о Золотом Петушке» в сказках «Тысяча и одной ночи» также кончились неудачей.
Мне удалось найти источник «Сказки о Золотом Петушке». Это – «Легенда об арабском звездочете» Вашингтона Ирвинга из книги «Альбрамга».
Книга Вашингтона Ирвинга вышла в 1832 году в Париже. (2)
Одновременно в Париже был издан и французский, довольно точный, перевод этой книги. (3)
В числе семи книг Ирвинга в библиотеке Пушкина находится и французское двухтомное издание «Альгамбрских сказок». (4)
Еще при жизни Пушкина критика отмечала воздействие Вашингтона Ирвинга на автора «Повестей Белкина». (Н. Полевой в «Московском Телеграфе» и анонимный рецензент в «Литературных прибавлениях к Русскому инвалиду» в 1931 г.).
Вопрос о непосредственном влиянии Ирвинга на Пушкина до сих пор остается открытым. (5)
Сам Пушкин упоминает об Ирвинге только один раз – в своем пересказе биографии Джона Теннера (1836 г.).
В 20-30 годах XIX века Вашингтон Ирвинг был очень популярен в России. Многочисленные переводы его произведений находятся во всех наиболее известных журналах того времени: «Московском Телеграфе», «Вестнике Европы», «Атенее», «Сыне Отечества», «Телескопе» и «Литературной Газете». Поэтому «Альгамбрские сказки» вскоре после того как были изданы в Париже, сделались предметом обсуждения русских журналов.
Уже в июльском № «Московского Телеграфа», вышедшем в октябре 1832 года, появилась первая рецензия на «Les contes de l Alhambra».
« … В. Ирвинг писал уже: Историю Коломба, Историю завоевания Гренады. Теперь он описывает нам свое путешествие в Гренаду, видит в Альгамбре символ владычества и бытия мавров в Испании и рассказывает суеверные предания, какие воображение Испанцев вывело из развалин Дворца Мавританского. Вы читаете сначала путешествие В. Ирвинга по Южной Испании; потом подробное описание Альгамбры. Автор поселяется на время в Альгамбре, и разные случаи, разные встречи, подают повод к рассказам старых преданий, или лучше сказать, сказок об Альгамбре. Всех сказок семь: Арабский звездочет; История о трех прекрасных принцессах; История о принце Ахмеде-Аль-Камеле, или Пилигриме любви; Наследство Мавра; Альгамбрская роза или паж и сокол; Гебернатор Манко и солдат; Две статуи. – Что сказать об них? Они все остроумны, и многие занимательны: но все равно, если бы наши Русские сказки начал рассказывать француз: так и В. Ирвинг рассказывает сказки Мавританские. Одна из них была переведена в Телескопе, но очень некрасиво, и при том эта самая плохая. Лучшие по нашему мнению: Арабский звездочет, Пилигрим любви, Две статуи, Паж и сокол и Наследство Мавра. Постараемся перевести которую-нибудь из них для читателей Телеграфа, с Английского подлинника» (стр. 250-251)
Перевод одной из «Альгамбрских сказок», о котором рецензент «Московского Телеграфа» дал неодобрительный отзыв, был помещен в IX части «Телескопа» (сентябрь): «Губернатор Манко из Альгамбры, новое сочинение Вашингтона Ирвинга».
Обещанный рецензентом «Московского Телеграфа» перевод одной из цикла «Альгамбрских сказок» был напечатан в №№21 и 22 (ноябрь). Это перевод «Истории о принце Ахмеде-аль-Камеле», со следующим примечанием:
«Мы получили повесть сию при письме, в котором г-н переводчик говорит, между прочим, следующее: « в 14-м № Московского Телеграфа упоминаете вы, что намерены перевести для читателей своих одну из Альгамбрских Повестей. Не угодно ли будет вам поместить в Телеграфе посылаемую мной повесть из сей книги, которую перевел я уже всю, вполне, и хотел бы знать предварительно, стоит перевод мой печатания?»
Таким образом «Альгамбрские сказки» были полностью переведены на русский язык вскоре после появления английского и французского изданий. Однако, по неизвестным нам причинам этот перевод остался ненапечатанным. (1)
Наконец, в «Библиотеке для Чтения» 1835 г. в IX томе, где впервые была напечатана «Сказка о Золотом Петушке», появилась статья «Вашингтон Ирвинг», представляющая собой перевод из «Revue Britannique».
Здесь дана следующая характеристика «Альгамбрских сказок»:
«Альгамбрские повести» непосредственно принадлежат вымыслу (автор статьи сравнивает «Альгамбру» с «Летописями поколения Гренады»), но с романтическими преданиями там смешаны путевые воспоминания, в которых и та же свежесть и та же прелесть, что в описаниях sketch book».
В письмах Ирвинга из Альгамбры он неоднократно упоминает о своем проводнике Матео Хименесе, рассказы которого он записал. (1)
Впрочем сам Ирвинг разоблачает свой метод «воссоздания» народных легенд:
«Познакомив читателя с местностью Альгамбры, я теперь перейду к области чудесных легенд, которые я усердно собирал, пользуясь всевозможными рассказами и малейшими намеками, как пользуется археолог несколькими уцелевшими буквами почти стертой надписи, чтобы восстановить какой-нибудь исторический документ. (гл. Местные предания). (2)
Кроме цикла новелл о кладах в книге находятся: легенда «История о трех прекраснейших принцессах» и две пародийные волшебные сказки – «Легенда о принце Ахмеде-аль-Камеле» и «Легенда об арабском звездочете».
Сюжет пародийной «Легенды об арабском звездочете» чрезвычайно сложен, с чудесными происшествиями и со всеми аксессуарами псевдоарабской фантастики, которую сам Ирвинг характеризует как «Гарун-аль-Рашидовский стиль».
Легенда довольно длинна и поэтому я ограничусь здесь самым кратким пересказом.
На старого мавританского короля Абен-Габуза нападают враги. Арабский звездочет Ибрагим, ставший советником короля, рассказывает ему о талисмане, предупреждающем о нападении врагов (петух и баран из меди), и сооружает другой талисман с тем же значением (медного всадника).(1) Враги Аген-Габуза уничтожены. Талисман снова начинает действовать. Разведчики находят в горах готскую принцессу. Король влюбляется в принцессу. Звездочет требует девицу в награду за все оказанные королю услуги. Король, давший слово наградить звездочета, отказывается. Происходит ссора звездочета с королем. Звездочет и принцесса проваливаются в подземное жилище звездочета. Талисман перестает действовать и превращается в простой флюгер. Враги снова нападают на «отставного завоевателя» (2) Абен-Габуза.
В этой легенде Ирвинг использовал материал своих исторических сочинений, над которыми он работал во время своего пребывания в Альгамбре. Эти сочинения: «История покорения Гренады» (изд. в1829 г.), «Завоевание Испании» (изд. в1835г.) и «Магомед и его приемники» (изд. в 1850 г.).
Не касаясь сложного и требующего особого исследования вопроса о близости «Легенды об арабском звездочете» к испанскому фольклору и так называемым пограничным романсам, (3) отмечу только, что из этой хроники взяты главные персонажи «Легенды об Арабском звездочете». Биография Абен-Габуза во многом повторяет биографию Мулей-Абен-Гассана, отца Боабдила, последнего мавританского короля. Звездочет – безыменный араб-волшебник, принимавший участие в защите Малаги. Готская принцесса – пленная христианская девушка, одна из жен короля Мулей-Абен-Гассана.
Знакомство Пушкина с «Альгамбрскими сказками» Ирвинга можно датировать 1833 годом. К тому времени относится черновой набросок «Царь увидел пред собой …» (4).
Первые десять строчек этого наброска, до сих пор не поддававшегося ни какому комментарию, представляет собой, как нами установлено, стиховой «пересказ» куска «Легенды об арабском звездочете», неиспользованного Пушкиным в «Сказке о Золотом Петушке». Приведу параллельные тексты:
Эти фигурки – магические изображения вражеских войск, которые при прикосновении волшебного шила либо обращались в бегство, либо начинали вести междоусобную войну и уничтожали друг друга. И тогда та же участь постигала наступающего неприятеля.
Насколько близка фабула «простонародной» сказки Пушкина к легенде Ирвинга, становится ясным при параллельном сличении:
Сходство ситуации полное. «Биография» царя Дадона и короля Абен-Габуза совпадают. Отмечу, что у героев других пушкинских сказок (Салтан, Елисей и др.) «биографии» отсутствуют.
У Ирвинга о талисмане в виде медного петуха звездочет только рассказывает королю (сооружает же он медного всадника).
У Ирвинга волшебные талисманы не разговаривают (медный петух, медный всадник). У Пушкина золотой петушок иронизирует над царем.
Диалог царя с воеводой дан в плане гротеска. В сказке Ирвинга, несмотря на общий иронический тон повествования, аналогичный эпизод не имеет подобной окраски.
Дальше у Пушкина следует вставной эпизод с царскими сыновьями и поход царя, отсутствующий в легенде Ирвинга.
У Ирвинга воины короля отправляются в горы – место, указанное талисманом, где они не встречают ни одного неприятеля, но находят готскую принцессу. Они приводят ее к Абен-Габузу.
У Пушкина ситуация гораздо сложнее, чем у Ирвинга. Царь влюбляется в Шамаханскую царицу над трупами своих сыновей.
Последнее и самое значительное совпадение мы видим в сцене расплаты:
У Пушкина отказ звездочета от царских милостей и требование Шамаханской царицы ничем не мотивированы. В легенде Ирвинга звездочет – женолюб, и он отказывается от наград, предлагаемых королем, потому, что владеет волшебной книгой царя Соломона.
Развязка «Сказки о Золотом Петушке» существенно отличается от источника. Когда Абен-Габуз не исполнят обещания, волшебный флюгер (медный всадник) только перестает предупреждать его о приближении опасности. В пушкинской же сказке талисман (золотой петушок) является орудием казни царя-клятвопреступника и убийцей. (2)
В отличии от других простонародных сказок Пушкина, в «Сказке о Золотом Петушке» отсутствует традиционный сказочный герой, отсутствуют чудеса и превращения.
Очевидно, что в легенде Ирвинга Пушкина привлек не «Гарун-аль-Рашидовский стиль».
Все мотивировки изменены в сторону приближения «натуралистичности».
Так, например, если у Ирвинга Абен-Габуз засыпает под звуки волшебной лиры, у Пушкина Дадон спит от лени.
Междоусобие в горах в легенде мотивируется действием талисмана, в «Сказке о Золотом Петушке» причиной естественного характера – ревностью и т. д.
У Пушкина все персонажи снижены.
Дадон, как и Абен-Габуз, «отставной завоеватель», но «миролюбивый» король мавров кровожаден, а царь ленивый самодур. ( Самое имя царя взято из «Сказки о Бове Королевиче», где Дадон – «злой» царь). В юношеской поэме Пушкина «Бова» Дадон – имя царя «тирана», которого Пушкин сравнивает с Наполеоном.
«Сказка о Золотом Петушке», включенная самим Пушкиным в цикл его «простонародных сказок» (1) ( и обычно рассматриваемая в ряду других пушкинских сказок) носит на себе яркий отпечаток «простонародности».
Сличение черновика и белового автографа «Сказки о Золотом Петушке» (2), показывает, как Пушкин в процессе работы снижал лексику, приближая ее к просторечию. (3)
Приведем несколько примеров.
Жанром простонародной сказки мотивирован ввод элементов фольклора: «побитая рать, побоище», «Сорочинская шапка», (4) «белый шатер», эпитет «Шамаханский» ( в народных сказках обычно – «Шамаханский шелк») (5) и др.
Из фольклора заимствован и традиционный зачин:
Негде в тридевятом царстве …
Бутафория народной сказки служит здесь для маскировки политического смысла.
Так в XVIII веке жанр «арабской» сказки часто служил шифром для политического памфлета и сатиры. Так Державин называл Сенат Диваном.
вскрыл двупланность семантической системы Пушкина: на «Моцарта и Сальери» благодаря его семантической двупланности обиделся Катенин …, а «Пир во время чумы» написан во время эпидемии. Семантическая структура трагедии костюмов, данная на иноземном материале, была полна современным автобиографическим материалом». (1)
В «Сказке о Золотом Петушке» содержится ряд намеков памфлетного характера. (2) Но элементы «личной сатиры» зашифрованы с особой тщательностью. Это объясняется тем, что предметным адресатом был сам Николай.
Ссора звездочета с царем имеет автобиографические черты.
В черновой и даже беловой рукописях намеки совсем прозрачны.
Но с [ Царями] плохо вздорить –
Тут же слово «царями» зачеркнуто и заменено «могучим»:
Но с могучим плохо вздорить – (3)
Однако в беловом списке Пушкин восстанавливает первую редакцию:
Но с Царями плохо вздорить;
В печатной редакции намек снова «зашифрован».
Но с иным накладно вздорить;
Это в свою очередь вызвало изменение текста «нравоучительной» концовки. Эту концовку Пушкин перенес из «Сказки о мертвой царевне»:
Сказка ложь, да нам урок,
При таком сопоставлении намек получался чересчур уж ясным. Поэтому в окончательной редакции текст принял следующий вид:
Сказка ложь, да в ней намек (4)
Добрым молодцам урок.
Царь, получив от звездочета волшебного петушка, обещает исполнить первую его волю:
За такое одолженье,
Говорит он в восхищеньи,
А когда дошло до расплаты:
Что ты?! – старцу молвил он:
Или бес в тебя ввернулся?
Или ты с ума рехнулся?
Что ты в голову забрал?
Но всему же есть граница.
В черновике гораздо резче:
[От] [от] [моих] [от] [царских] [слов]
[Отпереться я готов] –
В черновике – звездочет требует исполнения данного царем обещания:
Царь! он молвил – [ты обещанье] дерзновенно
[Обещал] [ты клялся] [мне] [Обещал] [ты] [с] (?) [обещ] (?)
[Ты дал мне], [что] непременно
2) [волю] что первую мою
1[ты] что исполнишь как свою
Так ли? – шлюсь на всю столицу
Любопытна здесь ссылка звездочета на «всю столицу» (общественное мнение).
По первоначальному замыслу скопец, которого Дадон приказывает гнать, упрекает царя:
В 1834 году Пушкин знал цену царскому слову.
Положение, в котором оказался Пушкин к 1834 году, можно охарактеризовать следующей строкой из «Родословной моего героя»:(1)
Прощен и милостью окован
К этому времени окончательно выяснилось, что первая царская милость – освобождение от цензуры, на деле привела к двойной цензуре – царской и общей.
После запрещения целого ряда произведений, 11 декабря 1833 года Пушкину был возвращен «Медный Всадник» с замечаниями царя, которые заставили Пушкина расторгнуть договор со Смирдиным. Другим проявлением царской милости было дарование Пушкину звание камер-юнкера двора его величества ( 31 декабря 1833 г.)
Можно считать установленным, что своего камер-юнкерства Пушкин не простил царю до смерти. (2) История отношений Пушкина с двором после пожалования ему низшего придворного чина, а также ссора с царем в связи с перлюстрацией письма к жене, достаточно освещены в целом ряде работ.
25 июня 1835 г. Пушкин отправил Бенкендорфу письмо с просьбой об отставке.
Прошению об отставке предшествовала перлюстрация письма Пушкина к жене (от 20-22 апреля. Пушкин писал:
«… Видел я трех царей: первый велел снять с меня картуз, и пожурил за меня мою няньку; второй меня не жаловал; третий хоть и упек меня в камер-пажи под старость лет, но променять его на четвертого не желаю: от добра добра не ищут. Посмотрим, как то наш Сашка будет ладить с порфирородным своим тезкой, с моим тезкой я не ладил. Не дай Бог итти по моим следам, писать стихи, да ссориться с Царями!»
Здесь Пушкин несомненно вспомнил о своем стихотворении «Моя родословная» (1830г.):
Упрямства дух нам всем подгадил:
В родню свою неукротим,
С Петром мой пращур не поладил
И был за то повещен им.
Его пример будь нам наукой:
Историю своих отношений с царями Пушкин связывает с темой о взаимоотношениях рода Пушкина с династией.
Письмо Пушкина было доставлено к царю, который постыдился в том признаться и дал «ход интриге достойной Видока и Булгарина».
Свою запись в дневнике по этому поводу Пушкин заканчивает очень резким выпадом по адресу Николая: « …что ни говори, мудрено быть самодержавным».
Монарх подтвердил это мнение Пушкина, поручив Бенкендорфу «объяснить ему всю бессмысленность его поведения и чем все это может кончиться …»
Бенкендорф «объяснил» и Пушкин взял обратно прошение об отставке:
« … На днях хандра меня взяла, подал я в отставку, но получил … от Бенкендорфа такой сухой абшид, что вструхнул, и Христом и Богом прошу, чтобы мне отставку не дали» (письмо к жене, перв. пол. июня).
Обращаясь к Бенкендорфу с просьбой об отставке, Пушкин в то же время просит не запрещать ему вход в архивы. То, что Пушкин в минуту наибольшего раздражения против царя просит о незапрещении доступа в архивы, доказывает, какое важное значение он этому придавал и каким ударом должен был быть для него отказ.
С начала 30гг. на своих исторических работах Пушкин намеривался построить не только свое материальное благополучие, но все отношения с царем и «высшим светом». Ни «Евгений Онегин», ни «Полтава», ни «Борис Годунов» не могли принести ему того общественного положения, без которого жизнь в Петербурге казалась ему неприемлимой.
Еще в 1831 году Пушкин писал Бенкендорфу:
« … Не смею и не желаю взять на себя звание Историографа после незабвенного Карамзина. Но могу современем исполнить давнишнее мое желание написать историю Петра Великого и его наследников до государя Петра III».
Вспомнил, с какой радостью сообщает он ближайшим друзьям, Нащокину и Плетневу, что царь разрешил ему доступ в архивы для написания «Истории Петра Великого». (1)
В биографии Пушкина этот вопрос имеет очень серьезное значение. 30-е годы для Пушкина – это эпоха поисков социального положения.
С одной стороны он пытается стать профессиональным литератором, с другой – осмыслить себя, как представителя родовой аристократии.
Звание историографа должно было разрешить эти противоречия.
Для Пушкина это звание неотделимо было от образа Карамзина – советника царя и вельможи, достигшего высокого придворного положения своими историческими трудами.
Однако Николай I и его приближенные вовсе не предназначали Пушкина для такой высокой роли.
в феврале 1834 г. Записал в своем дневнике:
«… Самого поэта я нашел … сильно негодующим на царя за то, что он одел его в мундир, его, написавшего теперь повествование о бунте Пугачева и несколько новых русских сказок. Он говорит, что он возвращается к оппозиции …» (2)
Эта запись представляет большой интерес, как сообщением возвращением Пушкина к оппозиции, так и указанием на то, что Пушкин считал себя оскорбленным именно как автор «Истории Пугачева» и русских сказок.
Описывая в дневнике свою первую встречу с Николаем после пожалования придворного звания, Пушкин отмечает, что говорил с царем о Пугачеве (утверждал себя как историограф), (3) а за камер-юнкерство его не благодарил (что было ясным нарушением этикета).
После всего сказанного становится понятным, что категорический отказ на просьбу не закрывать архивы мог расцениваться Пушкиным, как жест «самовластного помещика», который хотел таким образом уничтожить все его планы.
Под знаком ссоры с царем прошло все лето 1834 года. Пушкин сдался, но примирение все же не состоялось. (4)
25 августа, за 5 дней до открытия Александровской колонны, Пушкин покинул Петербург, «чтобы не присутствовать на церемонии вместе с камер-юнкерами». Отъезд Пушкина из столицы, чуть не накануне торжества, несомненно, был демонстрацией.
Запись об этом, сделанная им в дневнике спустя три месяца, свидетельствуют о том, что отношение Пушкина к своему положению не изменилось.
Находясь проездом в Москве (8 и 9 сентября), Пушкин в письме к с иронией отзывается о своей придворной карьере:
« … Благодарен Полевому за его доброе расположение к историографу Пугачева, камер-юнкеру и проч.»
13 сентября Пушкин приехал в Болдино, где он собирался писать.
Об этом он сообщает жене ( от 15 сентября):
« … Написать что-нибудь мне бы очень хотелось: не знаю придет ли вдохновение».
Но Болдинская осень 1834 г. Была для Пушкина самой бесплодной. Кроме «Сказки о Золотом Петушке» он ничего не написал.
Беловая рукопись помечена 20 сентября.
«… Он мне показывал историю Пугачева… несколько сказок в стихах, в роде Ершова, и историю рода Пушкиных». (1)
Можно предположить, что Языков был первым слушателем «Сказки о Золотом Петушке».
«Сказка о Золотом Петушке», встреченная молчанием критики, впервые была напечатана в апрельской книжке «Библиотеки для чтения» 1835г. Пушкину не удалось избегнуть подозрения цензуры. Цензор Никитенко не пропустил три строки.
Приведу запись из дневника Пушкина:
«Цензура не пропустила следующие стихи в моей сказке о золотом петушке:
Царствуй, лежа на боку
Сказка ложь да в ней намек,
Добрым молодцам урок.
Времена Красовского возвратились. Никитенко глупее Бирукова».
Здесь мы видим обычный выпад Пушкина против цензуры (а быть может, и желание сохранить эти строчки хотя бы в дневнике). Однако, столкновение с цензурой не было для Пушкина неожиданным. Беловая рукопись носит следы предварительной «авторской» цензуры. В следующем отрывке
«Царь скликает третью рать
И ведет ее к востоку
Помолясь Илье пророку.»
Последняя строчка в печатной редакции приняла такой вид:
Сам не зная быть ли проку
Изменена одна строка и в эпизоде ссоры звездочета с царем. Царь в ответ на требования звездочета говорит:
И зачем тебе девица?
Полно сводник, что ли я?
Эту строку нельзя было представить ни в какую цензуру. Окончательная редакция:
Полно, знаешь ли кто я?
Наконец, в строке, которая представляет собой как бы ключ ко второму смысловому плану «простонародной» сказки:
Но с царями плохо вздорить
слишком явный выпад заменен полунамеком:
Но с иным накладно вздорить.
Так в письме к жене (1834) Пушкин называет царя «тот».
Эпизод с царскими сыновьями, выставленный Пушкиным в фабулу, заимствованную у Ирвинга, разбивает «Сказку о Золотом Петушке» на три части. Первая часть – с начала до строки «Шум утих, и царь забылся». Вторая часть – до строки «Пировал у нее Дадон»; третья – от «Наконец и в путь обратный» и до конца. Мы уже видели, что смысловая двупланность сказки о ссоре царя с звездочетом может быть только раскрыта на фоне событий 1834 года. Но первая часть сказки заставляет предполагать и другое. Дело в том, что в облике царя подчеркнуты лень, бездеятельность, «желание охранять свои лавры» (см. «Легенду об арабском звездочете»). Далее черты эти совсем исчезают. Пушкин никогда не считал Николая I ленивым и бездеятельным. Но черты эти он всегда приписывал Александру I: «Наше царское правило: дела не делай, от дела не бегай». (Воображаемый разговор с императором АлександромI – 1822) И много позднее, в 1830 г.:
Властитель слабый и лукавый
Плешивый щеголь, враг труда.
Биография «отставного завоевателя»(1) Дадона вполне подходит к этому образу. Известно, что мистически настроенный Александр общался с масонами, а также прорицателями и ясновидцами,(2) и в конце жизни мечтал о том, чтобы удалиться на покой.
С молоду был грозен он.
Но под старость захотел
Отдохнуть от ратных дел
И покой себе устроить;
Состояние рукописи никак не противоречит нашему предположению.
Черновик начала сказки (до строки: «Шлет к нему гонца с поклоном») не сохранился. Следующие шесть строк записаны на обороте обложки тетради (№ 000) и датировке не поддаются. (1) Затем идут строки от «Петушок мой золотой» до «Царствуй, лежа на боку». Они были написаны на листе пятнадцатом той же тетради среди произведений 1833 года и через семь листов от наброска «Царь увидел пред собой», который по первоначальному замыслу, может быть, входил в «Сказку о Золотом Петушке». Зато несомненно относится к осени 1834 года черновая рукопись сказки от строки: «Целый год проходит мирно» и до конца. (2)
Возможно предположить, что последняя сказка Пушкина написана не сразу. Пушкин неоднократно оставлял свои сказки незаконченными («Сказка об Илье-Муромце», «Как весенней теплою порою») или несколько раз возвращался к одному сюжету («Бова»). Часть «Сказки о Золотом Петушке» с начала до строки «Год, другой проходит мирно» могла быть написана до 1834 года и в замысел ее могла входить сатира на Александра I.
В черновиках звездочет все время называется шамаханским скопцом и шамаханским мудрецом. (3)
Шамаха в 1820 году была присоединена к России.
Поэтому месть шамаханского скопца царю-завоевателю, возможно, ассоциативными нитями связана с этим событием.
В 1834 году схема заполнилась «автобиографическим материалом».
Итак в образе Дадона могли отразиться два царя, из которых один Пушкина «не жаловал», а другой – «под старость лет упек в камер-пажи».