какую реку пересекали покидающие афганистан советские военнослужащие

Мост забвения. Последний поход героев интернационала

Коллаж: © L!FE. Фото: © РИА Новости/ Александр Лыскин

15 февраля 1989 года. В местечке Хайратон, на окраине Афганистана, сотни машин военной техники. Тысячи солдат и офицеров. Суета. Военные отряхивают запылившуюся после марша песочную форму, драят солдатские пряжки, не жалеют крема на кирзу сапог. Двигатели рычат и коптят морозный воздух, колонна оживает. Тронулись! Последние метры афганской земли позади. Вот он — мост через Амударью, такой долгожданный и ставший за месяцы ожидания почти сакральным для воинов-интернационалистов. Этот мост — не просто переправа через границу между Афганистаном и СССР, это телепорт из страшной военной действительности в мир, в прекрасное будущее, в жизнь.

Фото: © РИА Новости/ В. Киселев

Замыкает вереницу грозной, но словно уставшей военной техники командирский БТР. Стоп-машина! С брони на ровный асфальт молодцевато спрыгивает военный. Уже на ходу одёргивает, поправляет генеральскую форму и снимает правую перчатку для приветствия. Через мгновенье Герой Советского Союза, командующий 40-й армией Борис Громов произнесёт историческую фразу: «За мной ни одного советского солдата, офицера, прапорщика нет». Всё. Для СССР война в Афганистане официально закончилась.

Пора домой! Из личного архива Александра Карпенко

Слух о скором выводе войск из Афганистана тайно прокатился по советским городкам и гарнизонам ещё в апреле 88-го. Точно знали только в штабе 40-й армии: «Да, выходим. В два этапа — в мае и феврале». Но солдат информировать не спешили. Как пить дать расслабится и зачудит боец на радостях. Тем не менее тайну не уберегли. В казармах солдаты передавали радостную весть из уст в уста. От писаря повару, от водителя «Урала» снайперу. Тогда только ленивый солдат не занимался гаданием по выражению лица командиров: «Будем уходить или нет?»

Окончательно мысль о том, что возвращение близко, закрепилась в умах бойцов после того, как перестали присылать на смену «молодых». «Спецучебки» в южных республиках СССР провернули свой последний адский оборот вхолостую. Ребят, которых полгода учили выживать там, откуда сбежал бы сам дьявол, перенаправили в части ВДВ внутри страны.

А затем и последовал приказ отцов-командиров: «Подготовить технику к маршу!» 15 мая 88-го вышли первые шесть полков советской армии.

Настроение оставшихся бойцов улучшилось: «Ну всё! Встречай, родина, героев!» Новость о скорой демобилизации расхолаживает солдата. Офицеры приложили массу усилий, чтобы бацилла «раздолбайства» не погубила бойцов. Свою нескромную лепту внесли и «духи». Узнав, что «шурави» пакуют чемоданы, моджахеды стали всё чаще обстреливать военные городки. Не то чтобы идти штурмом, всё больше ночными обстрелами беспокоили, но всё равно неприятно. Кому охота за полгода до дембеля «в цинк ложиться»? Ещё труднее пришлось лётчикам. Каждый самолёт, каждая вертушка стали целью номер один для «духов».

В конце июня 88-го на аэродром в Баграме прилетело командование. Генералы и полковники вывалили из прохладного салона на раскалённую взлётку и вскоре скрылись в штабе. Дел на пару часов, не больше. Ан-26 стали готовить к обратному рейсу в Союз. Пока заправили, проверили — наступил вечер. Взлёт — событие обыденное, но завораживающее. Солдаты взглядом проводили разгоняющийся самолёт. Экипаж оторвал машину от полосы и стал резко набирать высоту по спирали. Кругом горы, а там бородатые моджахеды с «шайтан-трубами» — «Стингерами». Самый безопасный вариант в такой ситуации — подняться на 4 тысячи метров сразу, ещё над своей базой, и только потом занять нужный эшелон. Не успели. Откуда-то с гор пошла ракета. Фото из личного архива Бориса Валова

Взрыв! Боеголовка угодила в двигатель. Фюзеляж и крылья выдержали, самолёт не развалился, но машину стало пожирать пламя. Ан-26 горел как спичка. Силуэт машины стал скрываться за ближайшей горой, и в небе появились два белых купола. Как минимум двое вышли! Ещё немного времени — и вершины окрасило зарево, через пару секунд эхо донесло раскат взрыва.

Вылетевшая к месту крушения вертушка заберёт двоих выживших членов экипажа. Ещё пять офицеров выйти не успели. Погибли, уводя пылающую машину от своих. Генералы не сели в самолёт и остались в Баграме на ночь. Они ещё долго смотрели в сторону чёрных гор и молча курили. А где-то там «духи» праздновали их гибель. Кто слил «бородатым» информацию о высокопоставленных пассажирах этого борта — неизвестно.

С конца весны 88-го и до самого выхода войск в феврале 89-го авиабаза в Баграме регулярно обстреливалась и ещё не раз горели самолёты и вертолёты, а вместе с ними и пацаны, которым оставалось до возвращения всего ничего.

Синдром дембеляФото из личного архива

Несмотря на постоянную угрозу со стороны моджахедов, многие солдаты и офицеры непозволительно рано стали жертвами «синдрома дембеля». Настроение прекрасное, зачем думать о плохом? Скоро дома будем. Некоторые оказались «дома» даже раньше февраля 89-го.

Любой военный конфликт — это прекрасная возможность разгрузить собственные склады от старого вооружения и боеприпасов с истекающим сроком хранения. Вот и в Афган слали тоже всё старьё. Когда пришло время уходить, вышел приказ старое вооружение утилизировать на месте.

Такой же приказ получили и на базе в Баграме. Запалы просроченных лимонок выкручивались и складывались в один ящик, металлические болванки бросали в другой. В паре метров от первого. Эти самые гранаты, а точнее их годность, и стали предметом спора во время одного офицерского застолья.

— Зря выкидываем! Их ещё лет 20 и хранить, и использовать можно! «Духов» против самих себя вооружаем на халяву, — заявил один из офицеров.

Другой был уверен в обратном.

— Если срок годности истёк — не взорвётся! Там взрывчатое вещество уже в кашу превратилось от времени! Давай лучше ещё выпьем!

Слово за слово, тост за тостом, пошли за гранатами на свалку.

— Она не взорвётся! Спорим?

Офицер, изрядно шатаясь, выдернул чеку и вытянул руку с лежащей на ладони лимонкой. Рычаг с характерным щелчком улетел в сторону. Секунда, две, три… за рычагом полетела оторванная кисть «знатока». Второму спорщику осколки нашпиговали руки, грудь и шею. Повезло — комиссовали по состоянию здоровья. «Взрыватель» улетел домой кусками, в «чёрном тюльпане». А на свалке ещё долго копались афганцы.

Гостинцы из Афгана Торговля на улицах Кабула. Фото: © РИА Новости/Александр Гращенков

«Демобилизация» для солдата-срочника, пожалуй, главное событие всей службы. К первому дню на гражданке раньше готовились за полгода минимум. Дембельский альбом, форма и, конечно, гостинцы домой — «мастхэв» для любого уважающего себя воина. Эту традицию особо чтили и в Афганистане. Разве что не нашивали на китель пышных аксельбантов, бархатных шевронов и кантов. Там это считалось дурновкусием. Не из цирка едем, с войны. Отпарил новую «песочку», пришил белоснежный воротничок — и готово!

Перед возвращением солдаты и офицеры пытались достать как можно больше дефицитных товаров-гостинцев. То, чего в Союзе не купишь. На первом месте стояла импортная техника. Аудио- и видеомагнитофоны, телевизоры, магнитолы в машину и прочие прелести западного мира. Пользовались популярностью и женские украшения с драгоценными камнями. Брошки, колечки, серёжки. Ручная работа, резьба по серебру. Девушке, маме, сестре — лучший подарок. Всё это можно было купить на афганских рынках. Самый крупный в Кабуле. Зайдёшь в дукан — маленькую частную лавку, — глаза разбегаются.

Солдаты и офицеры обычно «шопились» массово. Группами по 5–10 человек. Одному опасно. Офицеры в Кабуле жёстко боролись с «самоходами» — пугали гауптвахтой. Но и сами порой не могли устоять перед соблазном.

Зампотех авиабазы в Баграме капитан Борис Валов тоже бывал на этом торжище. Нелегально. За несколько месяцев до выхода срочно потребовались запчасти в котельную. На складе их не оказалось. Пока рапорт напишешь, пока дождёшься. Решил ехать в Кабул. Выписал себе липовую путёвку в медсанчасть и облачился в гражданку. Добрался до города на попутке — с колонной БТР и БМП. Достал нужные железки за пару часов. Потом решил заскочить на знаменитый кабульский рынок.

В одном дукане нашёл, что искал. Украшения с лунным камнем. Решил взять много — когда ещё тут побываешь? Долго торговался с пожилым афганцем, на русском, афганском и на пальцах. Любят они торговаться — Восток. Ударили по рукам. Вечерело, и надо было уже искать попутку, иначе придётся ночевать в Кабуле.

У КПП на окраине Кабула прапорщик-комендант недовольно рассаживал «командировочных» в последнюю вечернюю колонну на север.

— Так, ты сюда. Ты на БТР прыгай. А ты что тут делаешь? Я тебе сказал в комендатуре свои вопросы решай, слазь!

Уговоры капитана на прапорщика не действовали. Пришлось искать гражданскую машину. До Баграма из столицы ходили автобусы. Часто двухэтажные. Самодельные, сваренные из всякого металлического хлама. Местные рассаживались в таких «басах» строго по статусу. Внизу аксакалы — бородатые мужчины от 35 и старше. Вверху молодёжь, женщины, дети и домашний скот. Валов остановил автобус взмахом руки. Объяснил водителю, куда ему надо, заплатил, не забыв сначала поторговаться, и уже через минуту приземлился на жёсткое сиденье в самом конце салона.

В Баграме пожилой афганец, спасший жизнь капитану, на прощанье долго жал ему руку. Он словно хотел сказать: мы с тобой договорились, а я слов на ветер не бросаю — довёз, как и обещал.

Месть проклятой земли

Раннее утро 9 февраля 89-го. Советская военная база в Кабуле. Командир 179-го артполка ВДВ подполковник Смирнов отдаёт команду.

— По машинам! Выдвигаемся через 15 минут!

Около получаса понадобилось личному составу, чтобы занять свои места. Перебежками, прячась за зданиями, солдаты добрались до машин. Отход техники должна была прикрывать афганская армия, но «зелёные» то ли проспали, то ли не захотели дать отпор душманам. Командиры сверили готовность личного состава по рации, убедились, что никого не забыли, и колонна тронулась. Впереди 450 километров. Так начинался выход последней дивизии советской армии с территории Афганистана.

Трескотня пулемётов и автоматов горцев смолкла, за поворотом навсегда скрылся Кабул. Раненых и убитых нет. Отлегло. Кто-то обсуждал все прелести грядущей гражданки, кто-то костерил на чём свет стоит афганскую армию.

Неприятности пришли откуда не ждали. После того как колонна начала подъём в горы, с неба повалил крупный густой снег. Видимость 2–3 метра. Подполковник Смирнов спешился и пошёл впереди. Водитель первой машины ориентировался по силуэту командира. Остальные шли след в след. Колонна ползла со скоростью 4–5 километров в час. И эта задержка спасла десятки жизней. Прессованный снег и лёд обрушились в считаных метрах перед головной машиной. Дивизия оказалась заблокированной. Ни развернуться, ни разъехаться. Командиры выгнали личный состав на дорогу, чтобы в случае нового схода солдаты успели отбежать в сторону. Колонна беспомощно растянулась на 6–7 километров и замерла.

Как только военные взобрались на вершины горной гряды Гиндукуш, погода выкинула новый фокус. Облака разошлись, и солнце стало топить обильно выпавший снег. Вдоль дороги зажурчали ручьи. Спустя ещё пару часов солнце ушло и извилистый серпантин превратился в ледяную трассу. Грузовики скользили вниз даже на первой передаче и стояночном тормозе. Слева отвесная стена, справа отвесная пропасть. Чтобы не сорваться вниз, водители уродовали новенькие машины, тараня левым бортом скалы. Афганская земля словно не хотела отпускать советских солдат живыми.

В узком участке горной трассы колонне перегородил путь десяток грузовиков.

— Кто такие? Куда прёте? Кто старший колонны?! — закричал подполковник Смирнов.

Сержант из встречного «Урала» виновато представился и доложил:

— Боеприпасы в Баграм везём.

— Какие боеприпасы? В Баграме только «духи» теперь! Разворачивай колонну!

И сменил гнев на милость.

— Отслужил боец. Домой поехали.

Но разъехаться на узенькой полоске асфальта не удалось. «Уралы» без сожаления полетели в ущелье. Война спишет, главное, чтобы без потерь среди личного состава.

103-я дивизия ВДВ преодолела 450 километров от Кабула до границы за трое суток. Встала на берегу реки Амударьи в местечке Хайратон. Позади были только десантники, что прикрывали отход колонны. Шах Масуд сдержал слово, колонны не обстреливали по дороге.

Мост между реальностями

В начале февраля 89-го в квартире Александра Карпенко, в прошлом военного переводчика, а сейчас барда и поэта, раздался телефонный звонок.

— Здравствуйте, это вас из ЦК Ленинского комсомола беспокоят. Мы приглашаем вас в Афганистан. Встречать военных. Будете выступать вместе с Кобзоном и Розенбаумом.

Через пару дней самолёт с артистами приземлился в аэропорту Термеза. Мост через Амударью медленно плыл назад. Александр Карпенко возвращался в Афганистан. Внутри всё клокотало. Он ждал этого момента 8 лет. Он мечтал вернуться сюда.

В 81-м его колонна попала в засаду под Кабулом. БТР подорвался на мине. Страшные ожоги лица, груди, рук. Открытые переломы ног, контузия. Александр несколько суток балансировал между жизнью и смертью. Потом были десятки операций в Кабуле, Москве, Ленинграде и даже Сан-Франциско. Сколько всего? После двадцатой он перестал считать. Врачи собрали его буквально по кусочкам. И вот он снова здесь.

После одного из концертов в небольшом гарнизоне Медведева приглашает к себе командир. Полковник угощает барда водкой. Стопка, другая. Разговоры о том о сём.

— А я в Мазари-Шарифе служил. Тут недалеко.

— Да, бывал там. Хочешь съездить? Посмотреть, где служил?

За окном уже стемнело, передвигаться по трассе, несмотря на договорённости с «духами», опасно.

— Тебе двух БТР хватит? — полковник махнул ещё одну рюмку.

Если бы полковник предложил только УАЗ без охраны, он бы всё равно согласился.

— Обижаете, товарищ полковник!

Вот они, ворота родной военной части. Только покрашены другой краской. Сначала пришлось долго объяснять дежурному по КПП, кто к ним приехал на ночь глядя. Первым смекнул особист. Встретили как дорогих гостей.

Нет здесь закадычного друга по кличке Хохол, который под ливнем пуль первым бросился раскладывать миномёт, когда на их «ленточку» напали «духи». Нет здесь его командира роты, который орал: «Беречь патроны!» — а перед выходом даже не проверил боекомплекты. Нет здесь и «салажат», парней на год младше, которые, попав в свою первую передрягу, цепенели от ужаса, но боевую задачу выполняли.

Медведев понял, что все эти годы его притягивал не Афганистан и даже не эта база под Мазари-Шарифом. Его манили воспоминания о друзьях и времени, когда они были героями. С 89-го эта горная, дикая страна перестала быть для Медведева и Карпенко «землёй обетованной», именно так бережно, независимо друг от друга, барды называли Афганистан. Мост в прошлое был сожжён. Прошлое навсегда стало прошлым и больше не стучалось в настоящее.

Фото: © РИА Новости/ Александр Лыскин

За этим мостом их будут ждать свои же сограждане, чтобы брезгливо прошипеть: «Мы вас туда не посылали!». За этим мостом их уже ждали новые войны. В Абхазии, Осетии, Приднестровье, Карабахе, Чечне. И там герои-афганцы уже будут по разные стороны фронта.

Источник

Какую реку пересекали покидающие афганистан советские военнослужащие

Кремль, напомню, долго колебался, прежде чем принять роковое решение. Рассекреченные документы политбюро, КГБ и Мин­обороны свидетельствуют о бурных спорах, возникавших на сей счет в высоких кабинетах, о том, как много явных и скрытых противников было у сторонников оказания Афганистану «интернациональной помощи». И в партийной номенклатуре, и в генштабе, и в экспертном сообществе оказалось немало людей, хорошо понимавших, какими тяжелыми последствиями грозит масштабная военная операция.

Вот почему, едва став генсеком, Михаил Горбачев одним из приоритетов своей политики сразу сделал решение афганской проблемы. Однако и принятие решения о выводе войск, и сам вывод растянулись на годы и тоже были связаны с чередой драматических эпизодов. Самое время вспомнить их сейчас.

Зачистка в Кабуле

Да и внутри СССР, как свидетельствовали докладные КГБ, нарастало явное недовольство затянувшейся «интернациональной миссией».

Поэтому, едва осмотревшись в Кремле и на Старой площади, генеральный секретарь поручил высшему советскому руководству срочно пересмотреть политику в отношении Афганистана и, в частности, решить вопрос о возвращении домой «ограниченного контингента».

Самим афганцам была предложена концепция национального примирения, которая предусматривала многопартийную систему и замирение с моджахедами, а командованию 40-й армии поступило указание постепенно переложить груз боевых действий на вооруженные силы ДРА. Однако на пути к миру почти сразу возникло множество серьезных препятствий.

Михаил Сергеевич с радушной улыбкой на лице прочел гостю целую лекцию о том, что мир становится другим, что большие изменения грядут и в Советском Союзе, и в Афганистане, что «не каждый из нас способен адекватно соответствовать этим изменениям». Конечно, заслуги товарища Кармаля велики, а его вклад в дело революции и укрепление афгано-советской дружбы просто выдающийся, но, возможно, было бы целесообразно подумать о том, чтобы уступить главные посты в партии и государстве кому-то из более молодых товарищей.

Едва за Кармалем закрылась дверь, генсек позвонил начальнику Первого главного управления КГБ (разведка) Владимиру Крючкову: «Включайтесь, используя все свои возможности». И вслед за самолетом афганского руководителя в Кабул вылетел борт начальника Первого главного управления КГБ СССР.

Осенью того же 1986 года Кармаля вынудили оставить и пост председателя Революционного совета. Его опять заставили приехать «на лечение» в Москву, а там фактически поместили под домашней арест на секретной даче в Серебряном бору. Я хорошо представляю настроение вчерашнего властителя, потому что в то время моя служебная дача (от издательства «Правда») находилась рядом и я часто наведывался к Кармалю, чтобы за чаем расспросить его про Афганистан.

Устранив препятствие в лице неудобного правителя, приступили к интенсивной работе по линии МИД, Минобороны и спецслужб: следовало наладить контакты с иностранными партнерами моджахедских организаций, сражавшихся против Кабула и с самими лидерами партизан. Задача была поставлена недвусмысленная: договориться, что в ответ на мирные инициативы Москвы спонсоры вооруженной оппозиции тоже прекратят финансовую и материальную поддержку моджахедов. Дескать, мы уйдем, а афганцы пусть сами договариваются насчет своего будущего.

На сцене и за кулисами

Но самые авторитетные лидеры вооруженной оппозиции наотрез отказывались участвовать в каких-либо мирных переговорах, отвергали любые компромиссы с Кабулом и Москвой. Так, например, знаменитый «лев Панджшера» Ахмад Шах Масуд, получив через посредников письмо с предложением занять в будущем коалиционном правительстве пост министра обороны, в категорической форме ответил «нет».

Вспоминая об этой странице эпической драмы, надо напомнить и о том, что за кулисами официальных переговоров шла своя невидимая игра, в которую были вовлечены и «ястребы» из нашего военного ведомства, и члены высшего афганского руководства, включая самого Наджибуллу.

Формально поддерживая попытки советских дипломатов достичь компромиссных соглашений с лидерами партизан, глава Афганистана неоднократно срывал важнейшие встречи и переговоры. Как? Да очень просто: по тем районам, где намечались контакты, вдруг наносились мощнейшие ракетно-артиллерийские удары силами ВС ДРА. А моджахеды считали это очередным коварством русских.

И в Москве тоже не было полного согласия относительно того, как выстраивать заключительный акт афганской эпопеи. Воронцов предлагал переговоры, обещал от своего имени добрые намерения и гарантии безопасности, а министр обороны Язов в те же дни требовал от командарма-40 Громова и руководителя опергруппы генштаба Варенникова «уничтожить Масуда любыми средствами». Для этого предлагалось задействовать всю мощь 40-й армии, агентурный аппарат КГБ, ГРУ, ХАДа, привлечь стратегическую авиацию из тыловых округов СССР.

Среди наших политиков, крупных военачальников, дипломатов крепло убеждение, что кабульский режим падет сразу после эвакуации последних подразделений «ограниченного контингента». Даже проницательный, обладавший аналитическим складом ума Александр Бовин, посланный Горбачевым в Кабул со специальной миссией (прояснить перспективы режима), вернувшись, вынес однозначный вердикт: Наджибулла и его сторонники будут сметены, едва наш последний солдат покинет Афганистан.

Не знаю, что подумал при этом автор перестройки, однако поезд на всех парах продолжал мчаться по той же колее.

Весной 1988 года Горбачев встретился в Ташкенте с Наджибуллой, после чего министр обороны Д. Язов подписал директиву: вывод войск завершить 15 февраля 1989 года. На тот момент за Амударьей и Пянджем находились более ста тысяч советских солдат, офицеров и генералов.

«Приступить к ликвидации»

Интрига с закулисными играми продолжалась и на самом заключительном этапе этого глобального процесса, за которым тогда следил весь мир.

Семья Наджибуллы, когда ее в Кабуле навестили Шеварднадзе и Крючков, наотрез отказалась эвакуироваться в СССР. Тогда в нашем посольстве соорудили для президента, его жены и детей специальный, хорошо защищенный бункер, где можно было укрыться от пуль и снарядов.

Генералы Варенников и Громов настаивали на соблюдении утвержденного в Женеве графика эвакуации, делали все возможное, чтобы на финише войны избежать лишних жертв как среди наших воинов, так и среди афганцев.

Командование 40-й армии вышло на Язова, но тот не стал конфликтовать с министром иностранных дел, отмолчался. Он уже знал, что через неделю назначено заседание политбюро, на котором будет рассматриваться этот вопрос, а потому счел за лучшее выждать.

Люди Крючкова и лично сам глава разведки приступили к расследованию: кто из офицеров ГРУ имел несчастье контактировать с Масудом («сепаратные переговоры за спиной нашего союзника доктора Наджибуллы»).

Можно себе представить состояние Громова и Варенникова: они потратили массу сил на то, чтобы договориться с полевыми командирами о беспрепятственном выводе войск, гарантировали моджахедам выполнение установленных сроков, обещали не бомбить их позиции. А Москва теперь потребовала снова ударить по отрядам Масуда, причем использовать при этом тяжелую артиллерию, тактические ракеты и даже стратегическую авиацию.

Сразу после того заседания политбюро, то есть 23 января, маршал Язов в жесткой форме потребовал от командования ОКСВ «приступить к ликвидации». По воспоминаниям генерала Ляховского, входившего в состав оперативной группы генштаба, Варенников и Громов были близки к состоянию шока, но приказ им пришлось выполнить.

Но молох войны беспощаден. Запущенный однажды, он действует сам по себе, ломая судьбы и отдельных людей, и государств, выстраивая историю самым затейливым и непредсказуемым образом.

15 февраля последний советский солдат перешел мост, соединявший Союз и Афганистан.

Конечно, по законам драматургии и человеческим законам вернувшихся с долгой войны солдат первым должен был встречать глава государства. И ведь именно он, Горбачев, так последовательно руководил многолетней и многотрудной операцией по возвращению домой. Но тут отчего-то случился сбой: никто из высших руководителей страны в Термез не приехал. Никто не сказал солдатам спасибо за выполненный ими долг, не склонил голову в память о погибших. Заноза осталась.

Войну трудно начать. Но еще труднее ее закончить. И это только один вывод, который можно сделать из той истории. •

Источник