какую ногу ампутировали яшину
«Зачем мне звезда, когда я умираю?» Вспоминая Льва Яшина
Сегодня 27 лет со дня смерти легендарного футбольного вратаря Льва Яшина. По просьбе «Сноба» редактор Sports.ru Денис Романцов рассказывает, как главный супергерой советского спорта встретил ненависть целой страны, ампутацию обеих ног и скудоумную бюрократию, но остался самим собой
Поделиться:
Через четыре года после того, как автора «клеветнического» романа «Доктор Живаго» вынудили отказаться от Нобелевской премии, в Советском Союзе началась еще одна травля. Жертвой стал лучший футбольный вратарь мира Лев Яшин. С чемпионата мира 1962 года в Чили наша сборная вылетела раньше, чем планировала, на пороге полуфинала уступив чилийцам. Турнир у нас не показывали, и о причине неудачи болельщики узнали из газеты «Московская правда», которая, основываясь на сообщении ТАСС, обвинила в поражении Льва Яшина, пропустившего два гола. В травлю вратаря включились почти все главные издания СССР, кроме «Огонька» (его главный редактор, писатель Софронов болел за «Динамо», команду Яшина), поэтому домой Лев Яшин вернулся изгоем.
«На первом же матче, когда диктор, объявляющий составы, назвал мое имя, трибуны взорвались оглушительным свистом, — вспоминал Яшин в своей книге «Счастье трудных побед». — Он повторился, когда я вышел на поле. И повторялся каждый раз, стоило мячу попасть мне в руки. Уже ничто не могло удовлетворить трибуны, мстившие главному виновнику поражения сборной. Они свистели неустанно до конца игры. Я слышал надсадные выкрики: «С поля!», «На пенсию!», «Яшин, иди внуков нянчить!» Дома я находил обидные, издевательские письма, на стеклах машины — злобные, оскорбительные надписи. Несколько раз кто-то из самых агрессивных «любителей» футбола разбивал окна в моей квартире, до смерти пугая домашних».
Шестью годами ранее Яшин добыл со сборной золото Олимпиады в Мельбурне. «После победы мы возвращались домой сначала на теплоходе «Грузия», а потом на поезде из Владивостока в Москву, — вспоминал врач команды Олег Белаковский. — На каждой станции нас встречали демонстрациями. Как раз накануне Нового года в вагон ввалился бородатый мужик с мешком на плече: «Сынки, а где Яшин?» Лева подошел к старику, а тот достал самогон, пакет семечек и упал на колени: «Вот все, что есть. Спасибо от всего русского народа»».
Фото:С. Соловьев/РИА
Яшин устроился чиновником в спорткомитет и стал особенно полезен в зарубежных поездках, где его по-прежнему воспринимали главным символом советского футбола. «Его везде узнавали, а ему это страшно не нравилось, — говорил Георгий Рябов. — Скромный был». В 1984 году — после ветеранского матча в Венгрии — Яшин танцевал на банкете, а сев в автобус, почувствовал, что отнялась нога. Он решил, что это новый инсульт, до этого у него уже был один, но оказалось — закупорились сосуды. В Москве ему ампутировали ногу, а после операции положили в общую палату — к покалеченным «афганцам». «Каждую субботу мы с Яшиным ходили в баню, — рассказывал мне Рябов. — Когда случилась беда с ногой, я стал носить его туда на руках».
Яшину соболезновали люди в диапазоне от чемпиона мира, итальянского вратаря Дино Дзоффа до Иосифа Кобзона. «Королева Голландии предлагала ему приехать на курорт, — рассказывала жена Яшина Валентина Тимофеевна, — а одна семья из Краснодарского края посылки присылала — с медом, вареньем, даже картошкой». Получив новый сочувственный звонок от главного редактора немецкого журнала Kicker Карлхайнца Хайманна, Яшин ответил: «Когда насмотрелся на мальчишек без рук, без ног в госпитале, цепляющихся за жизнь, понял, что мне ныть непристойно. Мне бы только от «кадушки» освободиться — и хоть в ворота становись». Узнав, что кадушка — это примитивный протез, аналога которому в Советском Союзе было не найти, Хайманн велел изготовить в Мюнхене современный, титановый, и отправить его Яшину.
В середине марта 1990 года, после многолетних усилий комментатора Николая Озерова, появился указ о присвоении Яшину звания Героя труда. После ампутации второй ноги Лев Иванович уже не выходил из своей квартиры на Песчаной. Узнав, что награду доставит лично президент СССР, он пригласил близких друзей — того же Озерова и Геннадия Хазанова, но в итоге Горбачев сослался на занятость и отправил вместо себя депутата Рафика Нишанова. Хазанов вспоминал: «Яшин тихо, почти шепотом сказал, глядя на всю эту суету: «Гена, зачем мне эта звезда, когда я уже умираю?»»
Спустя двадцать семь лет после смерти Яшин остается чуть ли не единственным символом советской эпохи, который, во-первых, известен во всем мире, а во-вторых, несет бесспорно положительный заряд. Посетители сайта ФИФА выбрали его лучшим вратарем двадцатого века, ему установили памятник в Рио-де-Жанейро, испанский вратарь Касильяс посвятил его дню рождения пост в фейсбуке («Для тех, кто любит футбол, Лев всегда будет жив»), а в Коста-Рике в его честь назвали мальчика, выросшего в неплохого футболиста — Яшина Боскеса.
В Москве, на Аллее спортивной славы, прошлой осенью открыли бюст Яшина — правда, ошиблись с датой смерти: вместо 20 марта выгравировали 20 апреля.
«Зачем мне звезда, когда я умираю»: Как уходил легендарный Лев Яшин
Чёрный Паук, Чёрная Пантера — такие прозвища получил легендарный футболист Лев Яшин, которому не было и нет равных. Его не стало 20 марта 1990 года. Лайф вспоминает, как уходила легенда.
Фото © ТАСС / Imago-Images
«Когда я перестану играть, то, несомненно, стану тренером: меня всегда привлекала педагогическая деятельность. Обучая ребят, я буду продолжать служить делу футбола, спорта. Вот уже два года, как я учусь в Московском институте физкультуры на тренерских курсах», — говорил Лев Яшин в 31 год.
Своё обещание он сдержал. После завершения футбольной карьеры он возглавил родное «Динамо» и дослужился до заместителя председателя Федерации футбола СССР. Малоподвижный образ жизни сказался на здоровье Яшина. Кроме того, он увлекался курением и не отказывался от пагубной привычки даже в период спортивной карьеры. Из-за хронического заболевания сосудов, поражающего преимущественно артерии конечностей, у Яшина началась гангрена. Пришлось ампутировать ногу.
Фото © ТАСС / Виктор Шандрин
— Валя, зачем мне нога? Я ведь больше в футбол не играю, — говорил Яшин заплаканной жене после наркоза.
«Хватит оскорблять спортсменов!»: за что легенды биатлона ополчились на Губерниева
Вскоре после ампутации у него обнаружили рак. Яшин был скромным человеком и, несмотря на прогрессирующую болезнь, старался не подавать виду. Он перестал появляться на публике. Исключение сделал лишь на свой 60-летний юбилей.
— В августе 1989-го в честь предстоящего 60-летия моего мужа на стадионе «Динамо» устроили большой праздник. По приглашению Льва на товарищеский матч приехали звёзды мирового футбола, а также динамовцы, игравшие в Тбилиси, Киеве, Минске. Матч, по сути, получился прощальным — через полтора года Льва не стало. А в тот раз всё было очень трогательно. Лев совершил круг почёта на автомобиле, подаренном ему японской фирмой. Увы, это была единственная поездка мужа на той иномарке — здоровье больше не позволило кататься, — рассказывала в интервью СМИ Валентина Яшина.
Фото © ТАСС / Игорь Уткин
В начале 1990-го Лев Яшин стал совсем плох. Друзья всячески поддерживали его, но, предчувствуя скорый уход легенды, попросили у властей присудить ему звание «Герой Социалистического труда». Вручать награду должен был сам Горбачёв, но вместо себя он прислал губернатора.
Биатлонистки сборной России потеряли максимальную квоту на Кубке мира
Футболист Никита Симонян вспоминал, как приехал в день награждения домой к Яшину. Выглядел он тогда очень плохо: впалые щёки, глубоко запавшие глаза, неимоверно худой. Он сидел на диване в окружении своих друзей, врача и санитаров. Даже тогда Лев Иванович скромничал и считал себя недостойным высокой награды.
Фото © ТАСС / Игорь Уткин
— Гена, зачем мне эта звезда, когда я уже умираю, — прошептал Яшин артисту Геннадию Хазанову, который присутствовал на той встрече.
Через пару дней после награждения он скончался.
— Когда Лёва умирал, я сидела у его кровати. Он шепчет: «Слушай, поезд уходит, давай поедем побыстрее, вон моя куртка висит», — вспоминала вдова Льва Яшина.
Из-за курения ему ампутировали ногу, а позже он умер от рака. Факты о Льве Яшине
Сегодня, 22 октября, весь футбольный мир отмечает 90 лет со дня рождения легендарного вратаря Льва Яшина. Лайф вспоминает факты из жизни нашего гения.
Яшин изначально был хоккеистом. Вместе с «Динамо» он стал обладателем Кубка СССР и бронзовым призёром чемпионата СССР
Фото © ТАСС / Юрий Моргулис
Яшина прозвали Чёрным пауком из-за того, что в сборной он играл в чёрных гетрах и свитере. В Европе же чаще он был Чёрной пантерой
Фото © ИТАР-ТАСС / Архив / Уткин Игорь
Обладатель «Золотого мяча»
Яшин — единственный в мире голкипер, удостоившийся «Золотого мяча»
Фото © ИТАР-ТАСС / Архив / Уткин Игорь
Яшин курил даже в перерывах матчей! Впоследствии из-за этого у него были большие проблемы с сосудами и появилась гангрена
В 1984 году Яшину ампутировали ногу из-за гангрены. Передвигаться ему помогали протез и трость
Фото © ИТАР-ТАСС/Архив / Величкин Сергей
Причиной смерти легендарного вратаря стал рак желудка. Похоронен он был на Ваганьковском кладбище
Яшину свои стихи посвящали Высоцкий, Евтушенко и Рождественский. В России установлено много монументов и памятников в его честь
Фото © ИТАР-ТАСС/Архив / Шандрин В.
Пеле: «Когда я играл, то восхищался Львом Яшиным — все знают его»
Фото © ИТАР-ТАСС/Архив / Яковлев Александр
Касильяс: «Он находится на вершине списка самых великих вратарей в истории футбола. Это единственный голкипер с «Золотым мячом»
Плетикоса: «Почему Яшин, в отличие от других вратарей, получил «Золотой мяч»? Это гений. Поэтому он и стал исключением из правил»
«Надо было так человека вымучить и наградить перед смертью, когда ему уже все равно. » Лонгрид о Льве Яшине
22 октября великому вратарю исполнилось бы 90 лет.
Какой журналист не поддастся соблазну сделать блюдо острым? Добавить перчика, заправить соусом, да еще горчички.
Чемпионат мира 1962 года в Чили, всего второй в истории советской сборной, принес футболистам обструкцию на основании игр, которых болельщики и большинство специалистов не видели.
32-летнему Льву Яшину тот мундиаль едва не стоил карьеры. Причиной сообщение, отправленное в Москву аккредитованным на чемпионате корреспондентом, как потом говорили, не докой в спорте — за рубеж посылали в качестве поощрения и по степени приближенности. «В проигрыше виноват Яшин, пропустивший два легких мяча и тем самым обрекший команду на поражение», — такая строчка была приговором.
В сезоне, предшествовавшем чемпионату мира, основной страж ворот не набрал оптимальной формы, из-за болезни проведя за «Динамо» лишь немногим более половины матчей. Зато блестяще играл Владимир Маслаченко. Наставники и кураторы мучительно думали и все же склонялись к Яшину — работала магия имени. Жизнь избавила руководство от выбора: Маслаченко травмировался в необязательном акклиматизационном спарринге и выбыл на весь период чемпионата.
В Чили отправлялись с надеждами. В отборочном турнире команда СССР разобралась с норвежцами (5:2, 3:0) и турками (1:0, 2:1), после чего триумфально прокатилась по Южной Америке, последовательно повергнув сборные Аргентины, Чили и Уругвая. На этом фоне результат жеребьевки, помимо давних знакомцев югославов отведший нам в группу пару «латинос» — Уругвай и Колумбию, был расценен как многообещающий. Из четырех команд в четвертьфинал выходили две.
С посланцами Тито соперничество по-прежнему считалось с обеих сторон политическим. Нам везло на эту команду: жребий упорно сводил страны в главных футбольных турнирах. Драматическое, с переигровкой, противостояние в олимпийском Хельсинки-52 оказалось для советской сборной плачевным (не столько по результату — по последствиям), зато через четыре года в Мельбурне, а следом и в финале чемпионата Европы на парижском «Парк де Пренс», чаша склонилась в нашу сторону. И вот в Арике, затерянном в горах рабочем городке на окраине Чили, служившем пристанищем участникам группы, сборная СССР опять победила — 2:0. Югославы играли жестоко: досталось авторам голов Иванову и Понедельнику, а для столпа обороны Эдуарда Дубинского чемпионат на этом закончился — армейца госпитализировали с тяжелым переломом ноги. Не смог больше выйти на поле и Слава Метревели.
Чилийцам турнир оставили не без скрипа: за два года до открытия страну сотрясло чудовищное землетрясение, самое мощное в истории наблюдений. Возникли большие сомнения, что арены и инфраструктуру удастся достойно восстановить. Представитель Аргентины, куда более стабильной экономически и политически, но неожиданно проигравшей чилийцам на конгрессе ФИФА, снова поднял вопрос о передаче турнира Буэнос-Айресу.
— Оставьте нам чемпионат, кроме него ничего у нас нет! — воскликнул президент чилийской федерации футбола Карлос Диттборн во время выступления аргентинца.
В его голосе было столько отчаяния, что у глав делегаций не хватило мужества отобрать у несчастных последнее. Власти гарантировали, что за два года в стране будут построены новые отели и стадионы, — и слово сдержали. В назначенный срок Чили принял гостей во всеоружии: командам, болельщикам, журналистам было предоставлено все входящее в «джентльменский набор» страны-организатора. Во время каждого матча табло стадионов высвечивали девиз, по которому страна жила в ожидании действа: «Имея мало, отдадим все!»
Самую большую цену — жизнь — заплатил возглавлявший оргкомитет 38-летний Карлос Диттборн. Он умер за месяц до открытия чемпионата, когда все было готово, — сказались годы нечеловеческой нагрузки.
Во втором поединке сборная СССР экзаменовала дебютанта и аутсайдера группы — колумбийцев. Все складывалось легко: 3:0 к 11-й минуте, 4:1 к 68-й — и тут. Колумбийцы получили право на угловой. Наши выстроились по отработанной схеме: Нетто в девяти метрах от подающего, левый защитник Чохели у ближней штанги, голкипер у дальней. Капитан увернулся от мяча, чтобы не вышло повторного углового, следующим на пути мяча был Чохели. Летело на ногу, и привыкший управлять обороной Яшин скомандовал очевидное: «Гиви, играй!» А защитнику послышалось: «Играю», — и он пропустил. Мяч шел по дуге и, никого не задев, оказался в воротах.
Кадры видеохроники раскрывают последовавшее: Яшин сказал что-то резкое в адрес Чохели и Нетто, те ответили. Вступил кто-то еще, и возникший разлад, словно молния, разлетелся по линиям, разрушил, застопорил игру. Нелогичный, случайный гол оказался определяющим. Колумбийцы полетели вперед, сократили разрыв до минимума. Их воодушевление нарастало, тогда как у наших разладилось все. Почти перед самым финальным свистком соперники сравняли счет и оставшиеся минуты провели в штурме, но сохранивший холодную голову Яшин больше не пропустил — 4:4.
На еще один подвиг колумбийцев рассчитывать не приходилось (так и случилось: 0:5 от югославов, уверенно шагнувших в четвертьфинал), и наш матч с уругвайцами становился решающим. Игра выдалась жаркой, изобиловала стыками и стычками. Лучше начали уругвайцы, беспрерывно атаковавшие в первые полчаса. Но счет открыли наши: на 38-й минуте организованную Нетто контратаку продолжил Численко, а завершил столичный армеец Алексей Мамыкин.
Ничья по-прежнему устраивала сборную СССР, но не соперника, который продолжал атаковать.
Наши предложили контригру. За минуту до конца комбинация Численко — Хусаинов — Понедельник не завершилась голом благодаря блестящей реакции Сосы, но набежавший Иванов принес победу подопечным Качалина.
Уругвайцев охватило отчаяние. По пути в раздевалку после финального свистка многие рыдали в голос. Центрфорвард Сасиа каждый свой шаг отмечал страшным ударом кулака о шершавую стену тоннеля, оставляя кровавые отметины.
А через четыре дня пришел черед плакать нам. Выпавшие в соперники по четвертьфиналу чемпионата чилийцы, уступая в классе, имели козырями климат и двенадцатого игрока. Тем не менее большая часть матча проходила под диктовку советской сборной, разбазаривавшей возможности для взятия ворот. Хозяева же тремя моментами на 90 минут игры распорядились рачительно. Первый, еще в дебюте поединка, ликвидировал Яшин броском в ноги прорвавшемуся форварду.
Довольно скоро, на 27-й минуте, Численко восстановил равновесие, но удача была союзницей чилийцев. Через минуту-полторы полузащитник Рохас овладел мячом на своей половине поля и, не видя продолжения, стал двигаться вперед. Ему никто не мешал: соперники были заняты каждый «своим» игроком, а центральный защитник Масленкин пятился и пятился. Так, не встречая противодействия, Рохас приблизился к штрафной и метров с двадцати пяти-тридцати без подготовки пробил. Яшин чуть затянул с прыжком — 1:2.
Оставшиеся полтора тайма протекали с ощутимым преимуществом советской сборной, форварды оббили штанги чилийских ворот, но на большее не сподобились. В полуфинал вышли хозяева чемпионата.
Как у любой неудачи, у этой имелись свои отцы. Непродуманность схем, несыгранность, отсутствие четкой тактической концепции наложились на затянувшийся в советском футболе переход от устаревшей системы «дубль-вэ» (три защитника на пять нападающих). Сборная играла некий промежуточный вариант со входившей в мире в моду 4-2-4 — с пятью форвардами и одним полузащитником, уступая сильным командам середину поля, а со слабыми при территориальном преимуществе зачастую ведя игру на холостом ходу.
Не способный вникнуть в тонкости теории болельщик яростно впился в отданного на заклание. Виновником неудачи на Родине провозгласили вратаря, о чем сам Лев Иванович узнал после посадки в московском аэропорту, куда приехала группа болельщиков-радикалов — «бить Яшина». Трансляций с чемпионата советское телевидение не вело, а печатное слово не подлежало сомнению.
Дальше — больше! На матчах возобновившегося чемпионата страны при объявлении составов стоило диктору объявить фамилию Яшина, как трибуны взрывались негодованием. И потом все 90 минут, стоило только вратарю встретиться с мячом, — свистели, улюлюкали, скандировали: «С поля!», «На пенсию!», «Внуков нянчить!»
Гон расширялся как снежный ком и вышел далеко за пределы стадиона. Возникли частушки. Неделю за неделей появление в людных местах кололо косыми взглядами, а каждый выход на поле становился мукой. И однажды Яшин не выдержал: «Все!»
Старший тренер «Динамо» Александр Пономарев — все в футболе перевидавший знаменитый торпедовский Пономарь — сказал просто: «Поезжай, Лева, отдохни, а там видно будет. «
Почему все-таки он? Были вратари, имевшие вспышки не менее, а то и более яркие — в отдельных матчах и даже целом сезоне. Но никто не сопроводил свою карьеру печатью высшей надежности — при разовых штучных проколах, лишь оттенявших яшинскую гениальность, никто не спасал партнеров с запрограммированной регулярностью столь долгий срок.
Его взяли в «Динамо», имея полных сил Хомича и Саная. Тогда не заглядывали так сильно вперед, и, если включали в состав, новобранец должен был играть сразу — рассмотрел же кто-то будущего Яшина в длинном нескладном парне. А тогда, на первых его тренировках в компании признанных мастеров, многие открыто недоумевали: кого привели?!
Хомич приехал в Минск в критическом, по тогдашним меркам, возрасте — заметно за тридцать. Его выбил из состава московского «Динамо» возмужавший за два года нахождения в дубле 22-летний Лев Яшин, вратарь отменных физических качеств и принципиально нового мышления. До этого Тигр провел тяжелый год под Вальтером Саная, а теперь и вовсе становился третьим.
Хомичу было в самый раз закончить блестящую карьеру, оставшись в истории знаменитым Тигром (а еще, об этом мало кто знает, Обезьяной — «Обезьяной, которой невозможно забить», — как писали турецкие газеты), покорившим турецкую и особенно английскую публику. А он, оставив семью в московской квартире, отправился в Минск, где его ждали общежитие и не бог весть какая зарплата. Но еще его ждал Футбол, и это решало все.
Он самозабвенно тренировался, а после тренировок затравлял молодых партнеров бить с разных точек — на соки, компот, бутылку минеральной — и злился, если после отраженного им мяча игрок не шел на добивание. «Ты не останавливайся, ты забей Хомичу, обыграй Хомича!» — восклицал он о себе в третьем лице. Алексей Петрович отучил партнеров покидать поле со свистком. А по пути в раздевалку стаскивал через голову и выкручивал свой вратарский свитер — из свитера текло.
«Миг — и судьба», книга 1, гл. «Алексей Хомич»
В матчах первого своего чемпионата в 1950 году молодой Яшин появился в динамовских воротах как не очень удачливый новичок. Лишь дважды сыграл в основном составе (как окажется, почти за три года — ровно на столько запущенные молодым «пенки» продлят московскую игровую жизнь Алексею Хомичу, списанному впоследствии в Минск в весьма приличной форме), и оба раза неудачно. Особенно с тбилисцами, когда при счете 4:1 в пользу москвичей пропустил подряд три гола, причем один — между рук, и его надумали снять, но капитан команды Бесков отослал сменщика назад, велев играть дальше, а сам забил пятый, победный гол — 5:4.
Забегая вперед, при Бескове-тренере Яшин доиграет свой девятнадцатый сезон как самый знаменитый вратарь в истории футбола, но символика не всегда вписывается в реальность: был в карьере момент излома, когда Константин Иванович во Льва не поверил.
Яшин приступил осторожно, заново привыкал к воротам, вспоминая утерянное ощущение их габаритов. Старенький автобус дублирующего состава словно возвращал его, 33-летнего, в юность, доставляя на подмосковные стадиончики с криво сколоченными трибунами, и привозил назад в белокаменную перед полуночью. Пономарев вводил в основу деликатно, по мере обретения уверенности — вдали от безжалостной Москвы.
К началу континентального цикла (Кубок Европы-63/64) Яшин прочно вернулся в ворота «Динамо». Открытым оставался вопрос сборной, вступавшей в борьбу за приз, обладателем которого являлась после 1960 года, с 1/8 финала. Нам сразу выпали итальянцы, команда Маццолы и Риверы. В первом матче в Москве стоял Урушадзе, которому удалось сохранить ворота «сухими» (2:0).
Ответную встречу отдалял месяц, в который Яшину пришло именное приглашение ФИФА выступить в составе символической сборной мира в лондонском «матче века», посвященном столетию футбола. Любопытно, что формировал команду элиты Фернандо Риера — наставник чилийской сборной, от которой Лев Иванович пропустил два самых злополучных в карьере гола.
Лондонский и римский поединки разделяли всего две недели, и начальство предложило старшему тренеру Бескову определиться: если Яшин нужен, будет готовиться в Рим, а не нужен — пусть хоть на все четыре. Уже удаливший из сборной часть качалинской «гвардии» Константин Иванович ответил, что Яшин не требуется, и тот отправлялся на «Уэмбли» не звездой, а изгоем — фактически завершать карьеру. Десятилетия спустя стали писать, что Бесков проявил деликатность и прозорливость, понимая, сколь много значил для Яшина матч в звездной компании, в какую из советской страны никто никогда не попадал. Но это был скорее пиетет к заслугам и возрасту Константина Ивановича. Ни один в мире наставник не переступит тренерский свой эгоизм в отношении дела, которому подчинена жизнь. Не отказался бы Бесков от игрока, не утрать в него тренерской веры!
23 октября 1963 года стало вторым рождением великого вратаря. Рядом с Эйсебио, ди Стефано, Пушкашем, Зеелером, Джалмой Сантосом Яшин, днем раньше переступивший порог 34-летия, сыграл так, что все мировые агентства назвали его лучшим в мире. Отразив немыслимые удары Чарльтона, Гривса, Пейна, Лев Иванович в отведенном первом тайме сохранил ворота ФИФА в неприкосновенности, тогда как вышедшему на смену югославу Шошкичу англичане забили дважды (итог — 2:1 в пользу хозяев).
Матч века транслировался на полпланеты, и сотни миллионов болельщиков явились свидетелями яшинской игры. Резонанс был такой, что по возвращении триумфатора немедленно вернули в сборную СССР. Кураж сохранился, на римском «Олимпико» Яшин, помимо пенальти от Маццолы (57-я минута), взял еще два «мертвых» мяча — и вновь стал в стране героем, на этот раз окончательно. Эпитеты «замечательный», «выдающийся», «неувядаемый» вернулись на страницы газет, а сменившие гнев на восторг трибуны встречали имя аплодисментами. В большом футболе он выступал еще семь лет — до сорока.
На снимке внимание привлекли упрятанные под защиту колени. Это не дань моде, а вынужденная мера. Было время, когда молодой Лев вообще не нуждался в защитных штучках. Годы — они для сидячего опыта хороши, а в игре с каждым перещёлком навешиваются новой пудовой гирей. Яшин не в охотку до сорока играл, а через силу, преодолевая естественное сопротивление возраста.
И все же: за счет чего? Вправду выдающийся мастер, он жил в воротах, ничего не боялся. Не стоял в оцепенении — работал по всей штрафной, а то и в поле, что было по тем временам новаторством. Не в быстроте реакции или отчаянности бросков превосходил он вытесненного из «Динамо» Хомича, а позже и многих вратарских величин — в мышлении, тонком прочтении игры. Пускал при этом и «бабочек», но что характерно: яшинские неудачи вспоминают примерно так же, как великие матчи других вратарей, они в его карьере были сенсациями, тогда как надежность — постоянной величиной.
Тысячу раз говорили о простоте как манере его игры, забывая другую составляющую — точный расчет, работу мысли. И еще — адский труд: Яшин рано понял, что за каждым отраженным мячом стоят сотни подобных, парированных на тренировках.
Привычка к труду не оставляла и после карьеры. Переехавшие в Минск динамовцы вспоминают, как в должности начальника команды Лев Иванович вставал на тренировках в ворота и, поймав кураж, заставлял бить по углам и «девяткам» на поражение.
Дотошный в анализе Маслаченко подметил, насколько необыкновенно — нежно, бережно, мягко — Яшин ловил мяч. В этом чувствовался особый вратарский дар. Мяч словно сам залетал ему в руки, и он ловил пальчиками, как дорогое существо. И вводил мяч рукой по-особенному: от плеча, без замаха, с удивительной точностью на хорошее расстояние. Использовать этот яшинский элемент мало кто решался, безопаснее было запулить с руки, — а потом, оказалось, и не могли воспроизвести: у него была широкая, «рабочая» ладонь.
Но главным оставался характер, способность терпеть, не сломаться под обстоятельствами. Будь он не так устойчив, карьера могла завершиться, не начавшись, — после провального дебюта и ссылки на годы в дубль. Или после Чили — не много в спорте набралось бы людей, способных выдержать ту тотальную травлю. Повесь он бутсы на гвоздь — не было бы в советской истории великого вратаря: только потом пришли слава и вечная постановка в пример, которая сделала его спортивную жизнь вдвойне трудной и к которой он относился скорее с досадой и настороженностью.
Независимо от маятника фортуны, он оставался простым, душевным человеком. Получив признание всей страны, он ничего не предпринимал для подчеркивания своего величия. О первом номере знали лишь то, что подметили и озвучили газетчики. Малоизвестный факт: блестящая игра в финале олимпийского турнира в Мельбурне была подвигом 26-летнего Яшина, выступавшего с травмой плеча. На это не обратили внимания под впечатлением от мужества Николая Тищенко с его сломанной ключицей и золотым пасом Ильину. Яшин травмировался в четвертьфинальном матче с индонезийцами (0:0), а в переигровке тоже плечо, только левое, повредил Разинский — и тренерский совет решал, кому из двух «раненых» доверить последний рубеж.
Акцент на колени не случаен: именно они представляются нервом и символикой снимка. Никто на свете — ни зритель, ни родные, ни пересиливающий свои близкие к сорока Лев Иванович — не может знать, какую цену спросит с него судьба за переигранные годы. Он дорого заплатит за почести, пришедшие на смену сильнейшим перегрузкам, нервным и физическим, за эти спрятанные под наколенниками прогрессирующие артриты и артрозы. О послефутбольной трагедии великого ловчего — следующая глава.
В канун своего прощального матча с командой звезд ФИФА Яшин, уже закончивший активные выступления, попросил молодого Юру Пудышева «постучать» по воротам. Такое было за честь, и будущий капитан минчан весь тихий час гонял ветерана по углам. И когда завтра за весь первый тайм, проходивший с перевесом звезд, мяч так и не побывал в динамовских воротах, Пудик потирал на трибуне руки: натренировал.
В большом футболе великий вратарь продержался до морщин, по достижении сорока в 1970-м еще выиграл с московским «Динамо» Кубок. А через год ему организовали прощальный матч с приглашением лучших футболистов планеты. В Москву прибыли все звезды первой величины, за исключением перенесшего операцию на колене Франца Беккенбауэра и Пеле, связанного контрактом с совершавшим коммерческое турне по Боливии «Сантосом», — оба прислали извинительные телеграммы.
Сегодня, когда благотворительные поединки являются делом почти обыденным, происходящее на поле часто подчинено прочитываемому с трибуны сценарию. Но 27 мая 1971 года в Лужниках было чуть иначе: многие мечтали забить великому Яшину. Особенно усердствовал Герд Мюллер — человек-гол, к которому Бесков персонально прикрепил Муртаза Хурцилаву при поддержке Вадима Соснихина. После матча немец признался, что стены его квартиры увешаны фотографиями именитых вратарей, и на обороте каждой он постоянно меняет цифру голов, им забитых.
Наконец, уступил место в воротах молодому Владимиру Пильгую — обнял сменщика и пошел с газона, целиком погруженный в себя. Уже у ленточки спохватился, поднял руку, приветствуя трибуны, но продолжал думать о своем. Хорошо помню кадры кинохроники: в яшинских глазах стояли слезы.
Матч стал эпохальным для миллионов телезрителей, а заполнившие лужниковский стотысячник долго хранили отшпампованный гигантским тиражом значок с датой и росписью виновника торжества.
Для Яшина началась растянувшаяся на два десятилетия другая жизнь. Возможно, кому иному течение дней во всеобщем почитании принесло бы ощущение счастья, а сегодня такую общенародную и приветствуемую сверху любовь не составило бы труда перековать в звонкую монету — далеко ли ходить за примерами. Но мертвая жизнь на нажитой славе Яшину претила. Льва Ивановича ставили в пример школьникам, спортсменам, болельщикам страны, а он словно не желал быть примером, говорил скованно, стеснялся. Человек из другого теста, с 16 лет слесарем, не порывал с заводскими друзьями до старости — высокая трибуна так и не стала для него своей.
После ухода из спорта несколько лет представительствовал в качестве начальника родной команды. Потом его перевели с повышением, отдалили в ЦС «Динамо» на нелепую должность старшего тренера по воспитательной работе. В эти годы (1975-76), чтобы чем-то заниматься, Яшин курировал от ЦС опустившееся в первую лигу минское «Динамо». Ездил с командой Горянского сопровождающим на гостевые встречи. Влиятельный человек — заходил перед игрой в судейскую: «Смотрите, ребята, чтоб без предвзятости. « Первое время срабатывало, но вскоре вернулось на круги своя: в ряде благодарных городов, пользуясь отсутствием телетрансляций, судьи работали в открытую.
В быту с именитым куратором в те годы теснее других соприкасался начальник минского «Динамо» Александр Горбылев. Вспоминал, с Яшиным в любом городе куда ни зайди — зеленая улица и внимание. В ресторане только раскрыли меню, официантка: «Не надо денег, мы так накормим!» И вместе с супом несет открытки — обед стынет, а голодный кумир подписывает. В самолете академик удостоверение протягивает: «Лев Иванович, мне бы автограф!» — «Испорчу же?» — «Ничего, другое выдадут».
Писатель Александр Нилин подметил, что Львом Ивановичем вратарь стал для страны, наверное, лет с тридцати пяти — притом, что всех знаменитостей в кругу болельщиков принято называть уменьшительными именами. В этой подчеркнутой, отчасти спущенной уважительности не чувствовалось диссонанса, хотя возвратившийся в шестидесятые годы Стрельцов не мог не отодвинуть избранника власти в народном признании.
Но Лев Иванович славой не мерялся, в любой точке страны и за рубежом продолжал оставаться желанным свадебным генералом. Но в этих отблесках былой славы он острее, чем кто другой, чувствовал отсутствие настоящего дела. Его угнетало, что в новом существовании он стал просто символом, а по сути — выговорить страшно — никем. Такая непонятная, чуждая его нутру жизнь, найти себя в которой величайшему вратарю столетия было не суждено.
Сидел на лавочке рядом с тренерами родной команды, открывал футбольные ежегодники заметками, за него написанными, коротко выступал в телепередачах, кого-то награждал. Какая-то скрытая боль угадывалась в этом своем всей стране человеке, улыбавшемся людям тепло и грустно, словно нес груз, который не мог сбросить.
«Его из «Динамо» выгнали! — прорвалось однажды у Альберта Денисенко, с которым общались за жизнь в его московской квартире. — Яшина каждый день куда-то звали выступать, пачками письма шли — не успевал читать. Кого-то такая слава задевала. В ЦС «Динамо» он начал мешать, ненужный стал человек. Место, что ли, под кого требовалось или за звание полковника не хотели платить? Оставили бы стол и телефон, ничего больше не надо, но начальство решило: на пенсии — ну и иди на пенсию. Может, потому Яшин и пил — от тоски. А может, болезнь мучила, внутри все жгло — а выпьешь, и забывается».
Пудышев вспоминает, как Яшин просил его поднести на выезде чемодан: Юрий с ним бережно, думал, деньги, а оказалось, пачки соды. Лев Иванович то и дело ее горсточкой в рот и запивал водой — мучила сильнейшая изжога. Но сигарету изо рта не вынимал, курил и курил.
На этом постоянном курении сделал акцент и врач сборной Олег Белаковский. Еще в бытность футболистом Яшин очень переживал перед каждым выходом на поле и настраивал себя «беломориной», а потом ею же снимал послематчевый стресс. Московский городской совет «Динамо», где дела вел зампред Михаил Семичастный, принимал постановление о запрете Яшину курить. О здоровье пеклись или о нехорошем примере, но решение нелепое. Лев его не оспаривал, он просто отходил в сторону и все равно дымил. Курение с его «букетом» категорически не вязалось, ближе к концу карьеры появились проблемы с суставами стоп. Врач считал, что по той же причине хронический гастрит перешел со временем в язву двенадцатиперстной кишки.
Последние годы жизни Льва Ивановича были кошмаром. Неповоротливая наша медицина не могла угнаться за яшинскими болячками. Когда в Союз приехал шведский игрок, с которым ездили когда-то по сборным, и увидел состояние состарившейся звезды — увез его в Швецию, там поменяли зубы.
Ему и протез за границей изготовили по собственной инициативе — когда Льву Ивановичу отняли ногу. Как у всех футболистов, у него начиналось с артритов, артрозов — и с каждым годом становилось хуже, открылась гангрена. Отняли до колена, потом пошло дальше — каждые полгода хирурги поднимались выше, вымучили страшно. В результате последней ампутации уже не на что было крепить протез.
В 1990-м, когда Яшину решили присвоить звание Героя Соцтруда, было ясно, что великий вратарь доживает последние дни. Председатель Президиума ВС СССР Рафик Нишанов со свитой приехали вручать Звезду домой — не решились транспортировать. Приходившие поздравить шептались потом в коридоре, что надо было так человека вымучить и наградить перед смертью, когда ему уже все равно.
Яшина кинулись спасать, договорились с Израилем, когда было уже поздно. О чем он мог думать тогда, догадываясь о безнадежности своего положения? Вспоминать о невзятых мячах, как в кубковом финале 1960-го с московским «Торпедо», который проходил в страшный ливень: Лев пошел из ворот навстречу Гешке Гусарову, а тот перебросил через него мяч прямо из лужи? Или о более ранней драматичной сече за хрустальный трофей, ознаменовавшейся единственным в карьере удалением с поля, когда замены не разрешались и место в воротах был вынужден занять полузащитник Женя Байков? (На другой день на базе вывесили стенгазету: «Кубок должен был быть нашим, да подвел товарищ Яшин».) Или о начале 50-х, когда он после нескольких лет пребывания в дублирующем составе вдруг заиграл так, что заговорила вся Москва, а старенькая мама Старостиных спрашивала сыновей: «Неужели он лучше, чем Соколов?» — имея в виду Николая Евграфовича, звезду тридцатых? А может быть, вспомнил о том, как своим долголетием перекрыл карьеру талантливому дублеру по клубу и сборной, классному вратарю Володе Беляеву, на протяжении двенадцати лет с непонятным упорством сохранявшему верность динамовскому коллективу и сошедшему в 1964-м, отчаявшись побороть неувядающего первого номера?
. Поздние Лев Иванович Яшин и Николай Николаевич Озеров — грустная, страшная фотография зимы 90-го, когда бал правили другие кумиры, другая жизнь.
(«Миг — и судьба» книга 2 «Когда ворота были большими»)