что такое тело человека в христианской традиции
Культ тела
 |
Современный мир – это мир торговли, товарно-денежных отношений. А, как всем сегодня известно, двигателем торговли является реклама. Реклама занимает большой объем времени любой телевизионной передачи на любом канале телевидения и всем уже изрядно набила оскомину. Когда фильм прерывается рекламой, зритель обычно отправляется на кухню чем-нибудь перекусить или переключает телевизор на другой канал, чтобы избавиться от этой надоедливой мухи. Я же поступил совершенно иначе и постарался всмотреться в рекламу, хотя, признаюсь, это было непросто, потому что я тоже, как практически и подавляющая часть населения нашей страны, терпеть не могу это детище современного телевидения. В принципе ничего нового я для себя не открыл, только нашел подтверждение своим догадкам о нынешней жизни.
Реклама – это как симптомы при болезни, по которым можно определять, что и где болит у пациента. Только в данном случае по ней можно определять – с долей вероятности, конечно, – некоторые болезни душ современных людей. Делается это достаточно просто: смотрим, чему в основе посвящены рекламные ролики, и делаем вывод. Так чему же они посвящены? Ответ, возможно, многих удивит по той причине, что, как правило, человек не задумывается глубоко над этим. Это тело. Да, да, именно тело человека. Все рекламные ролики говорят исключительно об одном – о комфорте человеческой жизни, о том, как жизнь тела человека на этой земле сделать еще более беспроблемной и комфортабельной. Но, спросите вы меня, разве грех жить в более-менее комфортных условиях? Нет, отвечу я вам, если только человек в своем стремлении к комфорту не переступает грани разумного, если его тело для него не становится важнее души и, соответственно, забота об условиях существования тела не становится намного важнее – если не самым главным, – чем условия бытия его собственной души. Но когда я смотрел сверкающую и яркую ТВ-рекламу, у меня создавалось стабильное впечатление, что эта грань давно и безвозвратно перейдена. Можно задать вопрос: а почему собственно безвозвратно? Да потому, что уровень комфорта настолько вырос, что вряд ли большая часть людей окажется способной от него отказаться. Комфорт же вырастает из главного – из культа человеческого тела. И именно этот фактор является основным двигателем самого комфорта.
Мы можем заметить удивительные тенденции: чем более этот мир обезбоживается, чем менее он обращает внимания на христианские ценности, тем более растет забота о теле. Это исходит от потери связи человека с Богом. Отрываясь от Него как источника любви, человек начинает терять понимание истинной любви, заключающейся в служении ближнему. Его любовь начинает деформироваться, становится эгоистичной, замыкает его на себе самом. Отсюда начинает рожаться страх болезней и – как его завершение – страх смерти. Вот поэтому столько рекламы, говорящей о молодости и что «в свои пятьдесят я выгляжу на тридцать». (Кстати, всегда хотел спросить: а зачем тебе выглядеть на тридцать? Чтобы привлекать к себе внимание молодых мужчин?) Отсюда же такое сильное переживание по поводу перхоти, ломкости волос, кариеса, менструальных циклов, запаха пота, мужской силы, стройности фигуры. Самое интересное, что реклама в этой эмоциональной составляющей не лжет. Может быть, приукрашивает – и временами достаточно сильно, – но не лжет. Для людей все это стало действительно важным, очень значимым в жизни.
Бог дал все разумно человеку: своя забота – о теле, своя – о душе. В принципе заповедь о седьмом дне говорит о том же. Но, переступив через эту заповедь, человек перешел и ту черту, разделяющую разумное и убивающее. Именно, убивающее. Потому что излишняя, даже можно сказать – маниакальная, забота о теле начинает убивать душу. Она незаметно деформирует личность человека, и на нем начинают сбываться слова Писания: «И все они стали плотью». Напомню, что эти слова были сказаны незадолго до глобального потопа. Отсюда же такой сексуально-похотливый уклон в современной рекламе, когда, например, полуголая девушка рекламирует… питьевую воду. Мне думается, что все и продолжит течь в том же направлении, все более и более внося элемент агрессивной эротики в рекламные ролики.
Более всего, как мне кажется, от рекламы страдают именно женщины. Потому что реклама рассчитана на среднестатистического зрителя, которым, как известно, является женщина средних лет. Да и, как известно, женщина – существо более впечатлительное и эмоциональное, а потому более зависимое от сформированного, в том числе и рекламой, общественного фона. И если этот фон говорит, что женщина должна быть непременно стройной, накрашенной и, не дай Бог, с ломкими волосами, при этом обязательно выглядеть моложе своих лет, то начинают прилагаться неимоверные усилия, чтобы достичь этого. И прилагаются они часто даже вопреки любому здравому смыслу, причиняя немалый вред здоровью самой женщины. Также формируются и определенные стереотипы поведения, но это не тема наших небольших рассуждений сегодня.
Вывод же из всех этих рассуждений достаточно прост: друзья мои, не верьте рекламе! Тело – это только часть человека, это не сам человек. Обогащая свое тело, мы, даже незаметно для себя самих, можем обеднить свою душу, потерять ее для вечности. Как бы ни заботились о теле, оно в любом случае станет лишь пищей червей. Этим червям будет совершенно безразлична и наша комплекция, и наш внешний вид, и наша перхоть. Конечно, это совершенно не означает, что мы должны наплевательски относиться к телу. Просто очень важно не переступить черту.
Православная Жизнь
В эти дни, когда мы вспоминаем пришествие в мир Бога во плоти, самое время задуматься о том, как же христианство относится к телу и телесности. Мы посвятили этому вопросу одну из встреч. На этой встрече, в частности, прозвучало пожелание раскрыть проблему соотношения святоотеческой картины мира и современных психологических теорий.
Складывается впечатление, что основой духовного преображения в современном массовом сознании является аскеза: «борьба с плотью» (где плоть буквально понимается как тело и его потребности), дисциплина, различные ограничения. Конечно, делаются оговорки, что, мы – люди несовершенные, должны понимать пределы своих аскетических возможностей, но смысл остается тем же: для того, чтобы приблизиться к Богу, сначала необходимо учиться, насколько это возможно, укрощать свою грешную природу, свое тело, которое постоянно создает препятствия на пути духовного развития. Такое представление основано на убеждении, согласно которому человек грешит, потому что это приносит ему удовольствие; поэтому достаточно ограничить свое стремление к удовольствию (в широком смысле), и тогда над грехом можно обрести контроль. Грех воспринимается как простая распущенность, которая лечится строгостью к себе. В этой статье я предлагаю с другой стороны взглянуть на грех и распространенные представления о борьбе с ним.
Ровно 100 лет назад, в 1920 году, Зигмунд Фрейд написал одну из своих ключевых работ «По ту сторону принципа удовольствия». В ней он изложил переломное для своей творческой биографии наблюдение: поступки человека определяет не принцип удовольствия, как он считал раньше, а тяжелое внутреннее противостояние между влечением к жизни и влечением к смерти. Что конкретно означает этот тезис? Во-первых, то, удовольствие далеко не всегда является тем, что мотивирует человека на деятельность. На первый взгляд это утверждение противоречит не только здравому смыслу, но и обыденным представлениям о духовной жизни, о которых мы говорили выше. Поскольку в рамках этих представлений грех связан с удовольствием, с широкой дорогой, которая ведет прямо в ад, для человека вполне приятно катиться по наклонной прямо в преисподнюю. Путь в царство Божье, напротив, сложен и тернист, и, соответственно, предполагает различные ограничения, а в идеале – полное исключение удовольствия. Психоаналитические наблюдения Фрейда, однако, говорили о другом – о том, что получать удовольствие для человека не так уж легко и естественно.
Что же стоит выше принципа удовольствия и по-настоящему руководит человеческой деятельностью? Во второй части тезиса говорится о противостоянии между «влечением к жизни» и «влечением к смерти», Эросом и Танатосом (так и хочется патетически добавить – «между добром и злом», «добродетелью и грехом»). Поговорим о влечении к жизни. Фрейд понимал это, прежде всего, в биологическом смысле: как бессознательное стремление к самосохранениию. Это глубоко заложенное в человеке стремление может проявляться в жизни человека на разных уровнях: как на уровне стремления к простому биологическому выживанию, так и на более высоком, социальном, уровне в виде стремления к росту, развитию, совершенствованию. Фрейд был атеистом, но для верующих в то, что Христос есть Путь, Истина и Жизнь, понятие влечения к жизни логично распространить еще дальше, до предела, до самого источника Жизни. Чтобы проиллюстрировать эту мысль, предлагаю обратиться к опыту людей, которые многое знали о влечении к Жизни и весьма в этом преуспели – к опыту святых отцов. В частности, опыту представителей восточно-сирийской мистической традиции (Евагрий Понтийский, Исаак Сирин, Иосиф Хаззайя), которые подробно описали этапы и механизмы достижения предельной святости, высшей степенью которой является созерцание Святой Троицы. Казалось бы, причем здесь психоанализ и чему простой верующий может научиться от древних святых такого уровня? На мой взгляд, тому, что аскеза, отрицание тела, жесткая самодисциплина – не является движущей силой, которая приближает человека к Богу – она носит второстепенную, служебную роль по отношению к основной движущей силе. Что это за сила? Согласно святым отцам для каждого уровня созерцания (их всего три) она будет своей. Движущей силой для первого уровня – концентрации внимания, прекращения внутреннего диалога будет служить изумление – изумление красотой природы и смыслов Священного Писания. Интересно, что это изумление происходит за счет естественной способности человека к вожделению, или, выражаясь психологическим языком, либидо – жизненной энергии, которая в психоанализе является важнейшей составляющей влечения к жизни. Важно, что степень аскетических нагрузок будет играть намного меньшую роль, чем регулярность и суть молитвы – например, молящийся свободен размышлять неделю об одном и том же стихе из Писания. Нельзя не отметить, что у большинства современных верующих такой свободы нет – часто приходится слышать о чувстве вины, который испытывает человек, если не успел полностью прочитать установленное молитвенное правило. Похоже, эта практика основывается на той же самой мысли, согласно которой до свободы сначала нужно дорасти, стать достойным через аскетические практики.
На втором этапе ум достигает своего совершенного состояния, в котором его задумал Бог. Движущей силой здесь является естественная склонность человека к ярости. Эта сила, которая обладает серьезным разрушительным потенциалом, играет важнейшую роль в достижении человеком святости, если она направлена к Богу. Также как психоаналитическое влечение к смерти (о котором мы поговорим дальше), энергия саморазрушения может быть поставлена на службу либидо, направлена на достижение удовольствия, если влечение к жизни в человеке сильнее влечения к смерти. Все эти процессы происходят сами собой, естественным образом после достижения первого этапа созерцания. Снова подчеркнем, что здесь не идет речи об усилении аскетического подвига – можно сказать, что на этом этапе изменения происходят просто потому, что человек так устроен. На этом же этапе человек осознает совершенство собственной природы, и благодаря этому впервые проникается настоящей, искренней любовью ко всем людям. Интересно, что на более приземленном уровне эту логику повторяет и психоаналитическое лечение: разобравшись в себе, осознав природу собственных недостатков, приняв их, научившись ими управлять (победив стремление к саморазрушению, «влечению к смерти», выражаясь психоаналитическим языком), человек становится способным менее болезненно принимать недостатки в других людях.
Итак, предварительный вывод всего изложенного выше таков: используя понятийный аппарат психоанализа, можно попытаться описать духовный опыт святых отцов для того, чтобы понять, какие реальные возможности существуют для того, чтобы конструктивно применить этот опыт для духовной жизни современного человека. Эти возможности теоретически известны любому верующему: в духовной жизни ставить во главу угла Христа и Евангелие, а не аскезу. Однако часто выходит так, что на практике человеку проще подчинить свою жизнь суровой дисциплине, чем верить в безусловную любовь Христа и восхищение Евангелием. Здесь мы подходим к понятию «влечения к смерти», с помощью которого попытаемся описать логику этого формата духовной жизни.
Предварительно отметим интересный момент: в логике противостояния влечения к смерти и влечения к жизни нет места для достаточно распространенного убеждения: «что атеисту – удовольствие, то для христианина – грех» (и наоборот). Предполагается, что радость и удовольствие – универсальные величины для всех людей: и для наркомана, умирающего от передозировки в подвале, жизнь которого воплощает влечение к смерти, и для Исаака Сирина (одного из представителей мистической традиции, о которой говорилось выше), вся жизнь которого – это непрерывное влечение к жизни.
Поясним эту мысль. Влечение к смерти – это то, что может мешать человеку получать удовольствие в том случае, если оказывается сильнее влечения к жизни. Конечно, кроме влечения к смерти получению удовольствия может противостоять реальность: стресс, стесненные жизненные обстоятельства и так далее. Если влечение к жизни в человеке достаточно сильно, он не утрачивает способность радоваться. Но иногда человек не способен получать удовольствие не в силу реальных обстоятельств, а в силу внутренних влечений, которые развивались в нем на протяжении жизни. Внешне это выражается в так называемых «навязчивых повторениях», ситуациях, которые человек бессознательно воспроизводит в своей жизни. Фрейд считал, что психика бессознательно повторяет неприятные ситуации в надежде рано или поздно исправить их, получить над ними контроль. Среди более поздних исследователей (Фейрнберн) есть мнение, что психика просто воспроизводит вокруг себя знакомую, комфортную эмоциональную среду.
Очень хорошо это видно на примере дисфункциональных семей: женщина выбирает в мужья человека, похожего на своего отца – дистантного, холодного мужчину, неспособного к настоящей эмоциональной близости. Однако ее потребность в близости, неудовлетворенная с детства, никуда не исчезает, и теперь она пытается удовлетворить ее уже за счет мужа. Муж, в свою очередь, рос в похожей семье, где его мать, и он сам, пытались добиться расположения отца, но это так и не удалось, и с тех пор ему знаком единственный паттерн мужского (да и женского) поведения в семье. Теперь оба эти человека в новом браке могут страдать, испытывать недовольство друг другом («она все время ворчит», «он все время лежит»), и при этом воспринимать эту ситуацию как норму, как единственно возможный сценарий, зону своего комфорта или даже как сущностные характеристики своего пола («женщинам свойственно ворчать, мужчинам свойственно лежать»). На этом простом примере видно, что люди ведут себя в семье именно так (ворчат, лежат) не потому, что это доставляет им радость. Наоборот, их поведением руководит принцип, намного более сильный, чем влечение к удовольствию, который делает само это удовольствие невозможным. Добавим, что именно поэтому в долгосрочной перспективе в основном не работают разного рода тренинги и поведенческие методики, нацеленные на улучшения качества отношений в семье. По этой же причине бессильны здесь будут и «христианские» аскетические практики, предполагающие самодисциплину и различные ограничения – телесные или душевные.
Приведем другие примеры. Алкоголизм, наркоманию, различные отклонения в сексуальном или пищевом поведении можно рассматривать как крайние проявления грехов, связанных с телом. Казалось бы, именно в этой сфере аскеза, «умерщвление плоти» (в смысле – тела и его потребностей), будет как нельзя кстати. Но это верно только в том случае, если допустить, что грехом руководит стремление к удовольствию. Однако, если мы допускаем, что грех – это влечение к смерти, невозможность получать удовольствие, то аскетическая формула «молиться, поститься, каяться», укоренившаяся в массовом сознании может иметь ровно противоположный эффект, усугубить уже имеющиеся проблемы, например, депрессией. Дело в том, что алкоголь (если мы говорим именно об алкогольной зависимости), защищает человека от непереносимых чувств тревоги, вины, стыда, которые разрушают человека изнутри. Такой человек остро нуждается в живых эмоциональных отношениях, которых в его жизни всегда было недостаточно, в полноценной жизни, лишенной стыда и тревоги, однако его душевных сил достаточно лишь для того, чтобы найти лишь иллюзию подобной жизни и в алкоголе. Если говорить о наркомании, то, поскольку наркотики в большинстве случаев нелегальны, то к мотивам наркозависимого добавляется еще антисоциальный элемент – противостояние обществу. Наркозависимый человек не способен удовлетворять потребности в общении, отдыхе, эмоциональной близости с помощью других людей, как это обычно происходит у здорового человека, поэтому использует в этих целях наркотики. Похожие мотивы – поиск любви, близких отношений, защита от тревоги, вины и стыда – движут людьми, которых можно было бы обвинить в грехе чревоугодия, блуда и, пожалуй, во всех остальных грехах. Такие люди часто травмированы настолько, что неспособны получать радость от жизни, общения с близкими, с Богом. Даже идея суровой аскезы может быть для них ближе и понятнее, чем удовольствие, поскольку аскеза, которая не стоит на службе удовольствия – это то же самое саморазрушение, только в другой форме (так же как анорексия – обратная сторона булимии).
«Я говорю: поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти, ибо плоть желает противного духу, а дух – противного плоти», говорит Апостол. Несправедливо думать, что под плотью Апостол подразумевает тело, поясняет Иоанн Златоуст. Потому что тело – это инструмент, нечто пассивное, оно не может желать. Телесная природа прекрасна, как и всё, сотворенное Богом. Под плотью, говорит Златоуст, Апостол подразумевает злую волю человека, противостоять которой можно лишь поступая по духу (а не ограничивая ее). Похоже, что ограничивать злую волю в надежде победить грех бессмысленно – об этом говорит не только Священное Писание, но и данные глубинной психологии, психоанализа, как мы пытались показать выше через понятие влечения к смерти. Грех, злая воля, влечение к смерти – это не распущенность, а нечто более серьезное, масштабы чего невозможно осознать, а значит – контролировать, ограничивать. Кроме этого, в основании греха часто лежит патологическое чувство стыда и тревоги, стремление к саморазрушению, поэтому он может быть побежден только в атмосфере любви, свободы, принятия. Пожалуй, аскеза могла бы быть плодотворной, если она органично и свободно вписывалась бы в эту атмосферу – в такую атмосфере, где человек мог бы принять собственную природу, а также, возвращаясь к опыту сирийских мистиков, «изумляться» красотой смыслов Священного Писания. Пожалуй, именно это, а не страх, свод правил, запретов и традиций для многих делает Церковь благоприятным местом для духовного преображения.
Тело: гробница души или человек?
«Толковый словарь» с Юрием Пущаевым
Приблизительное время чтения: 5 мин.
Поэт Осип Мандельштам писал:
Дано мне тело – что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?
За радость тихую дышать и жить
Кого, скажите, мне благодарить?
Но то же тело, «такое единое и такое мое», как сказал поэт, вдруг может выступить жестоким неприятелем, порой хуже самого неумолимого разбойника с большой дороги – например, в случае тяжелой болезни. Самое близкое, интимное вдруг оказывается врагом, предателем. И неслучайно загадка тела, его отношения с душой всегда были одной из постоянных проблем для философии и религии.
Довольно расхожим представлением о христианстве является идея, будто в нем всё исполнено сурового аскетизма, отрицает радость жизни, и, в частности, что христианство вообще считает тело источником греха и зла. Как у любого штампа, здесь есть реальная основа, на которой выросло это во многом спекулятивное и приблизительное идеологическое представление.
Да, конечно, христианство требует от человека самоограничений, поста и воздержания. Одна из главных целей аскезы, писал Феофан Затворник – борьба с самоугодием (а также с миром и дьяволом). А ведь один из вернейших оплотов самоугодия, эгоизма – телесные наслаждения, которые становятся самоцелью, когда стараются угодить плоти. Но, как говорил Марк Подвижник, «согрешивши, вини не тело, а мысль; ибо если бы не текла впереди мысль, не последовало бы за нею тело».
Поэтому отношение христианства к телу, как и многое другое в нем, является, как сказали бы философы, диалектичным. Оно сложно, объемно и в чем-то парадоксально. Главное в нем – не отрицание тела как такового, а стремление к его преображению и просветлению.
Отношение к телесному началу как чему-то сугубо отрицательному характерно скорее для античных философов. По-древнегречески тело τό σῶμα (sōma). Платон в своем диалоге «Федон» назвал тело гробницей души: τό σῶμα σῆμα. Он играл при этом на разных значениях древнегреческого слова τό σῆμα. Оно значило еще «знак», «признак», «отметка». То есть, тело по Платону, это и знак души, признак ее наличия, и в то же время ее гробница, могила. «Кто виновник войн, мятежей и битв, как не тело и его страсти?», – говорит Платон в своем диалоге «Федон». Человеческое тело само по себе для великого древнегреческого философа – оковы души, которые мешают ей приобщиться к небесному миру вечных идей.
Между тем в древнегреческом языке слово τό σῶμα значило не только «тело», но порой еще и просто человека как такового. Например, выражение τά σώματα ἐλεύθερα – «свободные тела» – обозначало просто свободных людей. Также порой это слово употреблялось в значении «целого», «полного состава», а также «сущности» или «основы», и противопоставлялось в этом значении слову ἡ σκιά – «тень».
И тут очень интересно также и то, что, своего рода цельное отношение к человеку, ни в коем случае не исключающее тело, характерно и для христианства (но уже на иной, неязыческой основе). Так Иустин Мученик сказал: «Душа не есть человек, но часть человека. Тело не есть человек, но часть человека». Сам апостол Павел называет тело ничем иным, а храмом Святого Духа: «Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои? Ибо вы куплены дорогою ценою. Посему прославляйте Бога и в телах ваших и в душах ваших, которые суть Божии» (1 Кор. 6:19-20). Для него и тело – Божие, не только душа, как у Платона. Он высоко ставит слово «тело» – τό σῶμα, в отличие от плоти – ἡ σάρξ, которая и есть носитель страстей и пороков. Поэтому Павел просит братьев предоставить свои тела «в жертву живую, святую, благоугодную Богу» (Рим. 12:1).
Так что можно смело утверждать, что в христианстве иное отношение к телу, чем у Платона, хотя порой они и настолько сближались, что недаром, например, в истории культуры говорят и о христианском платонизме. Но, тем не менее, в Священном Писании Бог создает сначала человека «из праха земного» (т.е. – тело), и лишь потом вдыхает в него «дыхание жизни» (Быт. 2:7). Получается, изначально материя не противостоит духу. Высокое призвание человеческого тела подтверждается самым главным – вочеловечиванием Сына Божиего.
Так что когда в христианской аскетической литературе и говорится о войне между духом и плотью, то плоть здесь скорее – это страсти и пороки, пусть и связанные с телом, но все же не само тело вообще. Человеческое тело, сообразно изначальному замыслу, также предназначено к бессмертию, как и его душа. Поэтому и воскресение будет телесным воскресением. Какое тело восстанет (молодое? старое?), в каком виде мы будем – никто не знает, и знать не может. Но это будет весь человек, состоящий из тела и души.
В грядущем телесном воскресении выражена та же идея, что и в самом начале творения мира: все творение «хорошо весьма», ничего не было создано плохо Богом – ни Земля, ни звери, ни птицы, ни душа, ни тело человека. Да, все это находится сейчас в состоянии падения, порчи, как тела, так и души, в результате грехопадения человека. Но когда этой порче наступит конец, все, что будет спасено, снова обретет свой цельный изначальный облик.