Как на зоне живут кавказцы
«Зеленая зона». Бремя мусульман-кавказцев в российских тюрьмах
Центр анализа и предотвращения конфликтов представил доклад «Северокавказские мусульмане в тюрьмах России». По данным правозащитников, приверженцы ислама наиболее подвержены дискриминации в российских колониях. Они сталкиваются с пытками, избиениями, притеснениями со стороны других заключенных, и все это зачастую без возможности увидеть родных.
Какие именно проблемы выпадают на долю мусульман в местах заключения, чем обусловлена предвзятость силовиков к уроженцам Северного Кавказа и что делают сами осужденные в попытке прекратить страдания, – Кавказ.Реалии рассказали авторы исследования.
Унижения, одиночество и препятствия исповедовать ислам
Нарушения прав человека среди заключенных фиксируются по всей России. Они могут начинаться с момента ареста и очень распространены на этапе предварительного следствия. Последний факт упомянула половина из 30 респондентов: это жители Чечни, Ингушетии и Кабардино-Балкарии.
«[Мусульмане-уроженцы Северного Кавказа] чаще других могут быть подвергнуты насилию, в том числе пыткам, унижающему достоинство обращению, немотивированному наказанию, взысканиям. В отношении них часто нарушается право на свободу вероисповедания, и им сложнее получить дословно-условное освобождение», – перечисляет Екатерина Сокирянская, директор Центра анализа и предотвращения конфликтов.
Пример дискриминации мусульманина – случай уроженца Кабардино-Балкарии Аслана Черкесова, который отбывает наказание за убийство футбольного фаната Егора Свиридова. В 2019 году его более семи месяцев продержали в штрафном изоляторе Енисейска, что Красноярский суд счел законным. При этом та же инстанция определила как «пыточное» нахождение другого заключённого в ШИЗО более 15 суток.
Самой большой проблемой опрошенных заключенных, отмечает Сокирянская, было то, что они отбывали наказание за тысячи километров от дома и не могли часто видеться с родными, а в некоторых случаях семьи вообще не знают о конкретном местоположении осужденного. Кроме того, этапирование проходит в тяжелых условиях, а по прибытии в колонии их встречают собаками, избиениями.
Желая соблюдать каноны ислама, заключенные нередко сталкиваются с неприятием религиозных ритуалов администрацией тюрьмы, добавляет Сокирянская. Впрочем, в некоторых колониях для верующих создаются комфортные условия: молельные комнаты, визиты имамов, организованные походы в мечети.
В целом, как показали интервью с бывшими заключенными, вероятность проблем для заключенного зависит не от типов учреждения, в котором они отбывают наказание, не от модели поведения заключенных, а от администрации колонии.
«В самых строгих исправительных учреждениях заключенные-рецидивисты жили в строгости, но не подвергались унижающему обращению. При этом в других учреждениях осужденным за преступления средней тяжести могло приходиться очень трудно», – поясняет директор Центра анализа и предотвращения конфликтов.
Эхо войны
Такое отношение, полагает Сокирянская, может быть объяснено негативным отпечатком, которое осталось со времен чеченских военных компаний в сознании силовиков, работающих в системе Федеральной службы исполнения наказания (ФСИН).
«Правозащитники, которые профессионально занимаются этой темой, говорят, что отношение к чеченцам, а вместе с ними и к другим кавказским мусульманам, резко ухудшилось после начала первой войны (1994-1996 гг. – Ред.). Это было связано с активной античеченской пропагандой в федеральных СМИ, а также с тем, что в системе ФСИН стали работать люди, которые вернулись из зоны боевых действий: они сохранили свое подозрительное, а порой и враждебное отношение к кавказским мусульманам. По информации правозащитников, значительная часть сотрудников этого ведомства прошла через боевые командировки на Северном Кавказе», – сообщает она.
К возможным причинам предвзятого отношения к выходцам из республик Северного Кавказа в тюрьмах эксперт относит и установку на борьбу с терроризмом и экстремизмом. В России, по ее словам, традиционно большинство осужденных по статьям, связанным с вооруженной деятельностью, – выходцы из Северного Кавказа, поэтому система ФСИН усилила внимание к этой категории заключенных.
Иерархия
Дополнительным источником уязвимости для осужденных, по словам Сокирянской, являются неформальные тюремные иерархии – деление по мастям, или кастам. Осужденные, оказавшиеся в низшей касте, нередко подвергаются издевательствам со стороны других заключенных.
В зависимости от группы, которая неформально контролирует территорию, различают «черную» зону – контролируется «блатными», «красную» (администрацией) и «зеленую» (мусульманами). Про «зеленые зоны», по её словам, начали говорить в 2000-х, но пока достоверно неизвестно, существуют ли они.
Респондентам приходилось вливаться в воровскую среду с её иерархиями. Опрошенные рассказали, что кавказцы «умели поставить себя». Ключевую роль в этом играло то, что они были сплоченными.
Воры в законе по-кавказски: стабильность, Кадыров и конфликты
«Иногда держались сформированными по религиозному признаку джамаатами (коллективами. – Ред.), которые выходили из системы неформальных иерархий, а в отдельных случаях доминировали над ними. Как минимум один респондент это рассказал. При необходимости прибегали к воровским понятиям. Объясняли это тем, что воровские законы – это общая система координат, которая в тюремной среде позволяет взаимодействовать представителям разных культур», – рассказала эксперт.
«Это эксперты связывают с тем, что сотрудники колоний региона – местные жители. В случае применения насилия им грозят неприятности со стороны родных заключенных. Поэтому они не чувствуют своей безнаказанности», – рассказала Сокирянская.
Мужчины и женщины
Интересно, что опрошенные авторами доклада женщины адаптировались в тюрьме сложнее, чем мужчины. Попавшие в тюрьму кавказские женщины теряют семьи, детей, социальные связи и имущество. Например, заключенная Мадина (имена респондентов в докладе изменены) испытывала «страх, что дети одни остались» и «позор, который не смыть».
«Это терпилово, ад, очень тяжело привыкала. Уходила в себя. Каждый прожитый день был как вечность», – цитирует её Сокирянская.
Для мужчин самым сложным оказалась адаптация к новым бытовым условиям, отсутствию личного пространства и агрессивной тюремной среде. Тяжелее всего привыкали те, кто считал себя осужденным несправедливо или по сфабрикованному делу.
«Я больше всего себя измотал тем, что каждый день, когда открывалась эта дверь, когда заносили еду, – каждый день я ждал оправдательный приговор. Этим я себя измотал. Почти четыре с половиной года это длилось. Это меня с ума сводило», – приводит Сокирянская слова одного из респондентов.
В поиске облегчить жизнь заключенных
Добиться защиты прав заключенных и привлечь к ответственности тех, кто нарушил их права, очень сложно. Поэтому нередко заключенные идут на крайние меры: устраивают голодовки и бунты, предпринимают попытки покончить с собой.
К примеру, в апреле трое уроженцев Дагестана, отбывающие наказание в одной из колоний Смоленской области, объявили сухую голодовку в знак протеста против систематических издевательств со стороны сотрудников. Однако после этого репрессии ужесточились, сообщал отец одного из осужденных.
По мнению Сокирянской, самое полезное, что респонденты получили в колониях, – это обучение рабочим специальностям. Многие из них воспользовались возможностью получить новые навыки. Это помогает им в реинтеграции.
О международном опыте возвращения бывших заключенных в общество поведала Кавказ.Реалии другой автор доклада, исследователь Центра анализа и предотвращения конфликтов Виктория Гуревич.
Так, в Турции создаются советы, которые помогают бывшим заключенным заниматься сельскохозяйственной деятельностью. Им выделяются кредиты на покупку земли и оборудования для малого бизнеса. В Сингапуре обучают женщин-консультантов для оказания поддержки жен бывших заключенных.
В разных странах – например, в Саудовской Аравии – бывшим заключенным на некоторое время предоставляют жилье, чтобы помочь им постепенно вернуться к обычной жизни. Бывшие заключенные должны 12 недель провести в таком промежуточном жилье. Они проходят различные программы, включая обучение истории, политике, личностному развитию, участвуют в спортивных мероприятиях.
Новостное приложение Кавказ.Реалии.
Скачать
Ocmedia Website
Зеленая зона: кавказские заключенные в тюрьмах России
Беслан (имя изменено) освободился из одной из уральских тюрем несколько месяцев назад. «Я был свидетелем тому, как избивали кавказцев, в основной массе — дагестанцев, за то, что они всегда пытались защитить друг друга, вместе ели и делали намаз [молились]. Воры при этом держались в стороне, но было видно, что избиение организовано не без их участия и, конечно, с ведома администрации колонии», — рассказал Беслан OC Media.
По словам Беслана, даже в традиционно «черных» лагерях в последние годы размывается интернациональная «воровская» идеология из-за обострения межнациональных и межрелигиозных противоречий, и администрация умело этим пользуется, сталкивая славян и кавказцев, мусульман и «воров в законе».
Упадок «черных» зон
Как пояснил OC Media житель Кабардино-Балкарии Тимур, освободившийся два года назад из колонии на Урале, российские исправительные учреждения традиционно делятся на «черные» и «красные» зоны, а сами заключенные — на «масти», или касты. По словам Тимура, принадлежность к определенной «касте» имеет огромное значение в тюремной жизни, и уроженцы Кавказа часто не вписываются в эту систему.
Тимур объясняет, что «черные» зоны — это места лишения свободы, в которых все строится на «понятиях» — неписаных «воровских» законах. Сотрудничать с администрацией в среде заключенных такой колонии считается неисправимым проступком.
По словам Тимура, в«черных» зонах и тюрьмах до недавнего времени царил криминальный интернационализм. Такие факторы, как расовая и национальная принадлежность или вероисповедание, во взаимоотношениях между заключенными не играли там никакой роли. Главное — это личные качества и поведение в глазах сокамерников и солагерников.
В «красных» зонах, по словам Тимура, положение кавказцев гораздо хуже. «Красными» именуются те тюрьмы, в которых всячески поощряется взаимодействие заключенных с администрацией исправительного учреждения. Жизнь здесь протекает по правилам руководства зоны. По словам Тимура, администрация таких зон и раньше, и сейчас к уроженцам Кавказа априори относится враждебно.
«Склонные к нарушению режима»
Алибека Тенигова, уроженец Северного Кавказа, отбывал наказание в нескольких российских тюрьмах в 1995–1999 и в 2006–2013 годах. По его словам, отношение к уроженцам Кавказа в пенитенциарных учреждениях России стало ухудшаться в середине 1990-х годов, с начала чеченских войн. Представители кавказских народов стали тогда объектами особого внимания со стороны администраций исправительно-трудовых учреждений (ИТУ), а также групп заключенных «красной масти» — то есть заключенных, открыто сотрудничающих с администрацией.
Тенигов сказал OC Media, что в середине 1990-х администрация ИТУ еще отделяла чеченцев от представителей остальных национальностей Кавказского региона, но со временем эта грань в сознании администрации стала размываться.
По мнению Тенигова, этому способствовал очередной виток войны на Северном Кавказе в конце 1990-х — начале 2000-х, когда ряды «экстремистов и сепаратистов» стали пополняться не только уроженцами Чечни и Ингушетии, но также дагестанцами, кабардинцами, балкарцами и другими представителями северокавказских этносов.
«Во время Второй чеченской войны всех чеченцев и ингушей в нашем лагере обязывали каждые два часа ходить на вахту. Неявка на отметку, автоматически означала наказание — вплоть до водворения в штрафной изолятор (ШИЗО)», — рассказал Тенигов OC Media.
По его словам, на делах почти всех заключенных чеченцев в тот период ставились отметки «склонный к нарушению режима» и «склонный к побегу». Тенигов говорит, что начальство под разными предлогами препятствовало отправлению ими религиозного культа — что продолжается и сегодня — и отменяло положенные свидания, запрещала телефонные переговоры, а если и разрешало, то за взятку, размер которой значительно превышал негласно установленную для других заключенных «цену».
Все они — «звери»
Тенигов говорит, что, по его мнению, такое отношение к заключенным с Кавказа сформировалось, поскольку среди так называемых «воров в законе» — высшей «касты» криминального мира — большой процент составляют уроженцы Южного Кавказа — грузины, абхазы, армяне. Хотя доля северокавказцев в «воровском» сообществе мала, начальники «красных» ИТУ не делают между ними различия. Для них все они — «звери». Сегодня даже в «черных» зонах администрация уделяет кавказцам особое внимание.
Тенигов рассказывает, что с первых дней пребывания в следственной тюрьме он почувствовал «особое отношение». Он говорит, что северокавказцам часто устраивают «ротацию» — не дают обжиться в одном месте и каждые несколько дней переводят в новую камеру. По его словам, «так может длиться годами», и это «нервирует заключенного», которому постоянно приходится привыкать к новым соседям.
Тенигов говорит, что администрация не смотрит на значащиеся в личных делах фамилии заключенных — хватает фотокарточек. «Если внешность у тебя славянская или скандинавская, то тебя вряд ли переведут в другую камеру, а кавказский тип лица сразу бросается в глаза», — сказал Тенигов.
«Зеленые» зоны и рост влияния джамаатов
«С крушением СССР, который считался «единой семьей братских народов, — говорит OC Media адвокат Тимур, просивший не называть его фамилии, — принципы интернационализма постепенно стали рушиться и в среде заключенных. Все большую роль в криминальной среде и в пенитенциарных учреждениях стали играть этнические группировки, и все меньшую — «воровской закон» и «красная» администрация. В тюрьмах и колониях, помимо землячеств, основанных на национальной солидарности, стали появляться устойчивые религиозные общины, в частности — мусульманская».
«Тюремные джамааты (мусульманские общины) в российских колониях появились далеко не вчера», — поясняет эксперт по Северному Кавказу Денис Соколов газете «Коммерсантъ». «После старта второй чеченской кампании мусульмане впервые стали отправляться в российские тюрьмы столь массово», — говорит он.
«Это создало проблему спецслужбам: ломать людей по одному легче, чем целый джамаат. Тюремное начальство всегда умело управлять зонами лишь через блатных, но через джамааты, видимо, не получается», — рассуждает Соколов.
По мнению Соколова, ислам в российских тюрьмах действительно становится все популярнее, поэтому с некоторых пор наравне с «черной зоной», где царят блатные порядки, появился термин «зеленая зона», подразумевающий, что неформальный контроль над ней взяли мусульмане.
Он также говорит, что сегодня криминальная элита и администрация уступают джамаатам в сплоченности, а их лидеры нередко используют свои возможности для давления на криминал и администрацию.
По мнению Беслана, который освободился из уральской тюрьмы несколько месяцев назад, кавказцы-мусульмане, не имевшие ранее лагерного опыта, нередко сами провоцируют эксцессы — постоянно упоминают Аллаха и пророка, чересчур настойчиво проповедуют свою религию, демонстративно отправляют культ и высказывают отвращение к «харамной» (запрещенной) еде — свинине, колбасе. Тем не менее, ряды исламской общины в колонии, где Беслан отбывал срок, иногда пополнялись за счет вступления в нее русских.
«Мне трудно судить об искренности этих людей. Возможно, они решили принять ислам только для того, чтобы облегчить себе жизнь в зоне, так как члены мусульманской общины всегда держались вместе, помогали и защищали друг друга», — говорит Беслан.
По его словам, администрации не на руку появление новых неформальных групп в среде заключенных, поэтому она пытается препятствовать этому. Беслан говорит, что такая солидарность не нравится и «черной масти», которая боится утратить влияние на основную массу заключенных. «Это обстоятельство делает администрацию и «черную масть» союзниками, хотя ни те, ни другие никогда в этом не признаются».
Там, где «ломают»
Во время пребывания в Красноярской колонии (2011–2017) он неоднократно получал по пять, десять, пятнадцать суток штрафного изолятора ежемесячно. Он сообщил своим близким через адвоката, что «если его найдут мертвым, то это не будет самоубийством».
«Мне сложно представить того, кто хотел бы попасть в ШИЗО, это (…) небольшое помещение, где нет ничего, кроме стен и табуретки, приколоченной к полу. И человек целый день либо сидит на ней, либо ходит туда-сюда. Там даже лечь нельзя — спальное место откидывается только на ночь, там нельзя курить. Если бы я был осужденным и провел хотя бы пять дней в ШИЗО, я бы до конца срока стремился максимально не допускать нарушений», — отмечает сотрудник «Комитета против пыток» Олег Хабибрахманов.
Правозащитник предполагает, что издевательства над Черкесовым — это заказ властей.
Независимо от места задержания и вынесения приговора, многие уроженцы Северного Кавказа оказываются в тюрьмах и пенальных колониях Сибири и Дальнего Востока. Чеченский бизнесмен Абдула Исаев, к которому не допускают его адвоката, отбывает срок в Минусинской тюрьме на юге Сибири. Там же стал инвалидом и после этого был выпущен на свободу в 2012 г. другой чеченец, Зубайр Зубайраев.
По мнению юриста фонда «В защиту прав заключенных» Надежды Раднаевой, «предрассудки работников колоний распространяются не только на осужденных сепаратистов (…), а на уроженцев Северного Кавказа вообще».
Aslan is a journalist based in Kabardino-Balkaria.
«Это терпилово, ад». С чем сталкиваются кавказские мусульмане в тюрьмах России
Центр анализа и предотвращения конфликтов представил доклад «Северокавказские мусульмане в тюрьмах России». По данным правозащитников, приверженцы ислама наиболее подвержены дискриминации в российских колониях. Они сталкиваются с пытками, избиениями, притеснениями со стороны других заключенных, и все это зачастую без возможности увидеть родных.
С какими именно проблемами сталкиваются мусульмане в местах заключения, чем обусловлена предвзятость силовиков к уроженцам Северного Кавказа и что делают сами осужденные, чтобы улучшить условия своего содержания, Кавказ.Реалиям рассказали авторы исследования.
Унижения, одиночество и препятствия исповедовать ислам
Нарушения прав человека среди заключенных фиксируются по всей России. Они могут начинаться с момента ареста и очень распространены на этапе предварительного следствия. Последний факт упомянула половина из 30 респондентов: это жители Чечни, Ингушетии и Кабардино-Балкарии.
«[Мусульмане – уроженцы Северного Кавказа] чаще других могут быть подвергнуты насилию, в том числе пыткам, унижающему достоинство обращению, немотивированному наказанию, взысканиям. В отношении них часто нарушается право на свободу вероисповедания, и им сложнее получить дословно-условное освобождение», – перечисляет Екатерина Сокирянская, директор Центра анализа и предотвращения конфликтов.
Пример дискриминации мусульманина – случай уроженца Кабардино-Балкарии Аслана Черкесова, который отбывает наказание за убийство футбольного фаната Егора Свиридова. В 2019 году его более семи месяцев продержали в штрафном изоляторе Енисейска, что Красноярский суд счел законным. При этом та же инстанция определила как «пыточное» нахождение другого заключенного в ШИЗО более 15 суток.
Самой большой проблемой опрошенных заключенных, отмечает Сокирянская, было то, что они отбывали наказание за тысячи километров от дома и не могли часто видеться с родными, а в некоторых случаях семьи вообще не знают о конкретном местоположении осужденного. Кроме того, этапирование проходит в тяжелых условиях, а по прибытии в колонию их встречают собаками, избиениями.
Желая соблюдать каноны ислама, заключенные нередко сталкиваются с неприятием религиозных ритуалов администрацией тюрьмы, добавляет Сокирянская. Впрочем, в некоторых колониях для верующих создаются комфортные условия: молельные комнаты, визиты имамов, организованные походы в мечети.
В целом, как показали интервью с бывшими заключенными, вероятность проблем для заключенного зависит не от типов учреждения, в котором они отбывают наказание, не от модели поведения заключенных, а от администрации колонии.
«В самых строгих исправительных учреждениях заключенные-рецидивисты жили в строгости, но не подвергались унижающему обращению. При этом в других учреждениях осужденным за преступления средней тяжести могло приходиться очень трудно», – поясняет директор Центра анализа и предотвращения конфликтов.
Эхо войны
Такое отношение, полагает Сокирянская, может быть объяснено негативным отпечатком, который остался со времен чеченских военных кампаний в сознании силовиков, работающих в системе Федеральной службы исполнения наказания (ФСИН).
«Правозащитники, которые профессионально занимаются этой темой, говорят, что отношение к чеченцам, а вместе с ними и к другим кавказским мусульманам, резко ухудшилось после начала Первой [чеченской] войны (1994-1996 гг. – прим. ред.). Это было связано с активной античеченской пропагандой в федеральных СМИ, а также с тем, что в системе ФСИН стали работать люди, которые вернулись из зоны боевых действий: они сохранили свое подозрительное, а порой и враждебное отношение к кавказским мусульманам. По информации правозащитников, значительная часть сотрудников этого ведомства прошла через боевые командировки на Северном Кавказе», – говорит она.
К возможным причинам предвзятого отношения к выходцам из республик Северного Кавказа в тюрьмах эксперт относит и установку на борьбу с терроризмом и экстремизмом. В России, по ее словам, традиционно большинство осужденных по статьям, связанным с вооруженной деятельностью, – выходцы из Северного Кавказа, поэтому система ФСИН усилила внимание к этой категории заключенных.
Иерархия
Дополнительным источником уязвимости для осужденных, по словам Сокирянской, являются неформальные тюремные иерархии – деление по мастям или кастам. Осужденные, оказавшиеся в низшей касте, нередко подвергаются издевательствам со стороны других заключенных.
В зависимости от группы, которая неформально контролирует территорию, различают «черную» зону – контролируется «блатными», «красную» (администрацией) и «зеленую» (мусульманами). Про «зеленые зоны», по ее словам, начали говорить в 2000-х, но пока достоверно неизвестно, существуют ли они.
Респондентам приходилось вливаться в воровскую среду с ее иерархиями. Опрошенные рассказали, что уроженцы Кавказа «умели поставить себя». Ключевую роль в этом играло то, что они были сплоченными.
«Иногда держались сформированными по религиозному признаку джамаатами (коллективами – прим. ред.), которые выходили из системы неформальных иерархий, а в отдельных случаях доминировали над ними. Как минимум один респондент это рассказал. При необходимости прибегали к воровским понятиям. Объясняли это тем, что воровские законы – это общая система координат, которая в тюремной среде позволяет взаимодействовать представителям разных культур», – рассказала эксперт.
«Это эксперты связывают с тем, что сотрудники колоний региона – местные жители. В случае применения насилия им грозят неприятности со стороны родных заключенных. Поэтому они не чувствуют своей безнаказанности», – рассказала Сокирянская.
Мужчины и женщины
Опрошенные авторами доклада женщины адаптировались в тюрьме сложнее, чем мужчины. Попавшие в тюрьму кавказские женщины теряют семьи, детей, социальные связи и имущество. Например, заключенная Мадина (имена респондентов в докладе изменены) испытывала «страх, что дети одни остались» и «позор, который не смыть».
«Это терпилово, ад, очень тяжело привыкала. Уходила в себя. Каждый прожитый день был как вечность», – цитирует ее Сокирянская.
Для мужчин самым сложным оказалась адаптация к новым бытовым условиям, отсутствию личного пространства и агрессивной тюремной среде. Тяжелее всего привыкали те, кто считал себя осужденным несправедливо или по сфабрикованному делу.
«Я больше всего себя измотал тем, что каждый день, когда открывалась эта дверь, когда заносили еду, – каждый день я ждал оправдательный приговор. Этим я себя измотал. Почти четыре с половиной года это длилось. Это меня с ума сводило», – приводит Сокирянская слова одного из респондентов.
Попытки облегчить жизнь заключенных
Добиться защиты прав заключенных и привлечь к ответственности тех, кто нарушил их права, очень сложно. Поэтому нередко заключенные идут на крайние меры: устраивают голодовки и бунты, предпринимают попытки покончить с собой.
К примеру, в апреле трое уроженцев Дагестана, отбывающие наказание в одной из колоний Смоленской области, объявили сухую голодовку в знак протеста против систематических издевательств со стороны сотрудников. Однако после этого репрессии ужесточились, сообщал отец одного из осужденных.
По мнению Сокирянской, самое полезное, что респонденты получили в колониях, – это обучение рабочим специальностям. Многие из них воспользовались возможностью получить новые навыки. Это помогает им в реинтеграции.
О международном опыте возвращения бывших заключенных в общество поведала Кавказ.Реалиям другой автор доклада, исследователь Центра анализа и предотвращения конфликтов Виктория Гуревич.
Так, в Турции создаются советы, которые помогают бывшим заключенным заниматься сельскохозяйственной деятельностью. Им выделяются кредиты на покупку земли и оборудования для малого бизнеса. В Сингапуре обучают женщин-консультантов для оказания поддержки женам бывших заключенных.
В разных странах, например в Саудовской Аравии, бывшим заключенным на некоторое время предоставляют жилье, чтобы помочь им постепенно вернуться к обычной жизни. Бывшие заключенные должны 12 недель провести в таком промежуточном жилье. Они проходят различные программы, включая обучение истории, политике, личностному развитию, участвуют в спортивных мероприятиях.