Как называли палачей в ссср
Палачи НКВД: Как сложилась судьба людей, на чьей совести десятки тысяч загубленных жизней
Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.
«Машина смерти»
При жизни он получил за свою самоотверженную работу множество наград, имел почет и уважение среди коллег, получал особую пенсию в размере 3150 рублей, когда средняя зарплата составляла 700 рублей. После ареста Берии генерал-майора лишили звания, орденов и той самой пенсии. Есть версия, что именно после этих потрясений у Блохина случился инфаркт. Он умер в 1955 году и похоронен на Донском кладбище, неподалёку от братской могилы своих жертв.
После ареста Берии Надарая был взят в разработку спецслужбами. Его обвинили в сводничестве, припомнили и все деяния на посту начальника грузинского НКВД. В 1955 он получил 10 лет лишения свободы с конфискацией, отсидел весь срок и доживал свою старость в Грузии.
Он считал расстрел особым искусством, любил обучать начинающих палачей, рассказывая им, как правильно выводить на место казни заключенных и какие действия совершать при расстреле, чтобы не быть забрызганным кровью. При этом он всегда совершенствовал свою работу, если получал замечания от начальства. Например, он проводил воспитательную работу с заключенными, чтобы те перед смертью ни в коем случае не произносили имя вождя.
В наградах Магго знак «Почетный чекист», два ордена Красного знамени и орден Ленина. В 1940 году он был уволен из НКВД. Любовь к крепкому алкоголю, появившаяся за годы работы, довела его до цирроза печени, от которого Магго в итоге и скончался в 1941 году.
Именно такая формулировка значится в приказе об увольнении подполковника Емельянова. Качественно исполняя свою работу, Александр Емельянович в итоге стал шизофреником. Он не раз говорил о сложности своей работы, из-за которой «пили до потери сознательности», потому что иначе невозможно было не сойти с ума. По его же словам, палачи «мылись одеколоном до пояса». Потому что только так можно было избавиться от стойкого запаха крови. На Емельянова и его коллег даже собаки не лаяли, шарахались и обходили их стороной.
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
Сталинские палачи
В истории со сталинскими репрессиями всегда были интересны личности тех, кто приводил приговоры в исполнения. На эту тему в свое время я прочитал много документов и воспоминаний, но каждый раз читал это как какую-то фантастическую литературу. Сложно поверить, что обычный человек каждое утро одевался, ехал в троллейбусе с простыми людьми на работу, но только его работа была убивать людей, как на скотобойне. Многие из этих людей спокойно дожили до пенсии и умерли своей смертью в теплых кроватях, в окружении безутешных родственников. Это ли не доказательство, что бога нет? Алекс Кульманов собрал портреты некоторых сталинских палачей. Почитайте.
Споры по поводу количества жертв параноидальной сталинской политики идут до сих пор, но даже по самым скромным оценкам в период Большого террора (1937-38) расстреливалось по 1200-1300 человек в сутки. В стране был создан целый институт палачей с детально отработанными действиями. У товарища Сталина было много помощников, которые самоотверженно работая «во благо родины» старались держаться в тени. Однако многие ударники получили известность и их имена вписаны в историю рядом с цифрами их преступлений.
Для обеспечения и узаконивания столь масштабной машины смерти возможностей стандартной советской судебной системы не хватало, и для ускорения судебных формальностей были введены новые органы — тройки. Тройки создавались при республиканских, краевых и областных управлениях НКВД СССР и действовали в СССР с августа 1937 по ноябрь 1938 года. Процедура рассмотрения дел была свободной, никаких протоколов не велось. Решения выносились на основе минимального количества документов: постановление об аресте, несколько протоколов обыска и допросов (практически все допросы заканчивались признанием вины), обвинительное заключение. Хорошим завершением деятельности троек стало то, что после 1938 года большинство их членов сами были репрессированы.
Работники НКВД совершенно забросили агентурно-осведомительную работу. В работе «троек» имели место безответственное отношение к следственному производству и грубое нарушение установленных законом процессуальных правил. Ряд бывших сотрудников НКВД сознательно извращали советские законы, совершали подлоги, фальсифицировали следственные документы, привлекая к уголовной ответственности и подвергая аресту по пустяковым основаниям, и даже вовсе без всяких оснований создавали с провокационной целью «дела» против невинных людей, а в то же время принимали все меры к тому, чтобы укрыть и спасти от разгрома своих соучастников по преступной антисоветской деятельности.
Совместное постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР.
Более половины всех расстрелов осуществлялись в Москве. На всю Москву приходилось около 15 палачей. Работала была «вредная», требовала крепчайшей психики, преданности работе и осторожности. Даже родственники не знали о роде деятельности. Наиболее известные места массовых казней в Подмосковье — это Бутовский полигон (20 761 человек только за 1937-38) и спец-объект Коммунарка (около 14 000 убитых). Стреляли и в подвалах. Множество массовых захоронений раскидано по всей стране. Например, на Бутовский полигон осужденных на расстрел привозили из московских тюрем в машинах с надписью «ХЛЕБ». Проводилась перекличка и сверка людей с доставленными из тюрем документами. И только после этого им объявляли смертный приговор. Расстрел начинался после восхода солнца. Расстрелянных закапывали в 13 рвах, общая протяжённость которых составляла 900 метров. Ширина каждого рва была 4–5 метров, а глубина около 4 метров.
«У того, кого ведёшь расстреливать, руки обязательно связаны сзади проволокой. Велишь ему следовать вперёд, а сам, с наганом в руке, за ним. Где нужно, командуешь «вправо», «влево», пока не выведешь к месту, где заготовлены опилки или песок. Там ему дуло к затылку и трррах! И одновременно даёшь крепкий пинок в задницу. Чтобы кровь не обрызгала гимнастерку и чтобы жене не приходилось опять её стирать».
После тяжёлого трудового дня следовал обязательный банкет.
«Водку, само собой, пили до потери сознательности. Что ни говорите, а работа была не из лёгких. Уставали так сильно, что на ногах порой едва держались. А одеколоном мылись. До пояса. Иначе не избавиться от запаха крови и пороха. Даже собаки от нас шарахались, и если лаяли, то издалека».
Под командованием Блохина находилась спецгруппа или расстрельная команда, которая состояла из сотрудников разных подразделений Объединённого Государственного Политического Управления при СНК СССР. Часть сотрудников совмещала охрану вождей с расстрелами врагов народа. А.П. Рогов, И.Ф. Юсис, Ф.И. Сотников, P.M. Габалин, А.К. Чернов, П.П. Па-калн, Я.Ф. Родованский, В.М. Блохин, П.И. Магго, В.И. Шигалев, И.И. Шигалев, П.А. Яковлев, И.И. Антонов, А.Д. Дмитриев, А.М. Емельянов, Э.А. Мач, И.И. Фельдман, Д.Э. Семенихин. Сам Блохин оказался наиболее устойчивым в психологическом плане. Дожил до пенсии в здравом уме. На работе не пил, только после работы. Случалось, что за рабочий день убивал до 200 человек и при этом превосходно себя чувствовал. В богатой квартире генерал-майор Блохина была прислуга. Сам Василий Михайлович страстно увлекался породистыми лошадьми. После смерти Сталина вышел на пенсию, однако, вскоре был лишён всех орденов и пенсии, которая в четыре раза превышала среднюю зарплату по стране. Умер в 1955 году от инфаркта. В 60-х реабилитирован с восстановлением звания и наград.
«Блохин дал сигнал, говоря: «Ну, пойдём, давайте начнём». Блохин положил свою специальную одежду: кожаная коричневая шляпа, длинный кожаный плащ, коричневые кожаные перчатки, с рукавами выше локтя. Для меня это было большое впечатление — я увидел палача».
Начальник УНКВД по Калининской области Токарев.
Третье место с небольшим отставанием от предыдущего занял полковник госбезопасности, руководитель личной охраны Берия — Надарая Сардион Николаевич (1903-после 1965). Личный счёт убитых оценивается в 10 000 человек. Отставая в общем количестве, он поставил абсолютный рекорд по количеству убитых за один раз. За ночь смог лично расстрелять 500 человек. В 1955 году был приговорён в Тбилиси к 10 годам лишения свободы с конфискацией имущества. В вину вменялось, что он поставлял Лаврентию Павловичу женщин для утех. После выхода из тюрьмы проживал в Грузии.
Были среди исполнителей и те, кто ставил достижения науки и техники на службу интересам советского народа, как например Исай Давидович Берг (1905-1939). По национальности еврей. Москвич. В юности вступил в Красную Армию и уже к 1934 году возглавил группу палачей УНКВД Московской области. Главным достижением в его жизни стало создание автомобилей-душегубок. Палачи тяжело переносили обстановку казни — крики, слёзы, истерики, попытки к бегству. Только за два последних месяца 1937 года 3 человека из команды Берга попали в психические или неврологические клиники. Чекист-рационализатор предложил в типичных для НКВД грузовиках ГАЗ-АА, похожих на хлебные фургоны, выводить выхлопные трубы в отделение с приговорёнными. Люди умирали в дороге к местам захоронения. Исполнителям оставалось только выгрузить трупы и оттащить к ямам. Приговорённых до погрузки в машины раздевали догола, а их имущество забирали чекисты. Однако столь успешный палач сам не смог избежать участи своих жертв. Он был арестован в августе 1938 года по обвинению в терроризме. 7 марта 1939 года расстрелян и захоронен на Донском кладбище. После смерти Сталина родственники пытались добиться реабилитации. Поначалу им в этом отказывали, но в 1962 году Исай Давидович был реабилитирован.
Как правило, палачи скрывали от семей род своих занятий, однако, есть случай, когда спецзаданиями занимались братья. Василий (1896-1942) и Иван(1900-1946) Шигалёвы. Василий оказался одним из немногих палачей, кто получил донос от своих коллег. Его обвинили в контактах с врагом народа, и этого было достаточно, чтобы оказаться по другую сторону ствола. Однако принимавший решение народный комиссар внутренних дел Фриновский положил донос в стол. После чего Василий вёл себя очень аккуратно и даже получил Орден «Знак Почёта». Иван помимо других наград умудрился получить медаль «За оборону Москвы», хотя на передовой его не видели.
Полный список палачей
В интервью «Российской газете» Бортников сказал, что большинство обвиняемых в те годы были представителями партноменклатуры и руководителями правоохранительных органов, которые погрязли в коррупции, «чинили произвол и самосуд». Также большое количество фигурантов политических дел того времени имели связи с иностранными спецслужбами, — добавил Бортников. И подчеркнул, что вместе с этим не хочет никого обелять, большая часть исполнителей преступлений того времени среди чекистов понесла заслуженное наказание, когда сместили наркома внутренних дел Николая Ежова.
«Водку, само собой, пили до потери сознательности. Что ни говорите, а работа была не из легких. Уставали так сильно, что на ногах порой едва держались. А одеколоном мылись. До пояса. Иначе не избавиться от запаха крови и пороха. Даже собаки от нас шарахались и если лаяли, то издалека».
Так много лет спустя вспоминал о своей работе один из членов спецгруппы комендатуры НКВД, работавшей в Москве под началом Василия Блохина – будущего генерала госбезопасности, лично застрелившего не менее 5 тысяч (по другим данным, до 15 тысяч) человек. Функции спецгруппы были палаческими: приводить в исполнение приговоры и внесудебные решения о расстреле, принятые различными инстанциями сталинского режима. Весной 1940 года Блохину и его палачам вместе с такими же «специалистами» на местах пришлось выполнять особое задание: уничтожить более 20 тысяч польских офицеров и гражданских лиц, попавших в советский плен в сентябре 1939 года, когда СССР разделил с нацистской Германией территорию Польши.
Расстрелы проводились в нескольких местах – главным образом в Катынском лесу под Смоленском, тюрьмах в Калинине (ныне Твери) и Харькове. В Катыни расстрелянных закапывали во рвах там же, на месте гибели, из Калинина и Харькова тела отвозили для захоронения недалеко – соответственно в окрестности поселка Медное и города Пятихатки. Тем не менее в историографию, прежде всего польскую и европейскую, эта трагедия вошла под именем «Катынского преступления». Возможно, самого известного в мире преступления, совершенного органами ВЧК – ОГПУ – НКВД – МГБ – КГБ за их историю, с начала которой сегодня исполнилось ровно сто лет.
Обложка книги Никиты Петрова «Награждены за расстрел. 1940»
Катынское преступление, с одной стороны, относится к числу наиболее подробно исследованных, с другой – до сих пор активны сторонники старой советской версии тех событий. Она перекладывала вину за расстрел поляков на оккупационные гитлеровские войска – и, соответственно, переносила дату трагедии с 1940 года на более поздний срок. Уголовное дело по фактам расстрела польских граждан было прекращено в 2004 году – в связи со смертью виновных. Тем не менее российская сторона по-прежнему не передала Польше часть (35 из 183 томов) архивных материалов, касающихся Катыни – они остаются засекреченными.
Что касается тех самых виновных, то их имена – от рядовых исполнителей до высшего руководства Советского Союза и НКВД – хорошо известны. Практически полный список причастных к Катынскому преступлению представляет собой секретный приказ №001365, изданный 26 октября 1940 года – о награждении большой группы сотрудников НКВД за выполнение некоего особо важного задания. Как отмечается в посвященной лицам, названным в этом приказе, книге «Награждены за расстрел. 1940», недавно изданной Центром польско-российского диалога и согласия, легко установить, что этим заданием был расстрел польских пленных в Смоленской, Калининской и Харьковской областях. Автор книги, российский историк, заместитель главы Научно-информационного совета общества «Мемориал» Никита Петров рассказал о своем исследовании в интервью Радио Свобода.
– Вы подробно изучили биографии сотрудников НКВД, причастных к расстрелам польских офицеров в Смоленской, Тверской (тогдашней Калининской) и Харьковской областях. При этом главной уликой, позволяющей говорить о соучастии этих людей в данном преступлении, вы считаете секретный приказ об их награждении от 26 октября 1940 года. Понятно, что никакие расстрелянные поляки в приказе не упомянуты. Почему вы уверены, что эти награжденные – это фактически список катынских палачей?
– Здесь все очень просто. Во-первых, до того, как я за это дело взялся, никто этот список не анализировал на предмет того, что это за люди, какие они должности занимали. В преамбуле приказа прямо сказано «за выполнение специального задания», и это сотрудники НКВД Смоленской, Калининской и Харьковской областей. Мы прекрасно знаем, что расстрелы состоялись именно там. Но это косвенная догадка. А действительную природу этого приказа открыл на допросе бывший начальник управления НКВД по Калининской области Токарев, говоривший в начале 1991 года съемочной группе, которая пришла в прокуратуру с соответствующим запросом: всех наградили, кто проводил это убийство, а меня нет, меня в этом списке вы не найдете. Но для прокуратуры тогда это была новость, они вообще не знали, что такой список существует. А Токарев им сказал: вы поищите в архивах, найдете, был такой список, наградили всех. И рассказал о механизме составления этого списка, о том, что непосредственно Василий Блохин, комендант (начальник комендантского отдела Административно-хозяйственного управления НКВД СССР. – Прим. РС), который выезжал в Калинин для проведения расстрелов, как раз проводил эти представления. Кобулов (Богдан Кобулов, один из ближайших сотрудников главы НКВД Лаврентия Берии. – Прим. РС) был против внесения в список Токарева, потому что Токарев до этого отказывался от непосредственного участия – точнее, говорил, мол, для меня это ново, я в этом деле слабоват, боюсь, что подведу.
– Какую сумму дали тем, кто значился в приказе?
– Суммы были от месячного оклада до 800 рублей.
– Вы упомянули Дмитрия Токарева, генерал-майора КГБ. В вашей книге его показания занимают большое место. При работе с этими показаниями вы поняли, какие мотивы им руководили? Он тогда, когда их давал, в 1991 году, насколько я понимаю, был уже очень старым человеком. Что, он на склоне лет решил покаяться – или там какие-то другие побудительные мотивы имелись?
Всеволод Меркулов, один из членов «тройки», санкционировавшей Катынское преступление
– Что касается побудительного мотива, то он очень прост. Токарев прекрасно понимал, что к нему пришли официальные люди из управления КГБ по Владимирской области – это все во Владимире происходило, где он жил. Была санкция на этот разговор, так что нечего таить. Токареву легче было признаваться, потому что это было не его решение. Он прекрасно знал, что его не наградили за расстрел, потому что вообще начальники управлений НКВД Смоленской, Калининской и Харьковской областей – это были тогда новоназначенные люди, а для того, чтобы проводить эти расстрелы, приехали люди из Москвы, из комендантского отдела, и старшие оперативные начальники. К Токареву, например, приехал заместитель начальника Главного транспортного управления НКВД Синегубов, вот он за все и отвечал. Токареву в этом смысле легко было признаваться. Так что побудительный мотив у него был не облегчить душу. Просто, если уж к нему пришла прокуратура и люди из КГБ, то понятно, что придется рассказывать.
– При работе с большим массивом биографий сотрудников НКВД вы сталкивались вообще с раскаянием, с какими-то внутренними их переживаниями? Или все они были убеждены в том, что всё правильно, партия сказала – надо, и мы свое дело исполнили?
– Каков был механизм вынесения смертного приговора погибшим польским пленным, как принималось решение на самом верху?
Николай Синегубов, распоряжавшийся подготовкой и проведением расстрела поляков в Калинине
Селекция шла на местах – в лагерях военнопленных и в управлениях НКВД по западным областям Белоруссии и Украины, а решение одним махом приняло политбюро 5 апреля 1940 года. Это решение известно и опубликовано, там уже речь шла о формировании тройки и об общем лимите на эти расстрелы – примерно 25 тысяч. На самом деле расстреляли ненамного, но меньше – 22 тысячи. Тут расхождение за счет не военнопленных, а гражданских лиц, которых арестовали меньше. НКВД как раз развернул только в апреле аресты гражданских лиц, которые были потом расстреляны по решениям специально созданной тройки в Москве. Учетные дела на офицеров, которые находились в этих трех лагерях, пересылались в Москву, там выносились решения, дальше протокол соответствующего решения тройки шел на место, и людей этапировали в распоряжение областных управлений НКВД. Там уже проводился расстрел по той же схеме, по которой расстреливали в 1937 году. Кстати говоря, места захоронений польских офицеров совпадают с захоронениями жертв террора 1937–38 годов. И в Катынском лесу есть могилы наших граждан, которые погибли в годы Большого террора, и в Медном есть захоронения тех, кто был расстрелян в 1937–38 годах, и в Пятихатках, недалеко от Харькова, то же самое. Поляков хоронили рядом с массовыми захоронениями времен Большого террора.
– Это очень символично, потому что, насколько я понимаю, не только географически это связано, но, по вашей версии, и политически. Поляков ведь убивали по той же логике, что и жертв Большого террора – как социально-классовых врагов?
– Абсолютно. В деле расправы с польскими офицерами и гражданскими лицами сошлись два основных мотива террора 1937–38 годов. Это мотив социально-классовый – уничтожение чуждых по социальному происхождению людей, не пригодных для того, чтобы встраивать их в социализм, в светлое будущее. И второй – национальный мотив. Ведь национальные операции НКВД 1937–38 годов – это также преследование тех, кто якобы связан с заграницей. А массовая расправа 1940 года диктовалась еще и тем, что для Сталина Польша в марте 1940 года не существовала и уже не должна была существовать в будущем. Польши нет как государства. И эти люди ему были совершенно не нужны, они лишние, обуза. Но, конечно же, после июня 1940 года – вы знаете, что тогда произошло (разгром нацистской Германией Франции, резко изменивший военно-политическую ситуацию в Европе. – Прим. РС), – Сталин об этом решении пожалел, однако никогда и никому этого не высказывал.
Эти люди Сталину были совершенно не нужны, они лишние, обуза
– Если вернуться к исполнителям этого сталинского распоряжения, во-первых, кто были члены той тройки, о которой вы упомянули? Во-вторых, в целом у исполнителей было в прошлом, в особенностях происхождения, воспитания что-то общее, что привело их к роли палачей – или там очень пестрая картина?
– С одной стороны, картина, конечно же, пестрая. Если говорить о членах тройки, здесь все понятно – это ближайшие люди Берии. Сначала в тройку должен был быть включен сам Берия, но в оригинале решения политбюро он вычеркнут, вместо него там оказался Меркулов (Всеволод Меркулов – еще один ближайший сотрудник Берии, как и Богдан Кобулов, расстрелян в 1953 году вместе с «шефом». – Прим. РС), естественно, Кобулов и Баштаков, начальник первого спецотдела НКВД. Первый спецотдел подготавливал все бумаги, и его представитель обязательно должен был участвовать при приведении даже внесудебных решений в исполнение.
А что касается исполнителей на местах, то здесь очень разношерстная публика, но, например, смоленских расстрельщиков – тех, кто работал в комендатуре или был надзирателями в тюрьмах, или шоферами, – роднит одно: очень многие в середине 20-х были безработными, потом работа в смоленском Гормебельтрансе, потом перетекли на работу в полпредство ОГПУ по Западной области в 1929 году и устроились вахтерами, комендантами. Такая, я бы сказал, очень понятная работа, несешь себе вахту сутки через двое. Тут есть некоторая общая схема. Люди были очень простые, без большого образования. Хотя отдельные кое-какую карьеру сделали.
Я, кстати говоря, очень доволен результатами, которые удалось представить в книге, потому что, знаете, одно дело, когда мы рассказываем вообще о каких-то там палачах, а другое дело, когда речь идет о конкретных людях: вот человек, вот его биография, фото. Ряды людей, которые в нашей стране до сих пор сомневаются в том, что Катынское преступление – дело рук НКВД, и любят поговорить о том, что это, мол, все-таки немцы сделали, ряды этих людей должны поредеть хотя бы потому, что в моей книге рассказано о конкретных палачах.
Портреты жертв советского и нацистского террора на выставке «Уничтожение польских элит. Катынь и Акция АБ».
– Какая из биографий сотрудников НКВД, которыми вы занимались при работе над книгой, вам больше всего запомнилась?
– Скажем, комендант Куприй из Харьковского управления НКВД – это, конечно же, жанр плутовского романа. Он, собственно говоря, чуть не сел в тюрьму в 1943 году, а много позднее был привлечен к ответственности за хищения материальных средств с какой-то базы, которой заведовал в 1959 году. Но особый интерес представляют те, кто профессионально занимался приведением приговоров в исполнение, то есть те самые сотрудники спецгруппы Блохина и комендатур на местах. Люди, я бы сказал, ночного образа жизни, в том числе в Москве и московских крематориях, там есть истории, которые интересны своей не только мрачностью, но и этакой кладбищенской романтикой.
– Да, безусловно. Мне, когда я читал вашу книгу, особенно бывший деникинский полковник Петр Нестеренко запомнился.
– Многолетний директор Донского крематория в Москве. Он был дворянин по происхождению, в Гражданскую войну воевал за белых, эмигрировал, жил в Париже, там стал специалистом по мрачному, но на тот момент новому и технологически прогрессивному делу – кремации. В 20-е годы его завербовало ОГПУ, поработав на которое Нестеренко вернулся на родину. Там стал начальником Донского крематория, кремировал как жертв расстрелов, проводившихся НКВД, так и самих сотрудников этого ведомства, которые потом попали под вал репрессий. Среди них были и люди, с которыми Нестеренко дружил. А летом 1941 года, сразу после начала войны, пришли за ним самим, приговорили к смерти и расстреляли – правда, не в Москве, а в Саратове.
– Удивительная история.
– Да, о таких судьбах мы говорим, что их мог бы придумать писатель, но тут сама жизнь придумывает литературные сюжеты.
Вы ведите себя хорошо, как бы намекают полякам, тогда, может быть, мы вам что-то еще дадим по Катыни
– Если говорить о расследовании Катынского преступления, начатом еще при Горбачеве, когда Советский Союз наконец признал свою вину, и законченном уже после распада СССР, как можно оценить его итоги и выводы? С чем связано нынешнее нежелание российских властей полностью рассекретить архивные материалы, связанные с Катынью? Казалось бы, уже столько лет прошло, и в живых никого не осталось из тех, кто был причастен.
Сегодня Кремль, с одной стороны официально, безусловно, признал вину Советского Союза, Сталина за Катынское преступление, с другой стороны, он всячески идеологически борется с нынешним польским государством
– Знаете, раньше у нас с коллегами, занимавшимися Катынским преступлением, было такое впечатление, что следствие идет и будет закрыто тогда, когда умрет последний исполнитель. Последний рядовой исполнитель Катынского преступления, кто был награжден этим приказом от 26 октября 1940 года, его фамилия Баринов, умер в 1996 году. С тех пор можно было бы, конечно, все обнародовать. Но тут уже работала другая система, тут была инерция. Сегодня Кремль, с одной стороны официально, безусловно, признал вину Советского Союза, Сталина, органов НКВД за Катынское преступление, с другой стороны, он всячески идеологически борется с нынешним польским государством. Отсюда и это злобное упрямство в том, чтобы не давать материалов по Катынскому делу. Все время распространяются, муссируются какие-то слухи о том, что поляки непременно потребуют денег на компенсации или еще чего-то. Если бы они хотели этих компенсаций, то уже давно потребовали бы, для этого им не нужно иметь оставшиеся тома дела, потому что у них достаточно материалов, которые доказывают советскую вину. Но те более сотни томов, которые были переданы в виде копий после смоленской катастрофы 2010 года, они больше не дополняются. Осталось 35 томов, которые российская сторона не собирается рассекречивать, или, как сказал прокурор Фридинский, не нашла возможным рассекретить. Вот все эти формулы бюрократические, они, с одной стороны, от упрямства, а с другой – это типичные политические манипуляции. Вы ведите себя хорошо, как бы намекают полякам, тогда, может быть, мы вам что-то еще дадим по Катыни. Это, я бы сказал, очень дурной политический метод, но тем не менее он, к сожалению, применяется, – говорит историк, автор книги «Награждены за расстрел. 1940» Никита Петров.